Артефакт. Эпизод второй (СИ) - Останин Виталий Сергеевич - Страница 23

— Но тоже глухо?

История Феди напомнила мне дело, которое я вел по Гущеву. Даже кое-какие мысли по нему появились. И правда, спустя минуту эсбэшник выдал, что ему удалось заполучить тела трех умерших, а одного помолодевшего пенсионера загнать на всестороннее исследование в частный медицинский центр, но ни у мертвых, ни у живого, никаких следов воздействия магией обнаружить не удалось.

— А твой дед или еще кто-то упоминал о неком амулете, который пенсионеры бы носили, не снимая?

Дерябин нахмурился.

— Нет. А что за амулет?

— Потом расскажу. В моем деле такой фигурирует, никак не могу взять в толк нужная эта информация или мусор. Что дальше было?

— А потом я услышал о коррупционном скандале. Его героем был отец одного из «счастливчиков». И тогда у меня появилась догадка.

— Шантаж?

— Влияние. Но, да, шантажом это тоже можно назвать. Если раньше я думал, что вся эта кутерьма со стариками — тестовая отработка препарата или заклинания перед выводом его на рынок, то тогда понял, что не все так просто. Мой отец тоже не из простых был, курировал весь Аравийский блок…

Он на минуту загрустил, вспомнив что-то свое. В этот миг черты его лица заострились, с него будто влажной губкой стерли вечное выражение приветливости, и я увидел, что Дерябин вымотан до предела. Держится на одной силе воли и жажде мести, возможно.

Опуская способ, которым действовала секта, рассказ безопасника звучал вполне правдоподобно. Найти рычаг давления на высокопоставленных людей, действуя через их родителей — это очень даже в духе разведки (и да простят меня патриоты — не только османской). И вопрос у меня оставался даже не в том, как они делали стариков «молодыми», а каким образом научились не оставлять никаких следов.

Здесь где-то скрывалась разгадка и моего убийства, без вариантов. Слишком уж много совпадений, которые таковыми уже не являются.

— Дальше, я собрал все взаимосвязи. Выявил все «омоложенных», проверил их детей и внуков, под микроскопом просмотрел жизнь каждого из них — если мог это сделать, разумеется. Парочка сыграла против системы и уже за это поплатилась, остальные либо не прогнулись, либо оставались «спящими». Когда на руках у меня была картина, я пошел к своим.

Черт, я даже без продолжения понимал, чем все закончилось. Сын высокопоставленного сотрудника, который под угрозой шантажа оступился, вылетел со службы, не справился с ударом судьбы и застрелился, вдруг приносит начальству рапорт. А к ней еще и схему, состоящую из сектантов и кучи влиятельных государственных фигур. После чего утверждает, что отец его был не виноват, и все это заговор жрицы Лады.

— Мне запретили расследование в отношении секты. — пояснил эсбэшник, когда я задал ему эти вопросы. — Доказательная база слабая, сектами без достаточных оснований нам заниматься нельзя и, вообще, Федя, что за фантазии? Мы на тебя грехи отца вещать не собирались, но если ты настаиваешь… В общем, с тех пор я занимался троянцами в свободное от работы время. Я убежден, что Лада работает на османов, хотя доказательств у меня нет. И еще я знаю, зачем она взяла под патронаж местный дом престарелых и вообще приехала сюда.

— Встреча со связным? — усмехнулся я.

— Не говори ерунды! — тут же вспыхнул Дерябин. — Такое только в кино бывает. Ни с кем из турков она никогда не встречалась, все их взаимоотношения идут обезличено, как и финансовые потоки. Нет, дело в списках тех, кто проживает в доме престарелых. Ладе нужен кто-то конкретный.

И в этом тоже была логика, иначе зачем преуспевающей жрице ехать из Москвы в провинцию. Только ради некого пенсионера, который тут имеется. Отец или мать какого-нибудь важного человека.

Одно непонятно, Гущев к этому всему каким боком?

Я вдруг обратил внимание на то, как Кэйтлин смотрела на безопасника, когда он рассказывал свою историю. Горящими глазами. Которые потом перевела на меня. Я прочел с ее лица, как с экрана коммуникатора «Мы должны ему помочь!»

