Когда мы встретимся вновь (СИ) - Лабрус Елена - Страница 35

— Эрика. Сестра Нины. Можно просто Эрика.

— Очень приятно. Ну, не буду вам мешать, — пожал он широкими плечами. — Пойду в свою седьмую палату.

— Да вы нам не помешаете, — поторопилась остановить его Эрика, краем глаза заметив, как смущённо заправила Нина за ухо короткие волосы. — Мы ненадолго. Проведать да узнать: домой-то едем? — повернулась она к Нине.

— Да пора бы, — улыбнулась та в ответ, взъерошив русые кудри Данилки. — Тебя бы подстричь, дружок. Что там на улице? Тепло? А мы торопимся?

— Всё тает, — кивнула Эрика и удивилась. — Не торопимся. А что?

— Да Толик мне рассказал тут про одно чудесное место недалеко, лютеранскую церковь Анненкирхе. Его тоже сегодня выписывают, — коротко, робко глянула она на мужчину. — Мы хотели сходить.

— Вы не подумайте, я не лютеранин, — поспешил добавить Анатолий, хотя Эрика не видела в этом никакой проблемы. — Просто место очень живописное. Этому недавно сильно обгоревшему изнутри зданию уже двести сорок лет. Там венчался Карл Брюллов. А улицу в честь построенной кирхе назвали Кирочной. Её создал архитектор Юрий Фельтен, он же спроектировал Дворцовую площадь, решётку Летнего сада… — он осёкся, когда брови Эрики взметнулись вверх. Хоть и не мог знать, что для Эрики это просто знак, пусть мелочь, но знаковая настолько, что тепло разлилось в груди. — Простите, если утомил, я могу говорить часами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Нет, нет, что вы! Ничуть не утомили. Вы историк? — можно сказать, с первого взгляда прониклась к мужчине Эрика.

И вдруг подумала о том насколько всё в жизни неслучайно. Пусть она сейчас не может думать ни о чём другом, кроме болезни Ильи, но ведь жизнь продолжается. Люди встречаются и расходятся, теряют друг друга и находят. И будь Илья не болен, как вела бы себя Эрика тогда? Разве тревожно прижималась бы губами к его лбу по нескольку раз в день? Заглядывала бы тоскливо в глаза, словно готовясь к неминуемой разлуке? Нет, только болен он или нет — она всё равно всегда будет бояться его потерять. Всегда.

Кто знает сколько им отмеряно: целая жизнь, год, два, несколько месяцев? Так зачем омрачать эти дни ожиданием плохого. Пусть они будут светлыми. Пусть будут наполнены событиями, милыми пустяками, прогулками, разговорами. Чем-то новым, пусть даже это история старой лютеранской церкви, так неожиданно её зацепившая. Пусть каждый день будет таким, словно впереди у них целая жизнь, которую они проживут рука об руку, чтобы до самой старости вспоминать эти дни.

Когда бы, насколько и как их судьба не разлучила: у порога дома, провожая на работу, у машины такси, увозящей его в аэропорт. У каждой закрытой за ним двери, куда бы она ни вела, она всегда будет думать только об одном: когда мы встретимся вновь…

— Нет, нет, что вы. Просто коренной петербуржец, — ответил мужчина, выводя Эрику из задумчивости. — Я когда-то работал художником по костюмам на «Ленфильме». А сейчас мои коллеги на его базе создали «Студию исторического костюма». Сотрудничаем с театрами, фотостудиями, сдаём в прокат для костюмированных вечеринок любого века, ну и, конечно, устраиваем свои фотосессии с полным перевоплощением хоть в викингов, хоть в пиратов, хоть в Бориса Годунова или кардинала Ришелье.

— Потрясающе, — искренне восхитилась Эрика. — И что любой желающий может прийти и взять костюм напрокат?

— Любой костюм из всех двадцати тысяч, что там хранятся, — улыбнулся Толик. — Представьте сколько за время существования «Ленфильма» их было создано? И все они там, в его костюмерных.

— Приглашаете? — покосилась Эрика на детей.

— И даже настаиваю. Приходите всей семьёй. И обязательно сходите в Анненкирхе. У них есть сайт, можно посмотреть расписание, когда проводятся экскурсии, когда можно послушать орган. Также там проходят музыкальные концерты, встречи, ярмарки, — он оглянулся на подошедшую медсестру. — О, простите. Наверно, моя выписка готова. Пойду собираться.

