Вверх тормашками в наоборот-3 (СИ) - Ночь Ева - Страница 71

Геллан смотрит пытливо, словно спрашивает. Дара спрыгнула с Неваляшки и растерянно топчется рядом. Она чувствует себя ответственной и виноватой. Офа отвела её в сторону.

– Ты была необычайно добра ко мне. Ты была первой динь, что не захотела титула. Ты влила жизнь в запустелый сад. Да что там сад – в угрюмый Верхолётный замок тоже. Теперь моя очередь отплатить за добро.

– Ты что, прощаешься? Мы ни за что не уедем отсюда, бросив тебя на произвол судьбы!

Офа мягко улыбается. Ей нравится горячность Дары.

– Уходите. Я задержу эту свору. Я сумею. А у вас мало шансов справиться. Посмотри: их слишком много. И они близко.

– Но ты вернёшься? – Дара заглядывает ей в глаза.

– Я обязательно вернусь, – обещает Офа так искренне, как только может и берёт Дару за руку.

Дара

Она вложила в мою ладонь семечку – крупную такую, толстую, похожую на сердце. С нежной кожицей и прожилками. Тёплую на ощупь.

– Что это? – спрашиваю, а она зажимает мою руку в кулак.

– Потом поймёшь. А если не поймёшь… не важно. Просто сохрани её для меня, ладно? А сейчас уходите. Прошу.

Мы садимся на коней и мчимся вперёд. Почти никто не задаёт вопросов. Да сейчас и не до этого. Я постоянно оборачиваюсь. Охотники слишком близко. Как, вот как она сможет их задержать? Что за глупое безрассудство? И Геллан ей это позволил.

Хрупкая и беззащитная Офа стоит посреди дороги. Тонкая и гибкая. В просторном зелёном балахоне. Таком большом, что её тело кажется очень худым и уязвимым. Тронь и сломается.

Она подпускает их близко. В неё свора не стреляет. Им нужна не Офа – маленький слабый деревун. Им нужны мы. Наверное, они бы просто её снесли со своего пути. Затоптали. Уничтожили. Но тут начинает происходить нечто странное.

Она начинает расти. Становится шире, мощнее, выше. Плечи её раздаются, нарастают огромные мускулы на руках. Ткань балахона натягивается и, наверное, трещит по швам – в такое огромное и мощное существо превращается маленькая Офа.

– Геллан! – кричу я то ли от ужаса, то ли от страха. Однозначно: такое зрелище для меня шок.

– Пригнись! – командует он, но я всё равно оглядываюсь.

Офа, превратившаяся в гигантского богатыря, выворачивает кусок скалы – огромный камень, и хладнокровно кидает его в подъезжающих преследователей.

Больше я не смотрю: за спиной начинает грохотать камнепад. Тут бы ноги унести. И мы мчимся, мчимся, мчимся, пока хватает сил. Ветер размазывает слёзы по щекам. Ветер леденит кожу, но мне всё равно.

Я знаю: Офы больше нет. Я знаю: она остановила их ценой собственной жизни. Она солгала мне. А я поверила. Наверное, потому что хотела спастись. Все мы хотели. Маленькая неприметная Офа. Девочка-веточка, что так любила природу и любовалась каждым листиком. Наивная и простая. Вторая жертва, принятая дорогами Зеосса.

Неужели не было другого выхода?.. Неужели бы мы не справились?

Присоединяемся к фургонам. Едем ещё какое-то время по инерции. Животные измучены гонкой. Нужно остановиться.

– Ты знал! – кидаюсь я на Геллана с кулаками. – Знал и позволил ей пожертвовать собою!

Он обнимает меня за плечи и с силой прижимает к своей груди.

– Тихо, тихо, – шепчет он в мою макушку. Ничего не рассказывает. Не оправдывается. Не объясняет. Я снова обливаю его слезами и ничего не могу с собой поделать. Меня трясёт.

Позже, у костра, Росса отпаивает меня какими-то своими травками. Хорошо не становится, но отупение приходит.

– Что это было, Росса? – спрашиваю, вспоминая превращение девушки в богатыря.

– У деревунов половой признак – условный, – охотно поясняет лендра. Росса слишком бодра и жизнерадостна. Наверное, пытается таким образом поддержать меня. Но у меня как-то не вяжется её бурная деятельность с утешением. Мне кажется, что она издевается. Не скорбит, а равнодушна.

– Как это? – спрашиваю, потому что молчать невыносимо.

