Отблеск безумной звезды - Тронина Татьяна Михайловна - Страница 45

Оля зашла внутрь и разделась.

Здесь пахло мылом, размокшим деревом — словом, тем особенным запахом, который бывает в старых деревенских банях и таких вот душевых…

Открутила кран и подставила лицо воде, — теплой, лившейся неспешной струей. Сквозь щели в стенах было видно, как ветер шевелит траву, и золотые блики бежали по мокрому полу.

«…зачем она так сказала? Нет, она сама не знает, что такое любовь, и вообще как посмотрю, никто ничего не знает, и все живут одним днем… и еще — все играют чужие роли, и играют плохо…» Оля закрыла глаза, вода текла у нее между лопаток, и щекотала спину.

Где-то неподалеку хрустнула ветка.

— Кеша, ты? — крикнула Оля, уменьшив напор воды.

— Нет, это я… — тень мелькнула между досок, заслоняя солнце. Это был Павел.

— Подглядываешь? — усмехнулась она. — Как там таких людей называют?.. а, вуайеристы!

— Пусти меня, — вдруг сказал он.

В первый момент Оля решила, что ослышалась, а потом она засмеялась рассерженно:

— Одна-ако… Что за наглость, а?! Я, пожалуй, расскажу Кеше, что ты ко мне пристаешь.

Она прижалась к деревянной, влажной и шершавой двери, пытаясь разглядеть Павла между неплотно пригнанных досок. «Ну вот, я тоже сейчас играю. Верную невесту, которая любит только своего жениха…»

— Брось его, — нахально предложил Павел. — Он слишком правильный, он всего боится… а больше всего — своей матери. И он не знает, какая ты на самом деле.

— И какая же я? — задыхаясь, надменно спросила Оля. — О чем ты?..

— Ты сильная. И ты очень красивая, как… я даже не знаю, с чем тебя можно сравнить… ты — как солнце!

Оля снова расхохоталась.

— Почему ты смеешься? — сурово спросил Павел. — Еще ты добрая, великодушная, справедливая, нежная… Ты помнишь, как нам хорошо было вместе?..

Оля снова встала под душ.

— Уходи, — недобро произнесла она. Вода показалась ей почти ледяной. Она скрестила руки на груди, положив их ладонями на плечи — словно замок на себя повесила.

— Ну вспомни… Пожалуйста, вспомни! — с отчаянием произнес Павел.

Оля не выдержала и закричала:

— Да помню я! Вспомнила все — буквально несколько дней назад!

Павел замолчал удивленно. А потом спросил, прижимаясь с той стороны вплотную к двери:

— Что, правда?

— Правда! — с яростью ответила Оля.

— И как мы…

— И как мы, и как ты, и как я! Все до мельчайших подробностей! — перебила она его. — Но никакой радости я от этого не чувствую! Мне противно и стыдно за то, что я изменяла Кеше, а ведь только его я люблю на самом деле… Я только одно для себя оправдание нахожу — я была не в себе!

Павел затих.

— Что ты молчишь? — нетерпеливо спросила она и снова прижалась к двери, теперь их разделяла лишь тонкая деревянная перегородка. — Ответь же!

— Что? — шепотом спросил он.

— Что-нибудь… — пробормотала Оля.

— Открой мне.

— Ну вот, опять… — едва не плача, сказала она. — Зачем ты мучаешь меня? Оставь меня в покое!

— Значит, тебе тоже без меня плохо! — он засмеялся едва слышно.

— С чего ты взял?

— Ты же сама только что сказала, что мучаешься!

— Это не я, это ты!..

«А если правда — открыть? — вдруг с ужасом подумала она. — Впустить его, а потом снова закрыть дверь. Никто не увидит, никто не узнает!»

Она представила их объятия во влажном, мыльном сумраке душевой. Прикосновение его ладоней, уже знакомое…

От одной этой мысли у нее перехватило дыхание. Она протянула руки к защелке, а потом тут же отдернула их назад. Никогда с ней не было ничего подобного, и никогда ее желание не было столь сильно. «Это не любовь, это страсть, банальная и неконтролируемая… — подумала она. — А страсть всегда быстро проходит! Надо только перетерпеть. Иначе можно разрушить себе всю жизнь…»

— Уходи, — сказала она.

— Оля…

— Нет.

— Оля… Дезире!

— Немедленно убирайся! — со злостью произнесла она. — Какая я тебе, к чертовой бабушке, Дезире!..

