Флибустьер (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 21

— Я — капитан флибустьерского корабля, — представился ему на испанском языке. — Надеюсь, у тебя есть хорошее вино, угостишь?

— Есть, — промычал он и сел, оглядываясь по сторонам.

На главной палубе раздался испуганный вопль «Корсары!». Так в Европе называют французских пиратов. После чего послышались удары кулаками и рукоятками кутлассов и ругань на французском и испанском языках.

— Скажи своим людям, чтоб не дурили, нам ваша смерть ни к чему, — посоветовал я испанскому капитану.

Он уже окончательно проснулся и понял, что кошмары бывают наяву.

— Мы сдаемся! Прекратить сопротивление! — крикнул испанский капитан.

Суматоха на главной палубе мигом прекратилась.

— Скажи слуге, чтобы принес нам вина, — попросил я.

— Пако (сокращенно от Франциско)! — позвал капитан.

— Уже несу, синьор! — послушался голос с главной палубы, и хлопнула дверь каюты.

— Что и откуда везли? — поинтересовался я.

— Сандаловое дерево, табак, хинин и смилакс из Пуэрто-Кабаньяс в Гавану, — доложил испанский капитан.

Смилакс — это растение, отвар корней которого лечит от ревматизма, подагры, сифилиса… Самое необходимое сейчас лекарство в Европе. Сифилис там шагает по постелям семимильными шагами, а смилакс, как говорят, останавливает его очень быстро. Соответственно, и цена на это лекарство зашкаливает. Хинин тоже пользуется спросом, но только в этих краях. В Европе малярия встречается редко. Сандаловое дерево и табак здесь товары, так сказать, рядовые, много за них не дадут, но все равно куш неплохой. Осталось только довести билландер до Тортуги.

— А как этот «голландец» оказался у вас? — спросил я, чтобы удовлетворить любопытство.

— Судно было пиратским, его захватил капитан Лоренс де Графф, когда служил на нашего императора. Его продали с аукциона, купил мой хозяин — мэр Пуэрто-Кабаньяса, — рассказал капитан.

Надо бы не забыть поблагодарить Лоренца де Граффа. Его стараниями у многих людей жизнь стала интереснее.

В целях безопасности я по пути на Тортугу старался держаться подальше от Ямайки. Есть суда-«летуны», которые не задерживаются надолго у своего владельца. Если он не успевает расстаться с судном по-хорошему, то теряет по-плохому. Подозреваю, что билландер именно из таких.

Ямайку мы проскочили благополучно, а вот в Наветренном проливе нарвались на три испанских военных корабля. Скорее всего, они вышли из своей базы в Сантьяго-де-Куба. Испанцы, опознав по парусам, что захвачено их судно, рванули наперерез, но идти остро к ветру не могли, поэтому не успели, после чего догнать нас у них скорости не хватило.

Барон Жан де Пуансе не сильно огорчился, что мы захватили мало рабов. Билландер, два баркаса и груз со всех трех судов были проданы на аукционе. Губернатор получил десять процентов за молчание и еще шестьдесят, как владелец и снабженец флибустьерской шнявы. То есть, он платил себе за то, что не замечал собственные преступления. Один баркас, меньший, и весь смилакс купил я. Лекарство от сифилиса в этих краях ценится не так дорого, как в Европе. Женщин, больных сифилисом или любым другим венерическим заболеванием, здесь просто убивают. Так что проститутка, поняв, что больна, быстренько уматывает в метрополию, прихватив с собой лекарство, а ее незадачливые клиенты лечатся на месте. Груз оставил на хранение на складе, которым владел Старый Этьен, а баркас я снарядил для плавания. Решил поработать на себя. У барона, возможно, имел бы больше, но служить ему мешало русское, врожденное, болезненное чувство справедливости.

— Быть капитаном моего судна намного выгоднее! Почему ты отказываешься?! — не понимал Жан де Пуансе.

— Не люблю нарушать закон. В моей стране за такое занятие сразу вешают на рее. Причем не только экипаж, но и судовладельца, — соврал я. — Лучше займусь оптовой торговлей.

— Как хочешь! — произнес губернатор, не скрывая презрения к благородному человеку, решившему заняться торговлей не людьми, а товарами. — Святое место пустым не бывает. Замену тебе я быстро найду. Если передумаешь, придется подождать, пока у меня появится еще один корабль или освободится место.

