Когда мы встретимся вновь (СИ) - Лабрус Елена - Страница 21

— Ого! Заглянула Эрика в салон. А детские сиденья, два штука, здесь оказались случайно?

— Вы меня раскусили, — улыбнулся Майк, — хотел похитить вас и устроить свою прогулку. Но, может, в следующий раз, — помог он пристегнуться малышам. — И, мне кажется, тут есть такая функция, — потыкал он в табло, нагнувшись в открытую дверь. И перед детьми, у каждого, загорелось по экрану, вмонтированному в спинку кресла.

— Вау! Мам! — крикнул Данька.

— Мультики! — пискнула Глафира.

— А мы сможем спокойно поговорить, — раздав детям наушники, открыл Майк Эрике дверь.

Встроились в поток машин. И он уточнил:

— Значит, отца ваших детей зовут Илья?

И, может, Эрике показалось, но голос у него был ну очень заинтересованный.

— И мы, кажется, переходили на «ты», — улыбнулась Эрика, всё у них на «ты» не клеилось. — Да. Илья.

— И вы вместе выросли, насколько я понял из фотографий?

— Ходили в одну школу, жили рядом, в универе встречались. Он учился здесь, я — в Москве. Потом он должен был уехать в Бостон, а я… — Эрика вздохнула.

— А вы попали в какую-то неприятную историю, если я правильно запомнил.

— Да. Он не знал, что я беременна. Я не успела сказать. И больше мы так и не встретились.

Она рассказывала ему про Илью всю дорогу, пока они ехали до магазина. А когда вернулись в машину из «Ленты» с огромными пакетами продуктов, за которые, конечно, заплатил Майк (но не драться же с ним на кассе!), он вдруг развернулся к Эрике всем корпусом, когда машина встала на светофоре:

— Что это была за скверная история?

И такой у него был взгляд, что Эрика поёжилась. Будто её история касалась его лично. Словно от того, что она скажет, что-то зависит и сильно изменится. А она не могла сказать ему всё. Всё до конца, как было на самом деле. Потому что… не могла.

— Я работала тогда у одного армянина на заправке, назовём его для удобства, скажем, Ваграм. И воровала у него бензин…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она спохватилась, что не назвала адрес больницы, он не выставил его на навигаторе, когда Майк качнул головой. Даже не качнул, досадливо дёрнул.

— Я знаю что это за больница, Эрика, я в Питере ни один год прожил, — поморщился он, словно у него резко заболел зуб.

— Тогда должен знать, что говорить Питер — это моветон. Так только «понаехавшие» говорят. Петербург, пожалуйста! — состроила она снобистскую гримасу, делая вид, что не замечает, как ему не понравилось её признание.

— И Васька про Васильевский остров, — всё же улыбнулся он, словно через силу. — Так я и есть «понаехавший».

— Майк, — вздохнула Эрика, — да, я знаю, как это звучит. Я даже оправдываться не буду. Воровать плохо. Хотя сам Ваграм этот бензин тоже воровал, — улыбнулась Эрика, старясь растопить лёд в его глазах. — Уж не знаю где они его сливали, в тупиках с нефтеналивных вагонов или покупали у вояк за копейки, но простые люди свои машины у него заправляли редко. В основном, по чекам обслуживался правительственный автопарк. И остальные клиенты — дальнобойщики на фурах. Заправка стояла при базе, где был паркинг для большегрузных машин. Там же Ваграм держал шашлычную, автосервис, мойку. Я работала на заправке. И научилась продавать в обход Ваграма его ворованную солярку.

— И большие это был деньги? — кашлянул Майк.

— По-разному, — Эрика пожала плечами. — Иногда совсем копейки. Иногда выходило прилично. Но когда всё вскрылось, Ваграм посчитал, что я должна…

— Отработать натурой? — подсказал Майк, когда Эрика не договорила.

