Даша и Медведь (СИ) - Владимирова Анна - Страница 40

— Давай, открывай глаза, — легонько шлепали меня по щекам. — Молодец.

В лицо заглядывал незнакомый смуглый мужчина. Видимо, недолго я провалялась в обмороке — от яркого света хотелось жмуриться.

— Ну что? — тут же нарисовался Азиз.

— Ничего необычного, — в голосе незнакомца послышалось неодобрение, — нельзя было устраивать девушке такой стресс. Если она сама себя не может вылечить, мы вообще бессильны, а Повелителю вы подарите увядающий цветок.

— Не говори по-русски, — прошипел на него Азиз.

— Я на стороне заказчиков, Азиз, и девушка должна понимать, что происходит. Шанс, что ты ее восстановишь, мал. Снова. А бесчувственные куклы, может, сгодятся для кого-то другого, но не для Повелителя. У вас впервые был едва раскрывшийся бутон, но вы все испортили, — продолжал давить незнакомец.

— Она ни на что не годилась! — вскричал Азиз. — Даже кошку вылечить не смогла бы от нервного расстройства!

— Ты недооцениваешь душевные травмы, тебе кажется, что все можно вылечить деньгами и золотом, но это не так. Эта, — указали на меня, — не первая, сломанная тобой. Нужно менять тактику, что-то придумать, нанимать зверей, которые не будут привязываться…

— Придурок, — кровать спружинила от того, как резко поднялся Азиз, — думаешь, это так просто — найти разбросанные по миру осколки и соединить в картинку?! Знаешь, сколько времени я трачу на подбор деталей?! Их — миллионы! Думаешь, это так просто?! Но только две подходят друг к другу! Я собираю эти детали десятилетиями! С самого их рождения!

— Эти твои детали слишком притягиваются друг к другу, так, что портят края, — поднялся незнакомец следом. — Если ей не станет лучше, она не подойдет! У тебя — месяц.

Они вышли вместе, а я так и осталась лежать и пялиться в потолок. Если я не подойду, меня отпустят? Вряд ли. Скорее всего, продаст по уценке. И упоминание про «бесчувственных кукол» испугало. Что такого делали с такими, как я, что те становились бесчувственными?

Когда двери хлопнули, я вздрогнула и повернула голову. Азиз прошел мимо кровати и замер у окна темным силуэтом:

— Твой оборотень мертв. Только что позвонили.

Странно, но ничего не откликнулось в душе на его слова. То ли просто время замерло в этих последних секундах моей жизни, милосердно лишив чувств, то ли… он врал, чтобы я перестала таить надежды.

Мы встретились взглядами, и я уверенно отыграла полное бесчувствие, которым он остался удовлетворен.

— Не будешь есть — буду кормить внутривенно, — медленно подошел к кровати и склонился надо мной. — У тебя месяц, чтобы постараться забыть. Иначе забудешь по моей воле. Тебе ясно?

Я только моргнула. Когда он ушел, перевернулась на бок и закрыла глаза — я слишком вымоталась…

Казалось, я бродила по лесам вечность, но на самом деле лишь наворачивала круги вокруг брошенного дома. И теперь неизменно просыпалась на крыльце. Мне было спокойнее чувствовать пусть и остывшие, но знакомые запахи — дыма, дерева, множество запахов, выдуваемых ветром изнутри дома, среди которых легко угадывался нужный… а потом снова и снова бродила в округе в поисках медведя.

Не было ни голода, ни жажды, ни надежды… только усталость и тоска… Но я не могла по-другому, потому что не стало другого смысла, кроме как найти моего медведя. С ним будет спокойно — я точно знала. В нем был заключен какой-то смысл всего моего существования. Без него и жить с каждым днем становилось все тяжелее.

Однажды я решила не вставать. Просто открыла глаза… и закрыла снова…

— Ну, наконец… — тихо прошептали рядом. — Глеб…

Стас. Я сначала по запаху его узнал. Потом тяжело сглотнул и открыл глаза.

— Глеб, — улыбнулся Стас плохо знакомой изможденной физиономией.

Я пошевелил пальцами с датчиком и заморгал на яркий свет:

— Сколько прошло? — прохрипел.

— Две недели почти.