Он собирался купить билландер, но передумал, когда узнал, что я отказываюсь от капитанства. Видимо, количество претендентов на святые места все-таки на Эспаньоле ограничено.

На самом деле я не собирался заниматься торговлей. Приобретенный у губернатора патент на право торговли был отмазом при встрече с испанскими или английскими военными кораблями и давал возможность заходить в английские и голландские порты. Испанцы запрещали иностранцам торговать на своей территории. Впрочем, на мирных контрабандистов испанцы закрывали глаза, чем я и решил воспользоваться. Закупив необходимых буканьерам товаров и не новых пустых бочек, наведался к ним в залив Гонав в середине недели. Для этой цели захватил с собой Жильбера Полена и его слугу Жака. Буканьер так усердно пропивал добычу, что пинк ушел в море без него. Сперва Жильбер Полен согласился отправиться со мной, чтобы добраться до букана, но по пути передумал после того, как я объяснил ему, что собираюсь предпринять.

— Я сразу подумал, что вы (после того, как я стал капитаном, буканьер обращался ко мне исключительно на «вы», как и большинство флибустьеров-французов) не тот человек, который будет торговать мясом! — произнес Жильбер Полен, выслушав мое предложение.

— А я сразу подумал, что ты не захочешь возвращаться в свой букан, — сказал я.

— Не то, чтобы не хочу, привык я там жить, но если есть возможность добыть немного деньжат и погулять от души, никогда не откажусь! — заявил он. — А как будем добычу делить?

— Как обычно: десятую часть губернатору, из оставшегося две трети судовладельцу и поставщику, то есть мне, а последнюю треть разделим на десять долей, из которых три мне, и по одной вам, включая Кике, — ответил я. — Поскольку нас мало, каждому может обломиться солидный куш.

Кроме Жильбера Полена и его слуги я взял еще четырех флибустьеров, чтобы было, кому грести шестью веслами на баркасе. По-хорошему на баркас надо в два-три раза больше весел и гребцов, но такое количество людей вызвало бы подозрение у борцов с флибустьерами. Для моей задумки высокая скорость была не нужна.

С грузом мяса мы отправились на Кубу. Примерно в том месте западнее Сантьяго-де-Куба, где я в бытность голландским капером стоял на якоре перед нападением на этот порт, сейчас было несколько плантаций, владельцы которых с удовольствием обменивали вяленое мясо на табак или сахар. Испанские власти знали об этом, но дружили с плантаторами. В этом месте берег был песчаный. Наверное, в будущем здесь будет курортная зона. Не успели мы вытащить нос баркаса на берег, как к нам подошел сухощавый испанец, надсмотрщик, одетый просто, с мачете в деревянных ножнах, висевшем на кожаном ремне, и длинной жердью в руке. Этими жердями надсмотрщики подгоняют рабов, опасаясь приближаться к ним близко, особенно во время сбора сахарного тростника, который рубили мачете.

— Что привезли? — спросил он.

— Копченое мясо, — ответил я. — Хочу обменять на табак.

Мне не нужен тяжелый сахар. Нагруженный мясом баркас даже при свежем ветре и под всеми парусами делал от силы три-четыре узла, а с сахаром будет идти еще медленнее.

— Бочки на обмен? — поинтересовался испанец.

— Если хорошо заплатите, то оставлю, — ответил я.

У испанцев не хватает бочек. Не слишком-то и заумное дело — изготавливать бочки, и материала хватает, но почему-то бондари в испанских владениях были редкостью. Может быть, потому, что по каким-то причинам не доверяли эту работу рабам. Скорее всего, по причинам безопасности.

— Это хорошо! — обрадовался надсмотрщик.

Мы договорились обменивать фунт мяса на три фунта табака и плюс по пятнадцать фунтов табака за каждую бочку. В первый день с нами торговал только владелец ближней плантации, а на второй подключились два его соседа. Примерно половину бочек испанцы все же вернули. Мы заполнили их выменянным табаком, но большая часть его лежала на дне баркаса, на пайолах, выстеленных бычьими шкурами, чтобы груз не подмокал. На дне баркаса постоянно плескалось немного воды, несмотря на то, что Кике вычерпывал ее по несколько раз на день.