Настя как ненастье (СИ) - Горышина Ольга - Страница 20

— Не поможете. Он руками работал. Головой у него не получается. Не пошел учиться вовремя, а сейчас уже никак. Женился. Да еще ребенок чужой… В общем, пусть сам разбирается.

— Настя, ты из-за этого плакала или из-за чего-то другого?

— Я не плакала! — почти выкрикнула она и нервно закусила губу.

— Я не слепой. Скажи, чем он занимается. Может, я смогу его куда-то пристроить. У меня есть друзья в разных областях. Ну что ты уперлась? Не начинай снова про собаку только…

— А что, я должна была про брата сказать? — голос у нее все еще дрожал. — Сказать о том, что он дурак, незнакомому человеку? — закончила она уже с вызовом.

— Камень пойман, — усмехнулся Иннокентий. Даже горько. — Мы же не просто так их дураками называем. А потому что любим. Потому что нам не все равно, что с ними будет. Настя…

Она не повернула головы.

— Ну, ладно, не буду настаивать, — он сильнее сжал руль. — Захочешь, сама скажешь. Если смогу, помогу.

— Вы уже помогли. Хватит.

— Ну что опять это «вы»? Мы же договорились.

— Мне так спокойнее. А вам должно быть без разницы, как я вас называю. Можно, буду звать полным именем?

— У меня Николаевич отчество, — почти выплюнул Иннокентий в лобовое стекло.

— Не обижайтесь на меня. Я не хочу, чтобы вы помогали мне просто так. Мне действительно хочется думать, что я могу сделать работу, за которую можно столько заплатить…

— Сколько столько! — Иннокентий с трудом удерживал на руле руку. Жутко хотелось обтереть взмокшую шею.

— Для вас это не деньги, для меня деньги, — сказала Настя тихо и даже зло.

— Хорошо. Забудем. С этой минуты я для тебя Иннокентий Николаевич, а ты Анастасия. Я тоже не хочу звать тебя Настей, поняла?

— Вы обиделись?

Он поймал её взгляд, но не стал рассматривать лицо.

— Правильно поняла. Но я это переживу. У меня без тебя проблем предостаточно. Можно тебя высадить на Сенной?

Она кивнула, и он почти сразу подрулил к тротуару. Настя вышла, но не успела захлопнуть дверь: он поймал ее рукой.

— Жду звонка. Можешь спокойно звонить до двенадцати. Ксюше привет. И извинись, если ей показалось, что я был груб. А я действительно был груб. Из-за тебя!

— Извините, — в очередной раз тихо произнесла Настя.

— Извиняю. Пока, — и Иннокентий подтянул дверь до щелчка.

Потом крутанул руль, наплевав на правила дорожного движения. Ему сигналить никто не станет. Газанул там, где газовать было нельзя. Но скоро уже успокоился. Хватит — нашел из-за кого нервничать, идиот! Своих проблем выше крыши, ещё в её лезть. Отработает свои двадцать штук для спокойной совести — и пусть валит на все четыре стороны. Оставит на столе ключи и чао-какао, не больно-то и хотелось…

К цирку Иннокентий подъехал даже раньше положенного. И выдохнул, что обошлось без ментов и приключений. Господи, неужели все бабы такие нервные или ему просто везет, как утопленнику: что в семье, что… Да какой тут секс?! С этой Настей дальше рукопожатия все равно не уйдешь. И не надо, а то потом не рад будешь, что связался с малолетней. Что у них там в башке, и с полбанки не разберешься!

Иннокентий откинул сиденье и прикрыл глаза. Рассматривать в сером небе было нечего. Лето не лето, осень не осень. Хмарь, как и жизнь. Так и не съездят в этом году с Моникой в Выборг… Хотя, если Настя будет рисовать, можно рвануть прямо завтра с ночевкой, а в воскресенье вечером вернуться. Надо только не забыть захватить из квартиры костюм для понедельника. И все, Настю он больше не увидит.

Тут в стекло постучали. Он вскочил с мыслью, что машина стоит в этот раз нормально. Опять попрошайки? Нет, свои… И он резко открыл дверь, получив под голову вернувшейся в вертикальное положение спинкой.

— Где мама?

Тимофей полез к нему на колени прямо к рулю, и Иннокентий усадил мальчика поудобнее. Руль все равно не повернет, так что пусть играет.

— У мамы дела. Она сама на дачу к тебе приедет.

