Психология проклятий (СИ) - Либрем Альма - Страница 42

На этой фразе Жодор взвыл повторно и вылетел из кабинета, едва не прищемив себе же хвост дверью. Сагрон только равнодушно пожал плечами, всем своим видом показывая, что ему абсолютно наплевать на судьбу этого самого хвоста, и повернулся к Куоки.

— Господин профессор, — промолвил он, — я к вам по очень важному делу. Разумеется, господин Жодор тоже был по важному, — мужчина ухмыльнулся, — но у меня оно не касается хвостов.

— Да? — Куоки указал своей сухой рукой на кресло. — Прошу. Присаживайтесь. Рад, рад видеть одного из своих преподавателей, а не этого шарлатана из соседней кафедры. Уверен, он просто пытался выведать у меня, как именно сотворены мои невероятные часы!

Сагрон вздохнул. Невероятные часы были сотворены точно так же, как и все остальные, самые обыкновенные, но, увы, профессор этого принимать не желал, навязывая своё мнение каждому, кто только переступал черту его кабинета.

А ещё, увы, он пришёл как раз же по подобному хвостатому делу, только, может быть, симптомы у него находились не на столь запущенном этапе. Но — всё может быть. Проклятье Элеанор проявляло себя совершенно по-разному.

Сагрону получить хвост не хотелось. Ему куда больше нравилась мысль о Котэссе — по крайней мере, проклятье не привязало его к какой-нибудь отвратительной девице, страшненькой, толстенькой, всей с ног до головы покрытой прыщами…

А могло ведь. Если это проклятье так просто срабатывает, а требует небольшого энергетического разлёта, то так можно проклясть кому угодно кого угодно. И если на проклятуемого накладываются такие страшные ограничения, то почему проклинающий не несёт никакой ответственности? Что должно останавливать людей от использования этого проклятия в качестве обыкновенной глупой мести? О какой верности могла идти речь, если они с Котэссой первый день знакомы?

Сагрону это всё совершенно не нравилось. Ему казалось, что кто-нибудь не особо глубокомысленный мог сотворить подобное проклятье, но не Элеанор. Идеальная девушка у идеальных родителей — хорошо, идеальной матери, — не могла бы сделать ничего, чем можно было так легко воспользоваться во вред.

Идеи упорно цеплялись одна за другую, но мужчина только мотнул головой, отгоняя от себя подальше все дурные мысли.

Нет, определённо, это было просто смешно — такое простое проклятие, так легко выполняется, что Котэсса без понимания особенностей, не будучи магом высочайшей категории, так просто влила в него свою силу…

— Господин Сагрон, — кашлянул профессор Куоки, — дорогуша, вы так и будете молчать? Простите, но мне показалось, что вы пришли с каким-то делом, а сейчас просто сели и смотрите в одну точку. Милый, я понимаю, все мы очень устаём, но это со стороны показалось мне довольно подозрительным. Вы заболели? Вы пришли просить внеплановый отпуск?

— Нет, — покачал головой Дэрри. — Я пришёл попросить вас отдать мне одну девушку в бакалавры. Вы выбрали её для себя, но…

— Ну, вы ведь знаете, что я провожу тщательный отбор студентов.

Да ничего он не проводит! Сагрону до жути хотелось выкрикнуть это прямо в лицо заведующему, но он прикусил язык, понимая умом, чем это ему грозило. Ему ведь сейчас нужен не враг, а положительно настроенный профессор, который легко и просто отдаст Котэссу.

— Позвольте, — вздохнул он, — всё-таки поменяться с вами. Один раз. Я понимаю, что буду перед вами в величайшем долгу, поэтому обещаю отдать своего лучшего студента — из тех, что сам подобрал. Но эта студентка…

— Сагрон, милый, зачем она вам настолько, чтобы вы отдавали за неё своего лучшего студента?

— Понимаете…

— Вы влюбились? — полюбопытствовал Куоки.

Сагрон вздохнул. И как на это реагировать? Что говорить? Как бы он ни ответил, это всё равно не порадует профессора Куоки, в этом мужчина был совершенно уверен. Он точно знал, что не имел никакого права сказать чистую правду. Это бы подставило Котэссу в первую очередь, потому как оскорблять преподавателей, а уж тем более проклинать их категорически запрещено. Разумеется, она бы пострадала, а от этого ни ему, ни самой девушке не стало бы лучше.