Павел замолчал, а потом, через несколько мгновений, Оля услышала его удаляющиеся шаги.

Вода в баке почти кончилась и теперь текла тоненькой, словно ниточка, струйкой.

Оля вытерла лицо полотенцем. «Нет, надо что-то с этим делать!» — в отчаянии подумала она.

Павел зашел на веранду отцовского дома, в этот час совершенно пустую. Он не владел собой до такой степени, что у него тряслись руки. «Повешусь… — с каким-то мучительным удовольствием подумал он. — Удавлюсь — не так, как Фаня двадцать лет назад, а по-настоящему… Утоплюсь. Нет — застрелюсь! Кекса было не жалко, а себя — тем более!..»

Деревянные вощеные половицы скрипели у него под ногами, когда он ходил из угла в угол.

Белые занавески трепетали у распахнутых окон, и было слышно, как отец на втором этаже диктует что-то Кристине.

— …искусство в наши дни уже не принадлежит народу, — доступ к нему есть лишь у кучки избранных, так называемой интеллектуальной элиты… — раздавался скрипучий голос отца.

Павел захлопнул окна с той стороны веранды, над которыми был кабинет отца, и подергал ручку у буфета. «Ах да, ключи у Муры…» — вспомнил он. Но искать домработницу ему совсем не хотелось, и Павел с помощью какой-то шпильки, лежавшей тут же, на широком дубовом столе, открыл дверцу у буфета. Сразу же наткнулся на прозрачную, золотисто-янтарного цвета жидкость в хрустальном графине. Открыл крышку, понюхал… Коньяк.

Налил рюмку, залпом опрокинул в себя.

«Сопьюсь. Стану алкоголиком. Пусть знает, что это все из-за нее!»

Он налил еще рюмку. Потом еще, словно пытался потушить огонь внутри себя…

Дезире была идеальной женщиной. Дезире он нежно любил, потому что она была воплощенной гармонией, естественной и простой, как природа.

А вот к Оле Журавлевой он испытывал иные чувства. Ее он тоже любил, но вместе с тем и ненавидел, потому что она иногда его раздражала, раздражала до исступления. В ней было много хорошего, но было и такое, что он напрочь отвергал… Ангел и демон в одном флаконе. Обычная женщина, одним словом… Она была солнцем, которое светило не для него.

— Так-так… — в дверь неожиданно заглянула Лера. — Кто это у нас тут? И что мы тут делаем?

— Мы тут напиваемся в одиночку, — ответил Павел откровенно. — Не хочешь присоединиться? Создать компанию бывшему мужу, так сказать…

— Вроде бы до вечера еще далеко? — пожала она плечами. — Ну да ладно… Наливай, — она достала еще одну рюмку из буфета.

Павел плеснул ей коньяка.

Когда-то он тоже любил эту женщину и она тоже казалась ему идеальной. Пока не понял — уж это солнце светит точно не для него…

— Ты как будто не в духе, Паша?.. — Лера выпила коньяк и вставила сигарету в мундштук. Он схватил со стола спички и помог ей прикурить. — Мерси… Что-то случилось?

— Случилось, — признался он.

— Шерше ля фам? — улыбнулась она.

— Вот именно.

Давным-давно они не беседовали друг с другом вот так — легко и свободно, а сейчас неожиданно разговорились. Лера выпустила колечко дыма, села рядом, прямо на стол — высокая, тонкая, смуглая, с колечками золотых волос на полуголых плечах — полупрозрачное желтое платье очень шло ей.

— Интересно, кто… Кристина? Нет, Кристина по уши влюблена в Ваню, она никому авансы не станет раздавать просто так — типичный синий чулок. Мура? — Лера искренне засмеялась, представив Муру рядом с Павлом. — Невозможно… Стефания? Стефания в городе, да и траур у нее. Эмма Петровна? — Лера снова засмеялась. — Больше женщин тут нет.

— Разве?

— А, Оленька! — Лера глубоко затянулась сигаретой. — Ну, этот вариант я отметаю сразу же — Оленька у нас невеста. Невиннейшее существо, доктор Швейцер в женском обличье… — Лера нахмурилась. — Хотя, ты знаешь, Паша, про нее какие-то странные слухи ходят, как будто она накануне свадьбы сбежала к своему бывшему любовнику, прошлой весной. Потом, правда, одумалась и снова вернулась к Викентию…

— Это не она… — сказал Павел и отвернулся. — Хватит гадать, все равно ты ее не знаешь.