Перегрин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 37

— Может, выйдет на берег, согреемся?

— Еще больше замерзнем, и потом будет трудно опять лезть в реку, — ответил я, хотя и самому чертовски хотелось выбраться из холодной воды, зубы уже постукивали. — Потерпите немного.

Я собирался проплыть мимо этого песчаного пляжика за высоким мысом, который река огибала по крутой дуге, когда услышал собачий лай. Гавкала она на вершине мыса. Сперва одна, а потом к ней присоединилось еще несколько. Значит, на мысу живут люди. Обычно для жительства выбирают именно такие места, защищенные водой и обрывистым берегом с трех сторон, а с четвертой строят укрепления.

— Поворачиваем к левому берегу, — прошептал я.

— Там деревня, — предупредил Дейти.

— Да, — коротко бросил я, потому что нижняя челюсть уже тряслась, трудно было говорить.

Река возле пляжика была мелкой, метров за пять до берега я достал ногами дно и пошел, круто разворачивая плот. Дно было ровное и плотное. Вскоре ко мне присоединились остальные, и мы быстро и легко вытащили наше плавсредство на песчаный берег рядом с шестью лодками-плоскодонками. Они были небольшие, с кормовой, средней и носовой банками. Не привязанные, но без весел. Именно эти лодки я и надеялся найти возле деревни.

— Перегружайте наши вещи на три лодки, — приказал я. — Дальше поплывем в лучших условиях.

Стянув три лодки на воду, соединили их цепочкой с помощью веревок, чтобы не потеряться в темноте. Закутавшись в позаимствованное в каструме одеяло, принадлежащее одному из погибших опционов, я сел на кормовую банку передней лодки, чтобы рулить, используя доску, отодранную от плота. Со мной плыли Дейти и еще один галл, самый старший из них, в возрасте под тридцать, которого звали Перт. Как мне сказали, это имя переводится, как шиповник. Наверное, получил его из-за красновато-рыжих волос или привычку подкалывать сослуживцев. В остальные лодки тоже сели по трое. Рулить или грести им не надо было, поэтому, как и я, закутались в одеяла и сели рядышком, чтобы согревать друг друга. Так мы и поплыли дальше, со скоростью течения реки удаляясь от кимвров и их союзников.

Когда начало светать, мы уже были в нескольких десятках километров от врага. Я выбрал на низком правом берегу реки затон, поросший камышом и тростником. Туда мы и зарулили, протащив лодки по мелководью среди зарослей до островка с растущими на нем старыми ивами с широкими кронами. Ни с реки, ни с берега нас не было видно.

— Пробудем здесь до темноты, — сказал я. — Дежурим по одному человеку по очереди. Костры не разжигать до вечера.

После чего улегся на охапку камыша и вырубился. Попутчики покемарили малехо в лодках, а я все время рулил.

Проснулся, когда солнце было в зените. Разбудил меня смех галлов. Когда слышишь чужой смех, кажется, что стебутся над тобой. Надо быть очень самоуверенным, чтобы думать иначе. Оказалось, что мои попутчики полазили по камышам и нашли несколько утиных гнезд с яйцами. Собирали их за пазуху, и на обратном пути один из переносчиков упал ниц, разбив почти всю добычу. Теперь смывал речной водой несостоявшуюся яичницу с тела и туники. У уток кладки небольшие, по десять-двенадцать яиц. В некоторых уже были недоразвитые птенцы, что не мешало галлам есть их сырыми. Сейчас такие яйца считаются деликатесом, а я так и не сподобился, почему-то брезгую. Галлы употребили часть на обед, часть оставили на вечер, чтобы отварить. Днем дым костра сразу выдаст наше местоположение, а ночью — огонь. Зато в вечерние сумерки и дым, и огонь будут не так заметны. Да и, когда стемнеет, мы уплывем отсюда. Я поел сала со вчерашними лепешками, которые малость подмокли.

После чего дал распоряжение обтесать доску от плота так, чтобы ей удобнее было рулить. Пока Дейти делал это, расспрашивал его о галлах. Пока что предки французов совершенно не похожи на своих потомков. Слишком много в них иррационального.

