Вечный капитан (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 43

Берке хоть и был мусульманином, относился к соблюдению запретов довольно легкомысленно. Он не закатывал истерик, когда при нем перерезали баранам горло. Впрочем, в текущую воду он все-таки не входил, но, скорее, не потому, что это запрещено у монголов, а потому, что, как и большинство кочевников, не умел плавать и боялся воды. Он мне сказал, что мою тайну¸ кроме провидца, знают только он и Бату, и больше никогда не возвращался к этой теме. Зато с интересом слушал, когда я делился знаниями в разных областях.

Как-то я ему сказал:

— В будущем мы станем одним народом, причем мусульмане будут младшими братьями. Границы Руси протянутся до Тихого океана (монголы называли его Большой Соленой Водой). В то время государство истинных монголов будет маленьким, бедным и слабым и под властью цзиньцев, и русичи помогут им освободиться.

— Этого не может быть! — не поверил Берке. — Истинных монголов мало, но они отважные воины! Один стоит сотни цзиньцев!

— Отважные монголы перебьют друг друга в междоусобицах. Останутся только слабые телом и духом. Их и покорят, — сообщил я.

Во всем войске Бату истинных монголов всего три-четыре тысячи. Они, если и участвуют в сражениях, то только в самый ответственный момент, когда надо переломить ситуацию, и во время преследования убегающего врага, грабежа города. Остальное делают за них союзники, вассалы и добровольцы. Монголам остается только поддерживать дисциплину и моральный дух этого сброда. Делают это просто: их боятся больше, чем врага. Поэтому во время завоевательных походов гибнут монголы редко.

Берке подумал и согласился:

— Да, враги одолевали нас, когда мы начинали воевать между собой.

— Не только вас, — сказал я.

Междоусобицы — первый признак умирания нации. Следующий — падение престижа военных. Последний признак — нежелание защищаться по идейным, религиозным и прочим причинам, за которыми кроется обычная трусость. Затем нация исчезает.

Половцы продолжали отступать. У более сообразительных хватило ума уйти в горы. Не знаю, долго ли они там протянут, но был какой-то шанс спастись, в отличие от тех, кто двигался к Керченскому проливу. Через пролив на мешке с сеном, привязанным к лошади, не переплывешь. Там в самом узком месте километра четыре, а на противоположном берегу поджидают воины Мунке.

Тумен Орду ушел к Согдее. В последние годы этому городу не везет. За неполные двадцать лет будет захвачен и разграблен в третий раз. Мы продолжали движение на восток. Я предполагал, что загнанные в угол половцы превратятся в драконов — соберутся и попробуют прорваться или погибнуть в бою. Ошибся. Они разбились на небольшие отряды и продолжили отступать. Такими отрядами им легче было прокормиться. Их скот достался нам. Припасов с собой, если и взяли, то немного. Поэтому грабили готские и аланские деревни, если жители не успевали спрятаться. Съедали все, что захватывали. В том числе и людей. Нам все чаще стали попадаться остатки половецких пиршеств, состоявшие из человеческих голов, кишок и обглоданных костей.

— Трусливые шакалы! — брезгливо кривясь, обзывал половцев Берке и приказывал в плен их не брать.

Мы не дошли до Пантикапея пару дневных переходов. Наша легкая конница перебила всех половцев, кто не смог переправиться через Керченский пролив. Их было несколько тысяч. Говорят, половцы почти не сопротивлялись, потому что съели своих лошадей, а в пешем строю бились плохо. Некоторые пытались отстреливаться из луков, но их быстро порубили.

Наша войско развернулось и пошло в обратную сторону, только южнее, потому что там, где мы прошли, не осталось корма для лошадей и трофейного скота. Напротив Согдеи к нам присоединился тумен Орду. Добычу они взяли не ахти, но больше, чем досталось нам со всего половецкого войска. Среди захваченных в рабство было около полусотни русичей, в основном женщины и подростки. Орду отдал их мне в зачем доли моего отряда.

Раздел добычи произвели, когда вышли из Крымского полуострова. Здесь тумены распались на более мелкие отряды и разошлись в разные стороны на зимовку.

— Весной пойдете на Русь? — спросил я Берке.

