Вверх тормашками в наоборот-2 (СИ) - Ночь Ева - Страница 78

«Быстро», конечно, это громко сказано. Такая компания не умеет уходить быстро. Два фургона, две телеги, лошади, люди, нелюди. Хорошо хоть коты не путаются под ногами.

Я шла в раскорячку, растопырив пальцы, вся красная. Лучше не думать, какое у меня сейчас лицо. Злилась на Геллана и без конца оглядывалась на блестящее чёрное тело с меня толщиной. Приличная такая колбаса. Хорошо, что дохлая.

То, что произошло дальше, ещё долго снилось мне ночами. Откуда-то набежали деревья – корявые и уродливые, с почти голыми ветками. Стволы напоминали слишком перекаченных культуристов в кривом зеркале.

Я видела, как они рвали на части чёрную колбасу сучьями-крючьями. Видела, как запихивали в пасти-дупла куски тёмного мяса. Слышала, как подвывают и чавкают.

Меня чуть не стошнило, но я сдержалась, отвернуться лишь не могла, как заклинило. Наверное, от шока. Я отстала на шаг, но Геллан тут же подхватил меня, судорожно выдохнул, прижал к себе, прикрыл плащом.

– Пищевая цепочка, сильный поедает слабого, круговорот веществ в природе, – бубнила я, как заведённая, растягивала слова, подвывая их, как мантру. – Ткачики точно так поедали кольцеглота. Тоже было мерзко, но почему сейчас противнее? Потому что ткачики как бы свои и милые строители? А эти – чужие монстры-культуристы?

– Даш, – выдыхает Геллан куда-то мне в шею. Он впервые называет меня настоящим именем, и становится нестерпимо горячо, до головокружения. А ещё хочется домой, прям сейчас, сию минуту, навсегда!

Я поднимаю голову и вижу его испуг. Первый раз. Никакой он не чурбан. Просто человек, умеющий прятать чувства глубоко-глубоко.

– Дара, – что в маленьком слове больше? Осторожности? Мольбы? Желания повернуть время вспять, чтобы забыть другое имя?

– В Груане всё просто, – каркает вороной Ферайя, – Или ты еда, или съешь того, кто нападает.

Она вовремя. Я как раз успеваю прийти в себя. Разжимаю пальцы и легонько глажу Геллана по предплечью. Добротная ткань холодит ладони. Хорошо, что красный сок высох, а то б и он сейчас покрылся яркими пятнами.

– Если бы мы не свернули, они бы кинулись на нас. Им всегда мало еды, пытаются наесться впрок. Но падальщики неповоротливы, и у них плохой нюх. О Груане надо знать одно: здесь царство растений, – дева сверлит меня глазами.

Не знаю почему, но становится легче.

– Мне б умыться, – бормочу, сгорая от неловкости. Видон у меня тот ещё. Не видела, но представляю.

– Скоро, – рубит Ферайя, – потерпи.

Мы углубляемся в какие-то совершенно непролазные дебри, становится темнее, под ногами – узловатые корни. Все пытаются обойти их, но всё равно спотыкаются. Это больно. Хорошо хоть деревья неподвижны. Или мне так только кажется.

Вскоре я замечаю: деревья стоят вперемешку с домами. Вначале не поняла, что это. Лишь, приглядевшись, сообразила: это жилища, поросшие мхом, заросшие лианами от крыш до земли, увитые вьюнами, украшенные огромными цветами-граммофонами.

– Город, – пожимает плечами охотница, заметив, как пристально я вглядываюсь во вросшие в лес дома. – Заброшенный Груан, съеденный лесом.

От слова «съеденный» невольно начинает подташнивать.

– А люди? – спрашиваю, боясь услышать жестокий ответ.

– Не задавай вопросов, на которые не хочешь услышать ответы, – улыбается Ферайя. В её улыбки нет ни злорадства, ни торжества. Лёгкая горчинка и сожаление. – Погибло немного. Только самые жадные и достойные смерти. Остальные бежали, бросив всё, как есть. Скоро увидишь.

Ещё несколько болезненных спотыканий, и мы выходим на поляну. В этом месте немного светлее, спокойнее. Я вижу, как тяжело ходят бока взмыленных лошадей, вижу, как без сил опускаются на красный мох люди.

Инстинкт – страшная штука. В минуты опасности люди объединяются, становятся ближе друг другу. Рина ни на шаг не отходит от Ренна, а тот прилепил к себе Алесту – так ему спокойнее. Удивительно: пугливая прорицательница в страшном лесу ведёт себя почти мужественно. Не падает в обмороки, не исполняет танец умирающего лебедя, отчего почти все мужики, высунув язык, пытаются ей угодить.