Чертыхнулся. Любовь девушки к сериалам, сделали ее этакой авантюристкой с очень небольшим жизненным опытом. Хотя, казалось бы — оказалась в другом мире, пережила похищение, подверглась издевательствам и, наконец, едва не стала жертвой заказного убийства — должно уже выработаться некое здоровое чутье на опасность. А нет! Сидит, представляет себя героиней «Ментата»!

— От меня ты чего хочешь? Федь, я патриот, конечно, и все такое, но влезать вот в это все не хочу. Но признаю, что вместе нам может быть по пути — какое-то время. Меня интересует убийца Гущева. Некие доказательства вины, которые я мог бы предъявить нанимателю.

«А еще мне нужен Чернобород, — подумал я. — Понимание, каким образом он связан с троянцами, кто за ним стоит и не окажется ли в конце, что Лада вовсе не на турков работает, а на моих Вивисекторов?»

Но этого Дерябину я говорить не стал. Откровенность за откровенность — плохой девиз в общении с сотрудником имперской службы безопасности. Пусть он решает свои задачи, я буду заниматься своими. Пути совпадают — прекрасно! Помощь лишней не бывает. Но и все на этом!

— Я и не прошу тебя становится моим напарником. — ответил Федор. — Скажи, ты ведь жену Гущева подозреваешь, что она каким-то образом мужа в могилу свела?

— Да. — был вынужден признать я. Других подозреваемых у меня пока не было.

— Значит, для этого ты приходил на прием? Чтобы спросить у Лады, знакома ли она с Альбиной Гущевой, и понять, правду тебе жрица ответила.

Осведомленность безопасника меня совсем не радовала, но и тут мне пришлось кивнуть. Он удовлетворенно потер ладони.

— Она в секте, можешь не сомневаться. Уже больше года, вступила в их ряды в Москве. Ну и что Лада?

— Соврала. Сказала, что не помнит такой.

— Прекрасно! — Дерябин оживился еще больше. — Просто прекрасно! Тогда предлагаю ее и вербовать.

— Зачем ее вербовать?

— Затем, что мне нужен человек в секте, Антон! Я черти сколько времени потратил на то, чтобы внедрить туда хоть кого-то, и безрезультатно. Попытки вербовки тоже провалились — верность жрице там просто фанатичная. А Гущева — идеальный вариант! Колем ее на убийство мужа, и она у нас на крючке. А во внутренней иерархии она где-то в среднем звене, что полностью нам подходит.

Я скривился. Вот. Вот поэтому никто из полицейских и не хочет работать с безопасностью. У них на первом месте всегда свои интересы — они же более важные, чем у других! Мне нужна убийца, которая понесет ответственность, а ему — крот в секте. При этом, эсбэшник готов закрыть глаза на ее грехи.

— Не очень понятно, зачем тебя я в этой схеме. Гущеву ты можешь и сам завербовать.

— Тут, понимаешь, есть нюанс. Я сперва так и хотел поступить. Специально с жрицей потрепался, чтобы как можно больше сектантов меня рядом с ней увидели. Думал, потом это можно будет использовать. Но тут появляешься ты, причем, не просто в статусе потенциального спонсора, а уже действующего. Тебе и доверия больше. Всего-то нужно назначить Гущевой встречу, она тебе не откажет теперь, и…

Он изобразил, как воображаемые наручники захлопываются на запястьях.

— Она наша!

— Скорее уж, твоя, а не наша. — поправил я его. — Предположим, у нас все выгорело, ты получил своего агента, а с чем тогда остаюсь я? В чем моя выгода?

— Ну-у… — протянул Федор. В лучших традициях имперской службы безопасности, об этом он думал в последнюю очередь. — Можно потребовать от нее отказа от наследства. Думаю, твоего нанимателя это полностью удовлетворит.

Первой реакцией на его слова была злость. Появилось желание послать этого сильно умного безопасника куда-нибудь в далекое и опасное путешествие. Но потом я вспомнил, что больше не являюсь полицейским. И мне не обязательно доводить дело до суда. И если Светлова устроит предложенный Дерябиным вариант, то почему я должен против него возражать?

Не знаю, как принято работать у безопасников, может им и правда всегда стоило начинать с вербовки, но в меня полицейскую науку вбивали лучшие представители российского и британского сыска. А, по их мнению, сразу за мотивом по степени важности стоял способ убийства. О котором мы практически ничего на сегодняшний день не знали. И в итоге получалась какая-то ерунда — с какой целью происходят убийства, мы худо-бедно поняли, а сообразить, как их совершают, пока не в состоянии.