— Да, — честно ответил он.

— Тогда без меня, — сообщил я. — По договору я со своим народом не воюю.

— Знаю, — сказал Берке. — Без тебя мне будет скучно.

— Я присоединюсь, когда пойдете на гуннов и поляков, — порадовал его.

Сюда приехали и его дочери на длинном шестиколесном возке, который тащили две пары лошадей, запряженных цугом. На возке был установлен домик с крышей наподобие тех, что у пагод. Четырехскатная крыша была золотого цвета. На коньке впереди и сзади головы драконов с раззявленными пастями. Синие стены были разрисованы разноцветными птицами, которые кружили между разноцветных цветов. Краски были очень яркие. В этот пасмурный, осенний день домик казался чудом сохранившимся кусочком лета. Наверное, раньше возок принадлежал какой-нибудь из жен цзиньского императора. Может быть, меня навел на эту мысль китаец в маленькой черной шапочке и коротком халате, который опустил раскладную лестницу в задней части домика, где находилась входная дверь, открыл ее и подобострастно согнулся.

По лестнице спустились две девушки, похожие, как две капли воды. Я ухмыльнулся, представив, как мои сыновья будут определять, где чья жена, и тому, сколько забавных ситуаций может возникнуть. Дочери Берке оказались не красавицами, но и не уродками. Черноволосые и скуластые, но голубоглазые и светлокожие. Явно не в папу пошли. Выращенные в роскоши и безделье, они имели холеные, светлые, не изуродованные мыслями и печалями мордашки. Принцессы, одно слово. У обеих высокие прически в виде башенок, на которых висели нитки жемчуга. На такую прическу надо потратить много времени и сил. Еще больше страданий придется перенести, чтобы сохранить ее. Наверняка девушки спали, положив под шею полено. Брови выщипаны до тонких изогнутых линий. Цвет у губ слишком яркий, чтобы быть естественным. Может, косметику использовали для улучшения еще чего-то, но я не заметил, а что не видел, того нет. На обеих алые шелковые халаты с золотой вышивкой в виде бабочек, поверх которых темно-красные безрукавки, подбитые соболиным мехом, с крупными золотыми застежками в виде птиц с рубиновыми глазами. На ногах темно-красные сапожки из тонкой кожи, расшитые золотым растительным узором и украшенные драгоценными камнями. Черные платформы у сапожек высокие¸ спереди сантиметра три, а сзади около пяти, благодаря чему девушки казались выше, а ступни короче. Мне, видевшему подошвы и шпильки в несколько раз выше, это было не в диковинку, но большинство присутствующих заинтересовали. В том числе и моих сыновей. Они стояли рядом со мной и Берке. Мне показалось, что странная обувь им интереснее, чем невесты. Подойдя к отцу, обе девушки поклонились и поздоровались. Никаких поцелуев или объятий. Только обмен вопросами и здоровье и самочувствии членов семьи. Отвечали девушки по очереди. Пока одна говорила, глядя в глаза отцу, вторая косилась на будущих мужей. Они не знали, кому какой достанется, но мои сыновья тоже были похожи, хотя и не так сильно, как девушки. Оба рослые, плечистые и не уроды. Судя по разгладившимся лицам обеих, они ожидали худшего. Дочери зашли вместо с отцом и мной в его шатер. Женихи были отосланы в свою сотню. С невестами они теперь увидятся не скоро. Свадьбы справим в Путивле, после того, как девушки будут крещены.

Я пообщался с ними, определил, что обе иррационалки, поэтому составил квазитождественные пары. Серьезному и замкнутому Ивану досталась тихая и домовитая Сартак, а веселым и открытым Владимиром будет вертеть дипломатичная и напористая Уки. Кстати, девочки получили имена в честь матерей старших братьев Берке. Вместе с каждой невестой прибыло по десять верблюдов, нагруженных приданным, и по сотне слуг и рабов. Что привезли верблюды — я не стал смотреть. В династических браках главное не в деньгах. Теперь мои потомки и княжество Путивльское защищены от налетов монголо-татар до тех пор, пока будут помнить и почитать Берке. Дай Аллах ему долгих дет жизни!