Она всю дорогу брела молча, лицо решительное. И да – сама тащила на себе жирного Пайэля. Прижала к груди как великую ценность и пёрла котищу без стонов, только пот струился по вискам, на что она внимания не обращала. Ренн попытался заикнуться, хотел помочь, но Алеста так на него зыркнула, что маг больше не осмелился приставать. Забавно было смотреть на Рину. Кажется, сестрёнка-близняшка ревновала, но молчала.

Иранна объединилась с Россой. Они неплохо ладили. Рядышком с ними тихой мышкой плелась Пиррия. Я видела: муйба и лендра негласно опекали опальную сайну. И сейчас они не бросили подопечную. Финист тоже неподалёку. В Груанском лесу ему нет возможности летать. А может, опасно. Поэтому он, нахохлившись, сидит на крыше фургона, где едет Мила. Айбина не видно, но я знаю: он рядом, охраняет нашу малышку.

Раграсс тенью скользит за Индой. Я почему-то уверена: вот уж кого охранять не нужно, но мохнатке так спокойнее, а девушке приятно его общество и опёка.

Сай и Вуг следят за Офой. Деревун – самое слабое звено, на мой взгляд. Она без конца останавливается, водит руками, как слепая, прикасается к растениям и деревьям, словно считывает информацию, вообще не смотрит под ноги, отчего спотыкается чаще других. Если бы не помощь мохнаток, уже б сто раз носом пропахала кровавый мох.

Я вдруг поняла, что невольно пересчитываю людей и нелюдей. Наверное, от страха потерять кого-нибудь. Но все на месте, и я перевожу дух.

Рядом с поляной – три вросших в землю домишка. Наверное, так выглядело бы жилище Бабы-Яги какой-нибудь. Трёх бабок-ёжек, сестёр-веселушек.

– Остановимся здесь, – командует Ферайя, – скоро ночь, в тёмное время суток по Груану лучше не бродить.

Во дворе одного из домиков – колодец. Сруб тоже пострадал, но есть помятое ведро, ручной механизм с ужасным скрипом заработал. Вода – замечательная! Прозрачная, вкусная, ледяная. Я умывалась до тех пор, пока кожа не заскрипела под пальцами. Было очень холодно, но я не обращала внимания, наслаждаясь моментом.

Мохнатки натаскали сушняка, Росса и Ренн разожгли два костра. Вскоре запахло вкусной едой.

– Это не опасно? – спросила я охотницу.

Дева громко расхохоталась:

– Ты забываешь: человеческая еда может привлечь животных. И то не всегда. Диким неведомы запахи горячей пищи. А растения, какими бы диковинными или страшными ни были, боятся огня. Дерево есть дерево – вспыхивает факелом.

Во как. Ну, я, конечно, не спец, что уж там.

– Тогда почему бы не обезопасить себя? – интересуюсь живо. – Ходила бы по лесу с факелом – всех делов-то. Огня боятся и животные, насколько я знаю. Ни одна бы тварь, теплокровная или деревянная, не посмела бы приблизиться.

Ферайя качает головой. Для неё я – дурочка из переулочка городская. И, естественно, ничего не понимаю в высоких отношениях истиной пары «охотница – Груанский лес».

– Огонь не моя стихия, во-первых. А во-вторых, разрушить легко, восстановить или залечить – невозможно. Ходить с факелом среди дерева – убийство и самоубийство. То ли дело стрелы – спутницы воздуха, сёстры ветра. Разят верно, когда остёр глаз и крепка рука, и поражают только цель, не задевая окружающее.

В общем, логично. Но всё равно хочу докопаться до самого важного.

– Но если здесь так опасно, то, может, и стоит припугнуть, выкосить, пустить дым до небес?

Я вижу, как взлетают вверх брови Сандра, как, хмурясь, смотрит на меня Геллан, как расстроено крякнула Росса. Опять я брякнула что-то не то. Ферайя, правда, в лице не изменилась.

– Слишком жестоко. В чём виновата, к примеру, трава? Цветы? Зверушки? В чём виноват лес – уникальнейшее явление Зеосса. Да, здесь опасно, неуютно, страшно, но Груан живёт своей жизнью, обособленно. Не расширяется, не захватывает новые территории, не убивает людей, что находятся за его пределами. Да и тех, кто входит в него без злого умысла, он скорее припугнёт, но не тронет. Есть вероятность, что лес сожрёт пришельцев, но смерть настигает нас и в других местах. Груан ничуть не лучше и не хуже.