Вечером, после плотного ужина из вареных яиц, бобов и свежих лепешек, мы вытащили лодки на чистую воду и поплыли дальше. Первая половина ночи была лунная, что делало наше путешествие романтичнее. Места здесь красивые. Один недостаток — комаров много. Зато заснуть не давали.

Порт Луны — излучину реки Гаронна, где на левом берегу будет исторический центр Бордо — я узнаю в любую эпоху и в любое время суток. У меня и раньше появлялось предположение, что сплавляемся по Гаронне. По мере приближения к океану река становилась все шире и многоводнее. Таких больших рек, впадающих в Атлантический океан, на территории будущей Франции всего две — Гаронна и Луара. От второй реки мы были слишком далеко. Теперь я точно знал, где мы находимся, о чем и сообщил своим попутчикам. Вот только я понятия не имел, есть ли в этих краях какое-нибудь римское поселение? На том месте, где будет исторический центр Бордо, пока что вперемешку идут песчаные дюны и заболоченные участки, как и в окрестностях, где в будущем появятся сосновые леса, посаженые людьми. И ни одного поселения. Более того, во время предыдущей дневки мы наблюдали за рекой, но не увидели на ней ни одной лодки.

Я уже думал, что в этих краях никто не живет, но, когда мы приблизились к какому-то притоку Гаронны, небольшой речушке, текущей по заболоченной местности, мне показалось, что на плато, которое всего на несколько метров возвышалось над рекой, стоят дома с тростниковыми крышами. Полной уверенности у меня не было, как и желания возвращаться, к тому же наша скорость начала падать, в чем, скорее всего, было виновато приливное течение, поэтому, сплавившись по реке еще немного, я повернул лодку к берегу.

— Давайте здесь остановимся, дождемся утра. Мы уже неподалеку от моря. Дальше будет большой эстуарий, по которому можно плыть и днем, — сказал я своим попутчикам.

Они не возражали, полностью положившись на меня. Мы подрулили к тому месту, где заросли тростника и камышей граничили с песчаной дюной. Лодки оставили на заболоченном участке, затащив вглубь метров на десять, чтобы не были видны с реки, а сами расположились на песке за гребнем, нанесенным ветром. Ночь была теплая, с океана дул легкий ветерок, наполненный йодистым запахом сушеных водорослей. Все, кроме часового, легли в ряд на расстеленных одеялах. Спасть не хотелось, потому что предыдущий день только и занимались этим.

— Легион, наверное, уже на подходе к Нарбо-Марциусу, — предположил я.

— Они идут налегке, быстро, — произнес Дейти.

— С натертыми шеями ходят еще быстрее! — подкольнул Перт.

Галлы весело засмеялись. Представляю, как они, если вернутся на либурну, будут издеваться над болеарцами, иллирийцами и сабинами, сдавшимися в плен на позорных условиях.

— Почему вы пошли служить в римскую армию? — поинтересовался я.

— Чтобы стать настоящими воинами, — ответил Дейти.

— Чтобы сбежать от скуки, — выдвинул свой вариант Перт.

— Стать воином и сбежать от скуки можно, не покидая племя, — возразил я.

— Наше племя покорилось римлянам, — признался Дейти. — Римляне сейчас самые сильные, и надо у них учиться воевать.

— Служа на либурне, — ехидно добавил Перт.

— И на либурне тоже. С прошлого лета мы воюем чаще, чем многие легионеры, — сказал Дейти.

— Не важно, где служишь, важно, как, — изрек я примирительную фразу.

— Говорят, скифы очень хорошие воины, — сменил тему разговора Дейти. — Ты воевал с ними?

— Приходилось, — ответил я. — Теперь они не так хороши, как были когда-то, — и понятными словами пересказал теорию пассионарности, сравнив римлянами по очереди со скифами, галлами и германцами.

Галлы слушали с интересом. Даже часовой переместился поближе ко мне, чтобы не пропустить ни слова.

— Значит, германцы сильнее римлян? — задал уточняющий вопрос Петр.

— Они намного моложе, поэтому придет время, когда римляне станут старыми и дряхлыми и проиграют зрелым и сильным германцам, которые захватят Рим и начнут собирать дань с бывших своих завоевателей, — предрек я.

— Хотел бы я дожить до этого времени! — мечтательно произнес Перт.