Флибустьер (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 19

Заметив нас, на судне подняли флаг. Он был красно-бело-синий, голландский. Видимо, приняли нас за испанцев и решили, что разойдутся, как в море корабли. Я приказал поднять черный флаг, требуя остановиться и сдаться. Французский король специальным эдиктом запретил своим корсарам нести черный флаг, но я ведь не имею корсарского патента, я всего лишь пират. На голландце поняли свою ошибку и засуетились. Нос судна начал уходить влево. Часть экипажа полезла на мачты убирать паруса, чтобы лечь на другой галс, а часть принялась открывать пушечные порты и готовить фальконеты. К тому времени течение уже приблизило их к нам настолько, что между судами было всего с полмили. Причем мы были левым бортом к добыче.

— Огонь! — крикнул я своим комендорам.

На борту вместе со мной осталось шесть флибустьеров и слуга Кике. Последний стоял у грот-мачты, готовый поднять по моему приказу красный флаг. Флибустьеры же были каждый у своей полупушки с дымящим фитилем в руке. Второго залпа не будет, потому что заряжать некому.

Полупушки прогрохотали вразнобой, выплюнув густое облако черного дыма. Целились по фальшборту и выше. Попали в грота-трисель, порвав его. Может, и еще куда, но я не увидел. С непривычки мне здорово шибануло по барабанным перепонкам. В ушах зазвенело так, будто я залез внутрь огромного церковного колокола. Догадавшись, что и слуга слышит не лучше, показал ему жестами, чтобы поднимал красный флаг. Это был сигнал баркасу отдать буксир и устремиться к призу. Что и было выполнено быстро.

Торговое судно, а это была шнява, продолжало поворачивать влево, и баркас оказался в зоне поражения ее фальконетов. Я был уверен, что нас обстреляют, что будут потери, но, видимо, голландцев испугал наш залп, решили, что расстреляем их паруса из пушек, не дадим убежать, а потом жестоко накажем за сопротивление. Голландские матросы мигом слетели с мачт, так и не убрав паруса, и попрятались в судовых помещениях, чтобы ненароком не получить пулю. Капитан, стоявший на шканцах, тоже исчез. Скорее всего, наемный, не владелец судна, погибать за чужое добро не намерен. Баркас подошел к шняве, зацепился «кошками». Флибустьеры, не встречая сопротивления, поднялись на приз. Он продолжал сноситься течением в нашу сторону, должен было навалиться. Поскольку дистанция сократились кабельтовых до двух с половиной, я покричал и помахал руками, приказывая обойти нас. Меня поняли не сразу, поэтому шнява прошла у нас по носу метрах в пятидесяти, не больше. Она под командованием квартирмейстера продолжила путь на север, к Тортуге. Половина флибустьеров вернулась на баркасе на галеон, чтобы поставить паруса и дойти на нем туда же.

Шнява с экипажем тридцать четыре человека, включая капитана, везла рабов из Африки на остров Кюрасао, голландскую колонию. При отправке рабов было три сотни, в пути погибло несколько десятков. Сколько точно — капитан не знал. Считать выброшенных за борт — дурная примета, накличешь еще. По приходу узнают, сколько осталось в живых. Вонь из трюма была такая, что я сразу вспомнил испанские галеры. В каюте капитана обнаружили золотой песок весом около килограмма и рулоны хлопковой материи, которые называют «индийскими штуками». Индийскими потому, что изготовлены из хлопка, который, по мнению африканских работорговцев с берегов Гвинейского залива, растет только в Индии, а штука потому, что это была цена одного раба в возрасте от пятнадцати до сорока лет. То есть эти рулоны — африканские деньги, как и золотой песок, за четыре унции которого можно купить раба, и морские раковины зимбо, которых у голландца не оказалось, а название мне ничего не говорило. В подшкиперской лежали два слоновьих бивня. По словам капитана, бивни заказала жена мэра Виллемстада, столицы Кюрасао, а зачем — он понятия не имел. Наверное, хотела порадовать мужа, но перепутала бивни с рогами.

