Народы моря (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 16

— Почему не замужем до сих пор? — спросил я.

Мой вопрос оказался для нее настолько неожиданным, что не нашла, что ответить. Точнее, сперва не поняла его, а затем смутилась и закрыла глаза, потому что потупить их не получалось, слишком высоко я поднял подбородок.

— Как тебя зовут? — задал я вопрос попроще.

— Хана, — тихо ответила она.

Женщины принесли мне из соседней комнаты два ящичка из лакированной сосны с высокими ножками, которые внизу имели выдвижные ящички, а верхнее отделение закрывалось крышкой с бронзовой рукояткой в виде полусогнутой ладони, а третий, из красного дерева, был в этой комнате. В верхнем отделении лежала косметика — краска разных цветов, флакончики с духами, кисточки и щипчики, а в выдвижных нижних — драгоценности. По их количеству можно было определить, который из ящичков принадлежал старшей жене (больше), который младшей (меньше). Бусы, ожерелья, особенно много браслетов, кольца, сережки, которые, скорее, нужно считать клипсами, потому что уши ни иевусеи, ни египтяне пока что не прокалывают, а зажимают мочку уха. Украшения были из золота, серебра, слоновой кости и полудрагоценных, по моей классификации, камней. У дочери украшений было меньше всего, зато компенсировала количеством косметики — хватило бы расписать весь дом снаружи и изнутри по несколько раз. В бутылочках из зеленоватого, непрозрачного стекла и фаянса были духи с цветочными ароматами. Спирт пока не научились делать, поэтому настаивают на маслах и воске. Табубуи закладывала кусочек ароматизированного воска в шиньон, который прицепляла к своим волосам, когда шла на рынок с рабыней или в храм. На жаре воск таял и распространял приятный аромат. Поскольку косметика сейчас стоит дорого, я сдернул с кровати тонкое покрывало (до простыней пока не додумались) и завернул в него все три ящичка, вынес сверток к лестнице.

— Пентаур, потом заберешь здесь, возле лестницы! — крикнул я своему возничему.

— Да, сенни! — крикнул в ответ катана сдавленным голосом.

Наверное, нашел что-то большое и тяжелое, а потому и ценное.

— Где ваш муж? — спросил я женщин, вернувшись в дальнюю спальню.

— Мы не знаем! — быстро и в один голос ответили они.

Значит, знают. Или трусливо пал на городских стенах, или отважно прячется где-нибудь. Главное, что не под кроватью: не люблю сюрпризы.

— Принесите воды и полотенце, хочу умыться, — приказал я.

Египтяне такие же чистоплотные, как и китайцы, моются по несколько раз на день. И я привык, пожив с ними.

Все три направились на выход из комнаты.

— Хана, ты останься, — потребовал я. — Будешь моей женой.

На самом деле я хотел сказать, что станет наложницей, но в египетском языке такого слова нет, как и обозначений любовницы и проститутки. Мужья спали с рабынями и служанками, жены в ответ изменяли им, а некоторые женщины зарабатывали телом, но слов таких не было. Точнее, может, они и были, но употреблялись так редко, что я не слышал, а когда спрашивал, мне не говорили. Видимо, так, необозначением и замалчиванием, египтяне боролись с этими порочными явлениями.

— Хорошо, мой господин, — ответила Хана тихо и покорно на египетском языке.

Иностранный язык она выучила, а обычаи — нет. Египетские супруги называют друг друга братом и сестрой. Наверное, эта традиция появилась из-за того, что очень часты браки между братьями и сестрами, причем не только в семьях фараонов, где они чуть ли не обязательны. Если никто не соглашался отдать дочь за бедняка, тот брал в жены сестру, на которую тоже обычно не находилось желающих. Средний класс практиковал такие браки, чтобы оставить в семье нажитое грабежом бедняков. Несмотря на близкородственные браки, признаков вырождения я не замечал. Да, встречались в Мен-Нефере дауны и прочие дебилы, но не больше на душу населения, чем в том же Лагаше или Уре, где подобные браки были исключением.

Я сел на кровать, довольно мягкую. Видимо, дети спали не на перине, а на пуховике.

— Ты младшая? — задал я вопрос.

— Нет, еще брат, — ответила она.

— Прячется вместе с отцом? — спросил я.