— Очень приятно было познакомиться, — кивнула ему в ответ Эрика. А про себя добавила: «Очень надеюсь, что встреча была не последней» и с подозрением посмотрела на Нину.

— Не смотри так на меня. Это ничего не значит, — отмахнулась та. Но её румянец говорил обратное.

— Не смотрю, не смотрю, — скрестила Эрика пальцы, боясь спугнуть слабую надежду, что это не просто мимолётное знакомство, а всё же зарождающиеся отношения. Пусть просто дружеские, но Нине так не хватало друзей.

— Не знаю, как теперь смотреть Илье в глаза, — устало села она на больничную койку, когда её нехитрый скарб был сложен. Они договорились, что вещи Эрика заберёт, а Нина приедет домой сама. Мешать их прогулке с Анатолием до Анненкирхе Эрика никак не могла.

— Тебе не о чем волноваться, Нин. Илья не осудит. И точно не держит на тебя зла. Он не его мать.

— А что Юлия Геннадьевна тоже здесь? — давно привыкшая понимать сестру без слов, догадалась она.

— У Ильи рак крови, — вздохнула Эрика, сообщая новость, которую лишний раз вслух боялась и озвучить. Нина обомлела, в ужасе прижала руки к груди. — Они все здесь: его отец, мать. Илья все эти годы жил и работал в основном в Петербурге. Но теперь родители настаивают, что лечиться нужно ехать в Америку.

— Как же так? — горестно качала она головой. — Как же так-то? Такой молодой и рак. И что, он поедет? Вы же только… нашлись.

— Я не знаю, Нин, — встала Эрика. Дети носились в коридоре. И это нужно было срочно прекратить. Да и некогда было засиживаться. — Мы ещё об этом не говорили. Обсудим потом. Ну, ждём тебя дома, — обняла она сестру.

— А знаешь, что, — отстранилась Нина. — Не пойду я никуда. Поеду домой. Устала. Соскучилась. Никуда эта церковь не денется. Потом сходим. С детьми ли, с Толиком.

— Да как скажешь, — даже обрадовалась Эрика.

Усадив их с детьми в машину, она помогла пристегнуться Нине на пассажирском сиденье. Это и правда было к лучшему, что к Алому она поедет одна. Хоть и пришлось уговаривать Глафиру.

— Так, плакульки, грустнульки и психульки откладываем на потом. Если мы поедем все вместе, то кто будет кормить и гулять с Тотошей и Кокошей? — серьёзно посмотрела она на дочь. — А я передам Алому от вас привет и скажу, он побыстрее поправлялся. Я ничего не забыла?

— Нет, — всхлипнула та. — А папа скоро приедет?

— А папе можно позвонить, — взяла Эрика у Нины телефон и набрала номер, что теперь помнила наизусть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Звонок застал Илью в клинике, когда медсестра, бравшая кровь на анализ, как раз согнула его руку в сгибе локтя, зажимая проспиртованную ватку.

Как же это было приятно: ощутить беспокойство и заботу, услышать голос Эрики, а потом голоса детей.

Глядя в окно кабинета, он долго разговаривал с Глафирой. И чувства, что его переполняли, когда тоненьким голоском дочь отвечала на его простые вопросы, невозможно было сравнить ни с чем.

Илья не мог представить, что ему опять придётся с ними расстаться, что снова придётся лежать одному в пустой стерильной палате. Нет, нет, нет! Он не хотел уезжать. Он не хотел больше болеть. И умирать тоже не входило в его планы. Но реальность была такова, что нравится ему это или нет, а дела нужно было привести в порядок так, чтобы всё, чем он владел и что имел осталось Эрике и детям. Чтобы они были защищены хотя бы материально и юридически. И чтобы больше никогда и ни в чём не нуждались, если его не станет.

После визита к врачу, он встречался с нотариусом и юристами, вызвал с отпуска финдиректора, нанял адвоката и лично встретился с мамой Могилевского.

На удивление, именно Надежда Васильевна оказалась самой понятливой из всех людей, с которыми ему пришлось пообщаться за этот день. И самой толковой.