Злата. Медвежья сказка (СИ) - Лебедева Ива - Страница 38

— Надо бы вещи разобрать-разложить, — пискнула было из миски с едой Злата, но я только фыркнул в ответ:

— Никуда наши вещи не денутся, умерь свой хозяйственный пыл. Я и так подозреваю, что мы слишком много нагрузили на плот, и это едва не стоило тебе слишком дорого. Так что завтра, все завтра. Заодно и пересмотрим еще раз весь груз, ненужное повыкидываем.

— Там нет ненужного! — Упрямая, набычившаяся, хотя и едва живая медведица выглядела смешно и немного трогательно. Ох уж эти женщины и их хозяйство…

— Ладно-ладно, завтра разберемся. У тебя уже хватит сил выйти из-под скалы ненадолго и попробовать хорошенько отряхнуться?

— Не знаю… Ты сам-то давай превращайся обратно, если мы собрались спать. Человеческим телом на голых камнях не полезно, знаешь ли.

— Догадываюсь, — я улыбнулся ее ворчливой заботе. Совсем как рань… как раньше, да. Я все больше и больше думаю о том, кто эта женщина и правда ли она не моя… нет, глупости. И не время.

Встал и, отойдя на пару шагов, за валун, скинул штаны. Немного повздыхал, высунулся обратно по пояс, чтобы видеть свою пришелицу, сосредоточился, глядя медведице в глаза. Без этого пока превратиться так и не получилось. Черт, как неудобно с этими раздеваниями-переодеваниями! Но ходить голым при ребенке я все равно не готов.

— Оппа! — оценила мой оборот Злата. — А ты сухой! Совсем. Так, поднимите мне веки… тьфу. Помогите мне встать. Айвен, куда пошел, дай сюда свои глаза. Я тоже так хочу. Крис, и ты давай превратись разок туда-обратно.

Ну, дочь долго упрашивать не пришлось, она моментально кувыркнулась, выпав из-под навеса, пару минут скакала голышом по берегу, уворачиваясь от моих лап и не обращая внимания на сердитые окрики Златы, потом озябла и так же быстро перекинулась обратно в медвежонка. И сразу притихла, забираясь обратно под скалу.

Злата же, упрямо выползая под моросящий дождик, какое-то время не могла сосредоточиться и, как мне показалась, с трудом осилила оборот. Я было отвел глаза, чтобы не смотреть на обнаженную женщину, но тут она покачнулась, и я плюнул на все, тем более что мне, медведю, собственно, грозит? Захочешь — не соблазнишься.

И… воспользовался случаем, обнял ее обеими лапами, пряча хрупкую человеческую плоть своим собственным телом от ветра, дождя и холода. И украдкой вдыхая запах, знакомый и незнакомый одновременно, близко-влекущий и неуловимо чуждо-притягательный…

— Это ты нарочно шерстью отгородился? — ехидным шепотом спросила эта… бесстыдница. И посмотрела на меня снизу вверх хитрым-хитрым взглядом. Я шумно вздохнул и, вдруг почувствовав себя сущим мальчишкой- хулиганом, лизнул девушку в ухо.

— Ой! — изумилась она. А потом радостно захихикала: — Щекотно…

— Превращайся, щекотница, — велел я. — Нечего на холоде голышом стоять.

— Бу-бу-бу… — Смеющиеся глаза снова сверкнули в мою сторону лукавыми искорками. А потом прямо в моих объятьях девушка словно растворилась. И в следующую минуту медвежий горячий язык лизнул меня самого в нос. А потом меня куснули за шею, шаловливо и дразняще.

Но у медведицы после двух оборотов явно не осталось сил на что-то большее. Слава кругу, конечно, хотя… ладно. Зато она теперь была сухая, и шерсть больше не висела жалкими сосульками.

— Всё, — решительно начал руководить я. — Все под скалу и спать! Быстро!

— Есть, мой командир! — Медведица комично вытянулась в струнку, все еще стоя на задних лапах, и приложила лапу к виску, словно передразнивая каких-то неведомых военных, отдающих честь.

— Хулиганка, — тихо бухтел я, утрамбовывая обеих своих… — а-а-а, к черту! — обеих своих девочек поглубже в нишу под нависающей скалой и загораживая их своим телом от холодного ветра. — Спать, обе!

Странно все. Такое впечатление, что я сошел с ума еще тогда, когда плыл на остров спасать жену и дочь. А что, если еще где-то среди скал, где волнами разбило мою лодку, я пошел ко дну и все это — мгновения предсмертного бреда?