— Да, про натуру был разговор. Когда он приехал, весь такой нервный, недовольный, обиженный и угрожал, — покосилась она назад, на детей, но на их блаженных довольных мордашках было написано, что ничего, кроме происходящего на экране они не видят и не слышат. — Но на самом деле Ваграм ничего сам не решал. Он пусть и молодой, и такой весь горячий, психованный, на разрыв. И не самый порядочный, прямо скажем. Но главным был не он, а его отец, Карен, сильно пожилой, грузный, носатый, но спокойный и мудрый дядька. Всё было как скажет он. Конечно, Ваграм не мог всё оставить как есть, раз у него воровали. Конечно, орал как потерпевший и ему пришлось меня запугивать. И, конечно, знал, что денег у меня нет, а долг отдать придётся. Поэтому он предложил отдать ему дом. Или он переломает ноги сначала Илье, потом Нине, ну а потом оторвёт их мне и вставит задом наперёд.

— Дом? — Майк потёр виски, словно у него резко разболелась голова. — Но, если я правильно понял где ты жила, дом — это же хренова туча денег. Наверняка намного больше, чем ты наворовала у того Ваграма.

— Хренова туча, Майк, — тяжело вздохнула Эрика. — И если бы я успела продать его раньше, то мы купили бы Нине квартиру, и я уехала бы с Ильёй, и она ни в чём бы не нуждалась, и в принципе всё бы сложилось не так.

— Но ты не успела?

Эрика молча покачала головой.

— И что было дальше? — нервно постучал Майк ладонями по рулю. — Ты отдала ему дом? Этому, так называемому… Ваграму, прости за мой французский, — но в слух он так и не выругался.

«Да хрен он угадал, вот что было дальше», — выдохнула Эрика.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Карен, отец Ваграма и правда был старым добрым армянином. Он относился к Эрике как к дочке. И, конечно, некрасиво было с её стороны так поступать с его ворованным бензином. Но то бензин, а у неё Нина, универ, долги. И сам Ваграм никогда не догадался бы потребовать дом, ну или пригрозить расправой. Ваграму не мешал Илья. Но весь его бизнес держался за счёт муниципальных денег. Как добросовестный предприниматель он честно выигрывал каждый год тендер. Вот только чтобы этот тендер выиграл именно Ваграм, была забота Алого.

Всё это Эрика поняла потом. Сильно потом. Когда Илью уже избили и мать увезла его в Канаду. А Эрика продала дом за бесценок…

— Вот здесь пятьсот тысяч, — кинула она Карену на стол тугую пачку. — Это намного больше, чем я задолжала. Но или ты их берёшь, и мы в расчёте. Или я спалю к херам твою заправку, вместе с шашлычной и всем остальным. А ты знаешь, я ведь спалю.

— Вай, вай, Эрика, зачем такой злой? Зачем угрожать старый больной человек? Один кричать: спалю! Другой кричать: делай, что говорят! — взмахивал Карен руками с узловатыми пальцами. — А мы разве головорезы, мальчик бить? Разве звери, нога ломать? Я сказать, что велено, а остальное моя не знать и моя не делать. Но прими совет, маленький дерзкий девочка, — он наклонился через стол, поманил её пальцем. — Беги от него! И беги далеко!

Вот тогда она и поняла, кто «он».

И сбежала.

Сделала вид, будто поверила в то, что Илья её бросил, во всю ту хрень, что пытался ей «скормить» Алый. Порвала с Ильёй, поменяла телефон. Написала записку. Сказала Алому, что станет его женой. А потом… сбежала. Заплатила наличкой за машину, чтобы их с Ниной и самым необходимы скарбом довезли до Петербурга и постаралась раствориться.

Она думала вырученных за дом денег им хватит ни на один год, на всё: на роды, детские вещи, жильё, даже если они будут здесь, а Илья там. Но ведь потом Илья закончит свою магистратуру и вернётся. И они вместе что-нибудь придумают.

Но он так и не вернулся. Не приехал даже на летние каникулы. Хотя Эрика каждый день ездила с коляской в Летний сад. Каждый день, как грёбаный Пушкин в халате и шлёпанцах, приходила туда с утра и уходила, когда парк закрывался. Зачем? Потому что однажды в одну из встреч в Питере он сказал: «Если потеряешься, жди меня здесь». И показал на знаменитую решётку Летнего сада. Напиши или позвони: «Я потерялась!» и я сам найду тебя здесь.

Всё это она и рассказала Майку.