Ребенку хватило такого ответа, а вот бабушке — нет. Иннокентий смотрел на мать, впервые за долгое время внимательно. Сдала, сильно, а до шестидесяти еще три года. Худая, как баба Яга. Зато стрижка хорошая, даже макияж сделан и одета красиво, с шелковым шарфиком поверх шерстяной кофты. Мёрзнет, что ли?

— Я хочу, чтобы Лида решила кое-какие щекотливые вопросы.

— Какие именно?

— Мам, — Иннокентий коснулся подбородком макушки племянника. — Не сейчас, ладно?

— Хорошо, вечером поговорим.

— Вечером тоже не смогу. Я вас отвезу и сразу уеду.

— Почему?

— Потому что у меня завтра свидание.

— С кем?

— С кем, с кем? С девушкой! Что за идиотские вопросы.

— Так на другие ты отвечать не хочешь, — насупилась мать.

— Я уже на все вопросы ответил, так что не надо начинать по новой. Садись в машину. Нам толкаться два часа.

Он спустил на землю Тимофея и вылез следом, чтобы пристегнуть мальчика в кресло, а мать села вперед.

Они ехали какое-то время молча. Иннокентий то и дело поворачивал к ней голову, но не для того, чтобы вывести на разговор, а точно хотел в сотый раз убедиться, что рядом нет Насти. Увы, выкинуть эту девку из головы будет не так уж и просто. Может, конечно, два дня с Моникой его излечат. Хотелось бы в это верить.

— Лида написала мне про все, — вдруг заговорила мать, пряча телефон в сумку.

Иннокентий не повернул головы.

— Ничего нового она написать тебе не могла, — он машинально взглянул в зеркало заднего вида: мальчик спал. — Я не буду содержать чужих детей.

Мать тоже обернулась назад, но ничего не ответила. Лишь больше надулась.

— Ты вообще не подумала, что когда-нибудь я женюсь? — продолжил Иннокентий тихо. — У меня, надеюсь, тоже будет два ребенка. Предлагаешь, поднимать на ноги четверых? Увольте… А если я заведу любовницу и не одну, у меня никаких денег не хватит…

— Кеша, прекрати!

— Не называй меня Кешей! — Иннокентий даже машину дёрнул. — Я этого не люблю, и ты это знаешь.

— А я не люблю, когда ты говоришь такие глупости.

— Я давно не был настолько серьезен, мам. И вообще у тебя двойные стандарты. Никите иметь жену, детей и кучу любовниц можно, а мне нельзя. Где справедливость?

— Иннокентий…

— Вот и молчи. Считай, что этим ребенком, — он мотнул головой в сторону спящего Тимофея, — твоя дочка просто залетела. К счастью, он пошел в нашу породу, и я могу забыть, кто его отец. Сейчас пусть делает аборт, разводится и начинает новую жизнь…

— Какую новую? Ей тридцать один… Ты что, не понимаешь этого?

— Нет, надо похоронить себя за плинтусом с этим мудаком! — Иннокентий откашлялся, чтобы вернуться к шепоту. — Знаешь, что… Вот хочет она содержать мужика, пусть выходит на работу. Не зря училась, мозги у нее есть… Во всяком случае были еще пять лет назад. И я, может быть, ей и слова тогда не скажу, но когда я плачу из собственного кармана, то имею полное право спрашивать, куда идут деньги.

— Ты стал похож на своего дядю.

— Это комплимент?

— Ты знаешь, что нет. И мне очень жаль девушку, которая с тобой встречается. Очень жаль.

— А мне кажется, это очень счастливая девушка, — бросил Иннокентий уже в лобовое стекло, опалив мать до этого гневным взглядом. — Ты только не лезь сейчас к Лидке со своими советами. Она стоит на пороге новой жизни. Я уверен. И во всем поддержу ее. Найду ей работу. Так что готовься сидеть с внуком. У Лидки не будет особо времени им заниматься. И думать о бывшем. И мужика найдет себе. И родит ему, если захочет. Так что все хорошо. Не надо тут из мух слонов делать.

— Как у тебя все просто, Иннокентий Николаевич. Будто в жизни можно что-то предсказать…

— Можно, если розовые очки не надевать. Я говорил, что Никита козел? Говорил. И дядя Серёжа говорил. И вообще, мать, это вы с отцом, царство ему небесное, во всем виноваты. Нефиг было девку до двадцати пяти опекать. Были нормальные парни, вы же их отфутболили — с этим не ходи, с тем не целуйся. Двадцать пять, а ты не замужем? Ах, ты замужем, так рожай быстрее! Может, она до беременности бы поняла, что он за тварь. Нет, куда там… Давай, давай, а то не успеешь… А теперь — ну так поезд ушел, красотка…