Флибустьер (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 20

Я тоже пробовал игуану. В Сальвадоре, где ее мясо будет считаться лекарством от всех болезней. Обычно список этих болезней начинается с импотенции и заканчиваться раком. Уверен, что большинство мужчин скажет, что первая намного опаснее последней, из-за нее умирают чаще. Мясо игуаны похоже на куриное, но жестче и вкус колоритнее. На потенцию никак не повлияло, но, может быть, надо было съесть целую игуану, а я удовлетворился лишь маленьким и очень дорогим куском.

Юкатанский пролив соединяет Карибское море с Мексиканским заливом. Довольно широкий, в самом узком месте более ста миль. В нем течение с юга на север, со скоростью до пяти узлов. Потом это течение переходит во Флоридское и дальше в Гольфстрим. В будущем движение в Юкатанском проливе будет очень интенсивным, а сейчас слабенькое. Днем мы шли против течения, а ночью дрейфовали на север. За неделю захватили всего два баркаса с парусным вооружением яла, которые везли выделанные кожи в Гавану. Баркасы взяли на бакштов, а экипажи из четырех человек каждый поместили в трюм. Барон Жан де Пуансе заплатит нам за них, как за рабов, а потом сам решит, как с ними поступить — отпустить за выкуп или продать на плантации.

Я уже было собирался рискнуть — поискать удачи на материке неподалеку от Кампече, когда индеец Жак Буше прокричал из «вороньего гнезда», что видит паруса. Судно шло с юга. Это был двухмачтовик с прямыми парусами на фок-мачте. Я сперва подумал, что это шнява, но потом догадался, что это билландер. Он отличался тем, что вместо триселя на грот-мачте нес латинский парус на рю, которое подвешивают под углом в сорок пять градусов, отчего нижняя шкаторина почти касается кормы. Такой парус лучше тянет, потому что площадь больше, но работать с ним тяжелее, чем с триселем. Билландер — типично голландское торговое судно для каботажных перевозок, а у этого были испанские паруса. Какими судьбами он оказался в этих водах и как стал собственностью испанского судовладельца? Если повезет, узнаем.

Билландер шел крутым бакштагом левого галса, подгоняемый течением, а мы использовали преимущество попутного ветра. То ли испанский капитан был очень опытным, то ли, мягко выражаясь, осторожным, но, завидев нас, лег на обратный курс. Началась долгая и нудная погоня. Вот такие вот они — флибустьерские будни. Скорость у обоих судов примерно одинакова. Может быть, шнява шла чуть быстрее, потому что была в балласте и ее лучше подгонял ветер и меньше мешало встречное течение, чем груженому билландеру, даже несмотря на то, что на буксире у нас были два баркаса. Можно было бы отцепить баркасы и увеличить немного скорость, но синица в руке казалась важнее. Вдруг и без них не догоним? А так будет хоть какой-то навар. Тем более, что в последнее время среди флибустьеров пошли разговоры, что мы зря теряем время в Юкатанском проливе, захватывая мелочевку, что надо идти или опять к Тринидаду и ждать там приз, или к полуострову Юкатан и грабить плантации.

До вечера мы так и не догнали добычу, а с заходом солнца стих и ветер. Оба судна замерли с обвисшими парусами. Парусники в безветренную погоду кажутся такими жалкими. Между судами было миль пять-шесть, может, больше. За ночь течение отнесет нас немного на север, в обратном направлении. Наверняка билландер больше, чем нас. Но ждать до утра я не собирался. Вспомнил свой казачий опыт.

— Сегодня у нас будет бессонная ночь, — начал я свою речь, стоя на шканцах, перед флибустьерами, собравшимися на главной палубе. — Отправимся захватывать добычу.

— А на чем? — с легким ехидством спросил кто-то из задних рядов.

Те, кто стоят впереди, обычно вопросов не задают, но своими эмоциями выражают общее мнение. Сейчас они улыбались, поддерживая спросившего.

На шняве есть катер десятивесельный, который может вместить самое большее человек двадцать, и рабочая шлюпка еще на пять-семь. Этого маловато.

— Мы зря, что ли, тащим за собой баркасы? — задал я вопрос. — В баркас поместятся человек тридцать-сорок.