– Они и женщина, и мужчина одновременно. Ты же видела их в Верхолётном замке. Похожи друг на друга и сразу трудно понять, кто из них женщина, кто мужчина. Одинаково тонкие, высокие, спокойные. Почти не стареют – живут в одной поре. Говорят, долго. Как-то жизнь меня не так часто с деревунами сталкивала. Но знаю: в минуты опасности в них пробуждается сила тверди, что их породила. Слушается их беспрекословно и даёт мощь – большое сильное тело, способное скалами ворочать.

– Надо же… – я уже еле ворочаю языком. И Росса везёт меня к фургону. Укладывает и заботливо подтыкает одеяло. И я проваливаюсь в тягостную дремоту. Но как только становится совсем тихо, я просыпаюсь и вылезаю наружу.

– Йалис, помоги мне, – тормошу мшиста. Но он не против. Бежит за мной, как преданная собака. И роет мощными лапами снег. А потом мёрзлую землю. Не спрашивая, зачем не это нужно.

Не знаю, зачем я всё это делала. Просто приснилось. А может, почувствовала. Мы нарыли много – целую плоскую плетёную корзину. Я волоком затащила её в фургон. Дрожащими пальцами достала семя, что подарила мне на прощание Офа, и посадила её. И только после этого мне стало спокойно. Словно я звезду зажгла на небе.

Я лежала, кутаясь в меховое одеяло, и мечтала увидеть то растение, что появится на свет. Проклюнется из земли. Я буду ухаживать за ним, ведь в этой семечке – часть Офы. Наверное, именно это она хотела сказать, когда сжимала тонкими пальцами мою ладонь.

– Я буду помнить тебя, – шептала, давая обещание. – Ты навсегда в моём сердце.

Дара

После нападения Геллан как с цепи сорвался. Больше не было тёплых вечеров, душевных бесед. Мы ехали быстро, разговаривали мало, останавливались на ночлег, когда уже совсем было невмоготу. Ужинали, падали замертво. Измученные животные, недополучавшие пищу, страдали. Но на все мягкие намёки и даже откровенные уговоры он только крепче сжимал губы.

Я вообще не могла к нему достучаться. Он словно коркой льда покрылся. Может, в том была и моя вина: это я кинула ему обвинения в лицо. В очередной раз попыталась переложить на его плечи всю ответственность, которую он и так тянул на себе, как бессмертный ишак.

Когда дорога притупила боль и покрыла пылью воспоминания, когда яркий образ изменившийся Офы, что пожертвовала собой, немного подёрнулся дымкой, я заметила нечто странное. Необъяснимое.

С той памятной ночи я не смотрела на корзину с землёй, куда я посадила семечко, вложенное в мою ладонь Офой. Забыла, не помнила, не обращала внимания. Как-то не до того было в постоянной гонке по пустынным дорогам Зеосса.

Помню, кто-то даже спросил о новом предмете, что появился в фургоне. Кажется, Мила. Но я только дёрнула плечом, буркнула, что так нужно, – и никто больше не приставал. Забытая корзина стояла в тёмном углу, как колыбель для младенца, о чьём появлении мечтали, но так и не дождались.

Не знаю, сколько прошло дней. Я заметила изменения утром. Проснулась и зацепилась взглядом за забытую вещь. Сложно сказать, что привлекло внимание. Я особо и не рассматривала эту корзину. Стоит и стоит. И земля в ней набросана комьями. Не ровняла я её и не ухаживала. Но там, по центру, появился кругленький бугорок. Как будто микроскопический крот решил выбраться наружу да так и не смог прорваться к воздуху. Аккуратная полусфера, не больше моей ладошки, если накрыть. Слишком ровная и гладкая.

И с того времени я потеряла покой и сон. Всё крутилась вокруг, рыхлила землю и даже поливала втихаря. Боялась только трогать это полукруглое вздутие. А оно день ото дня становилось шире и выше. И постепенно – тоньше. Бугорок стал похож на высохший лист, когда видны все прожилки – кружевная эдакая резьба, созданная природой. А между прожилками – прочная мембрана. Упругая и поначалу тёмная, она становилась светлее день ото дня, пока не превратилась в полупрозрачную. И тогда я смогла увидеть, что она скрывает.

– Геллан, – позвала я однажды. – Ты мне очень нужен. Прям очень-очень, – И взяла его за рукав, и потянула за собой, чувствуя сопротивление. Но фиг он угадал, что меня можно остановить или переупрямить. Я вела его, а он шёл, как привязанный. Молча залез в фургон и застыл рядом. Мы стояли на коленях перед корзинкой с землёй. Тишина дышала нашим дыханьем. Одним на двоих. В унисон. И я услышала, как рушится его ледяной панцирь. Дзынь – и опадает к ногам неровными осколками. Сотнями, тысячами ненужных иголок, что таяли и исчезали без следа.