Стиснуть зубы не вышло — стало больно.

— Ты потише, брат, — подскочил Стас, — пять пулевых — не шутки. Сейчас врача позову.

Пять пулевых… Что такое эти ранения по сравнению с тем, что я чувствовал: у меня изнутри будто все на живую выдрали. Я осмотрелся вокруг — палата-одиночка.

— Где веды? — попытался осознать все тело, напрячь каждую мышцу: плечо, ребра, бедро, нога… поморщился… висок.

— Каждый день приходят, — напыжился Стас. — Почему ты не сказал, что у тебя с ними проблема?

— Где мой мобильный? — Не знал, хмуро я при этом посмотрел на друга или жалко.

— Они оставили номер, — полез Стас в карман, но тут же распахнул в ужасе глаза, глядя на то, как я сажусь: — Не смей, Глеб! Ты метался тут между жизнью и смертью семь дней!

— Уже определился, как видишь, — я выдернул из его руки карточку и мобильный и принялся набирать номер. Послышался гудок, и тут же ответили:

— С возвращением, Глеб, — поприветствовал меня кто-то смутно знакомый.

— Горыныч? — нахмурился я, вознагражденный болью в виске за сообразительность.

— Он самый. Долго ты там еще валяться будешь?

— Вы в институте?

— Да.

— Скоро буду.

— Глеб! — взвыл Стас. — Только через мой труп!

— Стас, у меня отобрали женщину, — глухо процедил я. — Если ее здесь нет, значит ее никто не нашел, даже эти, — я хмуро хлопнул мобильником о тумбочку.

— Какой ей смысл в тебе мертвом?.. — потер он устало виски.

— Брось, я в себе, а дальше будет заживать быстро. Не первый раз.

Он скептически закатил глаза, но когда пришел врач, выяснилось, что меня держали в искусственной коме специально — с подачи друга, и я его чуть не убил.

— Я знал, что ты поползешь к выходу на четвереньках! — обижено рычал Стас, прячась за бледным доктором.

— Для нее может быть поздно благодаря тебе! — орал я.

— Тебе надо было сказать мне! Мы бы сделали все, чтобы тебя защитить!

— Мы бы вместе там лежали! Потому что они все — не просто ребята с пушками, как мы с тобой привыкли!

— Господа, прошу — не кричите, — терпеливо разводил нас врач. — Вам вредно, могут разойтись швы… А вам, — он указал на Стаса, — опасно, могу вызвать охрану.

Гордо вылететь из палаты не вышло, даже одеться стало проблемой. Я кое-как натянул джинсы под напряженные вздохи Стаса — он не собирался сдаваться.

— Как в компании? — решил нивелировать особенно позорный стон.

— Нормально все. Мы же нарабатывали планы отступления в сторону Швейцарии — подняли старые расчеты, откорректировали бизнес-предложения…

Это все сейчас совсем не интересовало. Только ответственность за людей немного грызла совесть — я всех подвел.

— Кто — мы? — сурово глянул на него.

— Не я, — твердо встретил он мой взгляд.

— Жил здесь, что ли?

— Жил. Проверял ход работ и жил тут с тобой. Отгонял ведов… Пытался, — он протянул мне костыль, приготовленный у стены. Я скрипя зубами его принял. — Но они сказали, что без них ты не встанешь. И я согласился.

— Ну и молодец, — заковылял я к выходу. Чувствовал себя так, будто и не встал. Будто умер. — Стас…

Он поравнялся со мной в коридоре, преданно заглядывая в глаза.

— …Я буду невыносимым. Возможно, теперь всегда. Предпочел бы, чтобы ты отвез меня к ведам и свинтил подальше — не хочу тебя обижать…

— Забудь, Глеб, — ударил он по кнопке лифта. — Это даже не обсуждается. И ты пока не сможешь ничего сам. С этим тоже придется смириться.

Не оставалось ничего, только стиснуть зубы. Разберусь с этой опекой позже, потому что все, что нужно сейчас — узнать, что с Дашей, кто ее забрал и как до них добраться.

Никогда еще город не казался мне таким мертвым. Несмотря на август, на свежесть после дождя, все потеряло смысл и казалось устаревшими декорациями. Не терпелось найти Константина и потребовать ответы.