Экипаж мы высадили на остров Чакачакаре, дав им одну из их аркебуз, порох и пули, пару мачете, полбочки муки с червяками и объяснив, где находится разграбленная нами плантация. Уверен, они сумеют продержаться до появления следующего судна, которые здесь бывают сравнительно часто. И уж точно, моряк не из их экипажа послужат прототипом для Даниэля Дефо.

Больше всех обрадовался нашей добыче барон Жан де Пуансе. В живых осталось немногим больше двух с половиной сотен рабов. Плюс рабы с плантации и выкуп за владельца ее и его семью. По самым скромных подсчетам губернатор наварит на них тысяч девять с половиной экю. Для сравнения: зарплата работяги во Франции сейчас — в среднем пять экю в месяц.

Мне тоже грех было жаловаться. За шняву, рабов, хлопок, черепах и мясо и шкуры ламантинов я получил без малого две тысячи экю. Еще тысячу с довеском подогнал мне барон, как комиссионные за рабов. На вырученные от перепродажи деньги он купил шняву и отдал под мое командование по моей просьбе. Жан де Пуансе был уверен, что я предпочту галеон, как более вместительный корабль, а шняву хотел доверить Мишелю де Граммону, который пошел на поправку и вроде бы ни умнее, ни счастливее, как положено овощу, не стал. Я объяснил губернатору, что шнява намного быстроходнее и, как следствие, позволит чаще привозить добычу. Тем более, что довольно сложно наловить такое количество рабов, чтобы заполнить трюм галеона, слишком много на это уйдет времени. Жан де Пуансе согласился с моими аргументами, понадеялся, что я буду возить ему рабов сотнями и помогу не только разбогатеть, но и восстановить экономическую мощь подвластной ему территории. Вот только мне выгоднее было захватывать суда с другими грузами.

Я не отказывался от рабов. Попадутся — хорошо, а нет — тоже неплохо, если захватим торговый корабль с ценным грузом. Для этого отправился в Юкатанский пролив, отделяющий Кубу от материка. Сейчас большую часть товаров из этого региона свозят на Кубу и там грузят в галеоны, отправляющиеся в Испанию. На галеоне наведываться туда было опасно, а вот на сравнительно быстроходной шняве — вполне. Но на всякий случай я провел судно на приличном расстоянии от Ямайки, где бывшие флибустьеры, не перебравшиеся на Тортугу или другие французские острова, теперь подрабатывали нападением на своих бывших коллег. Делали это под чутким руководством самого известного флибустьера Генри Моргана, который, побывав под судом, мгновенно перековался в порядочного человека и сейчас стал исполняющим обязанности губернатора острова.

Зато Каймановы острова мы посетили, чтобы наловить черепах. Они тоже подчиняются губернатору Ямайки, но сейчас на островах живут только отщепенцы, которым появляться в других местах опасно. Как мне рассказали, лет десять назад на Кайманах были небольшие английские поселения, но их так часто грабили флибустьеры всех национальностей, включая англичан, что колонизацию пришлось свернуть. Англичане ведь не подозревают, что в будущем эти маленькие острова превратятся в большие стиральные машины, в которых будут отмываться грязные деньги со всего мира, что будет приносить доход, о каком флибустьеры могли только помечтать. Делать это будут вежливые, культурные, образованные джентльмены. Здесь будет одно из самых дорогих мест для жизни. Наверное, потому, что богачи предпочитают селиться там, где катастрофически не хватает пресной водой. Особенно это заметно на берегах Персидского залива. Рек на Каймановых островах нет. В сезон дождей проблема уменьшается, но в сухой период будут опреснять морскую воду, поэтому богатые для питья будут использовать только привозную бутилированную. Везде станет чисто, ухожено, подстрижено. Появятся отличные дороги с указателями «Уступайте дорогу игуанам». Кстати, игуаны там будут встречаться чаще, чем бедняки. Про бомжей на Кайманах никто ничего не будет знать. В отличие от семнадцатого века, когда тех, кто обитает на островах, другим словом назвать трудно, даже несмотря на то, что по моральным принципам они ничем не будут уступать будущим жителям островов. Разве что к игуанам относятся негуманно, пожирая их в трудные времена.