Ну и… пусть. Чем дальше, тем больше я прихожу к выводу, что все идет сложным, страшным и болезненным, но правильным путем. И Золотинка… Золотинка. Я потерял ее и одновременно не потерял. Даже, кажется, нашел. Потому что до жутких приключений на острове я жил словно в коконе своих представлений о мире, своих мыслей и привычного порядка вещей, где женщина, даже любимая, занимала строго отведенное ей место, как вещь на полке. И у меня такое впечатление, что в этой вроде бы чужой девушке из другого мира я заново и по- настоящему узнаю свою жену. Такую, какой она была на самом деле, без маски нарочитой покорности и без привычного следования навязанной роли.

Что будет завтра? Как мы поднимемся на высокий крутой берег? Как найдем дорогу в лесу? Сумеем ли вообще до зимы пройти чуть ли не тысячу миль и добраться до железной дороги?

Не знаю… но на сердце почему-то спокойно, пока две мои девчонки рядом.

Злата:

Утром я проснулась уже вполне в себе. Небольшая ломота в мышцах еще присутствовала, как в человеческом, так и в медвежьем облике, но я заметила, что оборот явно идет на пользу общему самочувствию, хотя и тратит прорву энергии. После него в организме такая возмутительная и очень голодная бодрость образуется, что хочется с разбегу запрыгнуть на береговой обрыв и мчать по лесам в поисках оленя. Или косули. Или… да кто угодно подойдет, я бы сейчас и волка сожрала, если бы ему не повезло подвернуться под когтистую лапу.

Но на завтрак пришлось ограничиться рыбным супом, причем только железная воля не позволила мне бухнуть в котелок сразу половину всего запаса. Но ничего, теплое варево все равно придало каких-то сил, и даже Кристинка временно перестала подскуливать про «мама, кушать!». Я подозревала, что это спокойствие очень ненадолго, так что, как только с завтраком было покончено, мы с Айвеном начали носиться по пляжу как две подстреленные куропатки. Все с плота разобрать, по-другому собрать, проверить, подергать за самодельные веревочные лямки на мешках, по очереди превратиться в медведей и навьючить друг друга… Вот тут мы столкнулись с первым затруднением. Потому как упакованный в мешки на завязках и в простую сбрую, к которой был привязан топор, еще топор, пила, тесак, кусок обычного железа и еще по мелочи, Айвен озадаченно застыл над горой поклажи, предназначенной для навьючивания на меня.

— А как теперь? — смущенно вопросил он. — Если я превращусь обратно в человека…

— Да, — я тоже в задумчивости почесала затылок. — Это мы с тобой молодцы. Ладно, ничего. У меня все равно меньше груза и сбруи. Ты мне и медвежьими лапами сможешь кое-что подать и подтянуть.

Ну и примерно часа через три после рассвета три медведя бодро трусили вдоль линии прибоя к далекому мысу, возле которого кудрявая береговая зелень спускалась почти до самой воды, значит, там был более пологий, заросший кустами и деревьями спуск, а не обрыв.

Я на секунду представила, что бы подумал случайный зритель, вдруг откуда ни возьмись оказавшийся в этом медвежьем углу и наблюдающий за нашей процессией сверху, с обрыва.

— Ты чего хрюкаешь? — забеспокоился большой медведь, притормаживая возле меня и с тревогой заглядывая мне в глаза. — Тебе трудно дышать? Веревки давят? Или все же простудилась?

— Нет, — задыхаясь от смеха, проблеяла я. — Я просто подумала… подумала… хи-хи-хи…

— Э — э-э-э… — окончательно озадачился Айвен.

Даже Крис притормозила свои веселые прыжки по камням и ловлю морской пены, чтобы заинтересованно спросить:

— Мама, ты сошла с ума?

— Нет! — Я окончательно села и какое-то время точно была похожа на спятившую гиену, потому что хихикала и не могла остановиться.

И только отдышавшись, я смогла объяснить семье, что же меня так насмешило. Крис так сразу покатилась по гальке, дрыгая лапами, а вот большой медведь сначала пару секунд моргал, а потом изобразил лапой самый настоящий фейспалм.

Отсмеявшись, мы снова выстроились мохнатой цепочкой, поставив Крис в середину, и двинулись в путь. Море — это, конечно, хорошо… даже северное. Но что-то меня от него уже подташнивает. Ну или это голод виноват. Так что вперед, в лес, там вкусные олени, волки и другая россомаховая живность, которую я сейчас как нефиг делать сожру.