— Так на них же весел мало, до утра будем грести, а там ветер задует… — произнес все тот же голос.

На каждом баркасе по четыре весла, предназначенные только для маневров в порту, отхода от берега, а весла с катера для них коротковаты.

— Соберем все весла на одном баркасе, и его на буксир возьмет катер. Так вместе и догребем до «испанца» часа за три-четыре, — сказал я. — Или у кого-то есть более интересный вариант?

Сомневающихся всегда много, а вот способных предложить альтернативный вариант найти тем труднее, чем сложнее задача. Так было и на этот раз.

— Или мы за ночь доберемся до добычи и станем намного богаче, или завтра «испанец» быстрее нас дойдет до порта, под защиту береговых батарей, — добавил я.

Жадность лучше всего побеждает сомнения.

— Доплывем! Захватим!.. — дружно загомонили флибустьеры.

— Как стемнеет, отправимся в путь, — принял я решение.

Я взял пеленг на судно, а когда стемнело и высыпали звезды, выбрал, на какую держать. К тому времени флибустьеры спустили на воду катер и выбрали более вместительный баркас, перенеся на него весла со второго. Всего отправились шестьдесят человек. Остальные будут на шняве, чтобы подвести ее утром к добыче или к тому месту, где будут болтаться катер и баркас. Абордажную партию собирался возглавить, как обычно, квартирмейстер, но я решил сам сплавать, потому что командовать должен опытный навигатор.

Первая часть ночь была безлунной и темной, благодаря чему звезды казались ярче, ядренее и ближе. Иногда смотрю на них, и кажется, что они летят ко мне, а я — им навстречу, хотя и знаю, что мы все летаем по кривой окружности вокруг центра своей галактики, а вместе с ней — еще вокруг какого-нибудь центра и так далее. Мысли о бесконечности Вселенной и конечности жизни раньше вызывали у меня грусть, а теперь — тоску.

Мы умудрились проскочили мимо билландера. Благо вышла луна, и кто-то из гребцов, сидевших лицом к корме на последней банке, заметил его.

— А вон там что темнеет? — шепотом, точно боялся спугнуть добычу, произнес он.

— Где? — спросил я.

Гребец отвел к корме весло, чтобы не мешать остальным, и показал рукой за мою спину и влево.

Если бы на билландере не поленились и убрали на ночь паруса, что требует хорошая морская практика, мы бы долго искали его. Скорее всего, так бы и не нашли, потому что я недооценил усердие гребцов, предположив, что у цели будем, самое раннее, через полчаса. За это время мы бы прошли еще мили полторы.

Мы подошли к билландеру с двух сторон: баркас к ближнему борту, катер к дальнему. Я поднялся первым по бортовому скоб-трапу, еще не растерявшему дневное тепло. Испанский экипаж спал. Даже вахта соизволила почивать, хотя враг был рядом. Кто-то лежал прямо на главной палубе, кто-то — на полубаке или полуюте, кто-то крышках трюма. Со всех сторон доносились сопение и храп. Гулкий удар баркаса о корпус билландера разбудил кое-кого.

— Что случилось? — спросил сонный голос на испанском языке.

— Всё в порядке, спи, — ответил я на испанском.

К тому времени на борт приза поднялись почти все, кто приплыл на катере. Они тихо расходились по судну. Прошли времена, когда испанцев уничтожали только потому, что испанцы. Теперь они нужны живыми. Каждый пленник — это примерно пол-ливра в карман флибустьера, а в мой — в несколько раз больше.

В серебристом свете луны человеческие тела казались кучками тряпья. Я осторожно переступал через них, пробираясь к корме. Если кого-то все-таки задевал, человек бурчал что-нибудь невразумительное сквозь сон и продолжал дрыхнуть. Их каждую ночь так толкают коллеги, привыкли. Капитан спал на шканцах. Для него там расстелили перину. Рядом на тощих тюфячках храпели два офицера. В открытом море спится хорошо — комаров почти не бывает и не так жарко и душно. Я сел на палубу рядом с периной и толкнул капитана в теплое и мягкое плечо раз, второй, третий. Наконец-то он соизволил проснуться. Приподняв голову, тупо уставился на меня, пытаясь, наверное, понять, кошмарный сон это или еще более кошмарная явь?