Нет — но работать вместе над бакалаврской означало проводить много времени вместе. А вот на это Сагрон, вопреки всему, надеялся. Ему казалось, что это может оказаться однозначно полезным, с любого ракурса, с любой точки зрения. Котэсса была нужна ему, хотя мужчина конкретно и не мог обосновать, что же вызывало такое удивительное притяжение. Неужели всё дело было только в проклятии? Но ведь это совершенно банально.

Нет, он был уверен, что Тэсса — это больше, чем сочетание каких-то слов и волшебной энергии. Жаль только, она сама вряд ли в это поверит. Поэтому фактический повод для пребывания вместе был ему необходим. Необходим просто-таки до безумия.

— Я прошу вас, — выдохнул он, глядя на мужчину, — прошу вас мне помочь. Вы не понимаете, профессор Куоки?

— Послушайте, для того, чтобы я отдал вам студентку, я должен иметь веские причины…

Да что за надоедливый дедок!

Сагрон посмотрел ему в глаза. Сделать это было довольно трудно — на лбу красовался всё тот же присохший осенний листок, и теперь Дэрри отлично понимал, что жена от студентов профессора Куоки не спасла.

— Однажды, — мечтательно прищурившись, вдруг протянул Толин, — я встретил свою супругу среди студентов. Вот то были прекрасные времена и достойные нравы, то была причина, что могла бы заставить кого угодно…

— Профессор Куоки! — моментально сориентировался Сагрон. — Профессор Куоки! — он попытался состроить самое страдающее выражение лица, на которое только был способен. — Значит, вы обязательно должны меня понять. Я… Я не могу без неё дышать. Мне кажется, что когда её нет рядом, останавливается солнце, оно больше не светит, оно перестало своими благодатными лучами касаться нашего мира. Когда она не рядом, я чувствую, как перехватывает моё дыхание, как мне с каждым мгновением становится всё хуже и хуже…

— Полно вам, дорогуша…

— Нет же! — прервал его воистину театральным жестом Сагрон, поймав себя на мысли, что надо было идти в университет каких-нибудь художеств или даже на актёра. По крайней мере, проклятье бы он точно там не схлопотал — публика ещё та, но зато она совершенно не умеет волшебствовать. — Без неё мой мир становится блеклым и серым, без неё мне не хочется дышать, не хочется ходить. Я готов умереть. И тут я узнаю, что девушка, девушка, которой я могу помочь совершенно бескорыстно, девушка, о которой я мечтаю каждую ночь и каждый день, девушка, что совершенно меня не замечает… ах! Вы не представляете, какая это беда — когда вокруг вашей возлюбленной постоянно крутятся какие-то посторонние мужчины, — он позволил в голосе мелькнуть совсем уж надрывной нотке. — Когда всё это превращается в вечный круговорот ревности, которую я даже не могу ей высказать. Потому что боюсь. И тут — и тут её, мою прелесть, бриллиант души моей, свет очей моих, выбираете вы!

Профессор Куоки опешил. Он закашлялся — хотя до этого не проронил ни слова, а болтал без конца именно Сагрон. Потом моргнул — так, словно в последний раз в своей жизни, — и только тогда наконец-то посмотрел на Дэрри.

— Позвольте, — начал он, — вы хотите сказать, что для вашей возлюбленной я буду плохим научным руководителем? Что мои инновационные часы…

— Да что вы! — замахал руками Сагрон, едва ли не попав Куоки в глаз. — Что вы! Вы не понимаете, вы не слышите меня, вы не желаете понять. Вы не желаете почувствовать весь бесконечный масштаб моей невероятной беды. Она прекрасна, моя милая возлюбленная, и она не может не оценить вашу инновационную разработку, — да, конечно, только идиот не оценит то, что никому не нужно и что инновационным на кафедре именуется ещё с той поры, когда самого Дэрри не было и в планах на рождение, — она, несомненно, загорится избранной вами темой, она бросится в неё с головой, она с ума сойдёт от того, сколько необъятной информации её окружит… и совершенно обо мне забудет. Забудет навеки. Забудет — или даже не пожелает узнать. Я думал, что буду помогать ей, что возьму тему, над которой мы будем трудиться вместе, что совсем-совсем скоро она посмеет меня заметит — и тогда всё будет хорошо. Но теперь… Теперь у меня, увы, нет ни единого шанса.