Она потупилась и не ответила.

— Если они попадутся другим воинам, то могут погибнуть, — предупредил я.

В это время послышался стук в ворота. Кто-то пытался открыть их любой ценой.

— Не ломитесь, здесь занято! Щит не видите, что ли?! — крикнул со двора Пентаур. — В этом доме колесничие под командованием сенни, благодаря которому захвачен этот город!

С улицы послышалась ругань, но ломиться в ворота перестали.

Мать Ханы принесла медный таз с теплой водой и большое белое с красными полосками полотенце из хлопковой ткани. Я ополоснулся, после чего девушка помыла мне ноги. По собственной инициативе. Я даже сперва не понял, зачем она поставила таз на пол у моих ног и присела. Пальцы у нее были нежные, заряженные сексуальной энергией. Засиделась в девках. Наверное, родители долго перебирали, подыскивая достойного жениха. Доперебирались…

Не думаю, что Хана поверила, что будет именно женой. У нее просто не было выбора. Лучше уж начать с молодым и вроде бы не злым захватчиком. На ласки отозвалась быстро. От некоторых моих прикосновений вздрагивала так, будто ее било током. Смазки у нее выделилось много, поэтому пошло легко. Привыкала к новым ощущениям с минуту, после чего вошла во вкус и застонала утробно, чужим голосом, из-за чего я подумал, что достиг в сексе неведомых ранее глубин. Если фараон не заберет Хану, оставлю себе, чтобы повышать свою самооценку.

Египетская армия движется по пыльной грунтовой дороге на северо-восток. Над солдатами висит облако красновато-коричневой пыли. Позади нас, на том месте, где был город Гезер, поднимаются клубы дыма. В городе подожжено все, что может гореть. Городские стены были почти полностью разрушены захваченными в плен жителями и египетскими солдатами. Разрушать — это тоже строительная специальность. Развалили и часть домов в центре, включая храм, сложенный из огромных каменных глыб. Боги из храма были переселены в Та-Кемет. В прямом смысле слова. Их погрузили целыми или распиленными на части на арбы, запряженные волами, и повезли в Мен-Нефер. По возвращению из похода фараон Мернептах решит, поставить ли их в храме другого бога или соорудить им отдельный. Это будет зависеть от того, как дальше пойдет военная кампания. Если иевусеевские боги будут помогать нам, получат собственное жилье. Если нет, будут снимать угол. Из остальных домов выгребли все, что можно увезти или унести, а остальное приказано было разрушить и сжечь. Щедрость фараона была безгранична — потребовал отдать ему только лазурит, электрон (сплав золота с серебром) и серебро, которого в Та-Кемете постоянно не хватает, из-за чего лишь на самую малость дешевле золота, а все остальное, включая рабов, каждый воин мог оставить себе. Пришлось, конечно, поделиться с Джетом. Я отдал ему браслеты из слоновой кости, которые египтяне считают ценнее золотых такого же размера. Попробовал получить свою долю и Хапусенеб, командир нашей полусотни колесниц, но я очень конкретно сказал, куда он может отправиться прямо сейчас вместе со своими требованиями. Пожаловался ли он Джету, и тот поддержал меня, любимца, как все считают, чати Панехси, или нет, не знаю, но больше Хапусенеб не подходил ко мне с нескромными требованиями.

Мои трофеи едут в обозе на повозке, запряженной двумя ослами. Кроме всякого барахла, я взял себе Хану, ее мать, рабыню лет двадцати и двух рабов, двадцатитрехлетнего и одиннадцатилетнего. Последнего я сперва счел младшим братом моей наложницы, но потом понял, что это не так. Брат старался бы выслужиться, чтобы его не разоблачили, а этот всячески отлынивал от работы, пока не получал подзатыльник или поджопник. Вторая пара ослов и повозка везли добычу Пентаура, частью которой были старшая жена хозяина дома и две тридцатилетние рабыни. Особенно моему возничему нравилось заставлять работать бывшую госпожу. Новоиспеченной рабыне доставалась самая грязная работа, а старым — полегче. Тем более, что обе и ночью обслуживали своего нового хозяина. Где спрятался их прежний хозяин с младшим сыном и выжили ли они, я так и не узнал. Может быть, горят сейчас или задохнулись от дыма в схроне.