Вкус одержимости (СИ) - Лабрус Елена - Страница 28

— Так, как вышло, — выдохнул он. — Жестоко. Грубо. Ужасно. Да, я виноват. Я очень перед тобой виноват. Ты мне нравишься, Ника. Очень нравишься. Я не думал, что до этого дойдёт. Думал, просто посмеёмся…

— Так это по-твоему была шутка? Ха-ха! А я глупая, не поняла, что было весело. Смешно. Забавно. Видимо, меня забыли предупредить, что это Камеди-клаб и три клоуна. Но ты, конечно, ни при чём. Ты же пытался заступиться. Ты ведь пытался? — уже не кричала я, выдохлась. И, наверное, спросила даже с надеждой.

Не знаю на что. Может, на то, что он не такой пропащий. Ведь я слышала, как кто-то из них кричал: «Нет. Нет! Ты не сделаешь этого! Не смей!»

— Да! Да, я пытался! — ударил он кулаком в стекло. Оно опасно дрогнуло, преломив свет. Я отшатнулась назад, споткнулась о сумку. Но замешкалась лишь на долю секунды, когда комок подступил к горлу.

— Чей это автограф? — рванула я вниз футболку на груди. — Или скажешь, что это ты не видел?

— Нет, — ошарашено покачал он головой, глядя на узор. — Это я… не видел.

Ну ещё бы! Ведь этого там не было.

— А вот это? — выхватила я из сумки лист со словом «СУКА» и припечатала к стеклу.

— Это… это в-Влад, — заикался он, но потом уверенно посмотрел на меня поверх листа. — Влад. Это он. Он… татуировщик.

— Кто? — моя рука с листом бессильно повисла вдоль тела. И его разбитое, но уже подживающее лицо я словно увидела впервые. Рассечённую бровь. Черноту под глазами. Кровоподтёк на скуле. Ссадину на подбородке. Опухшую губу.

— Мой старший брат. Он работает татуировщиком. Это он вырезал. Он! — Его глаза цвета чистейшей лазури наполнились слезами, когда он снова кинулся к стеклу. — Мне очень жаль. Прости меня. Прости! Ника, пожалуйста! Да, я слабак, я трус, я жалкий урод. Я ничего не смог сделать, даже ему помешать. Но я так рад, что ты жива. Я думал, что уже никогда тебя не увижу… — он всхлипнул. Упал на колени и зарыдал.

На меня вдруг навалилась такая усталость, что хотелось лечь прямо здесь, на пол в этой странной комнате с безликими бетонными стенами и стеклянной коробкой по центру. Лечь и уснуть.

Я с трудом подняла сумку и пошла к двери.

— Ника! Ника, пожалуйста! Не бросай меня здесь! — заорал он мне вслед.

— Боюсь, это именно то, что ты заслужил, — взялась я за ручку двери, чтобы не упасть, но повернулась.

— Нет, нет, ты не понимаешь. Если это хозяин особняка тебя сюда привёз, тебе тоже нужно бежать отсюда. Бежать как можно скорее. Он вампир. Вот посмотри, — он вытянул руки, показывая вены как наркоман.

— Кто? — не поняла я о чём он говорит.

— Чёртов Алан Арье. Он чудовище. Пиявка, кровосос. Он пьёт человеческую кровь.

— Что? — потрясла я головой.

— Он каждый день берёт у меня кровь и пьёт её, — тыкал он пальцами в вены в обеих руках. — И он думает, что я не знаю кто он.

— Он учёный, Ярик. Гематолог с мировым именем. Наверно, ему нужна твоя кровь, чтобы…

— Да как ты не понимаешь! — заорал он. — Он — кровосос! Как бы они себя ни называли. Типа истинные вампиры, и бла-бла-бла, они не могут жить без крови. Такие же как он. Но они есть. Они существуют. И они пьют человеческую кровь, — волновался Ярик. — Понимаешь, человеческую? Кем бы он ни был, учёным или нет, сути это не меняет. Всё это только прикрытие. Я знаю, что говорю!

— Откуда?

— От его жены. Она всё про него рассказала Кристине. И даже шрамы на спине показала. Их там было десятки, сотни порезов, которые он делает, когда сосёт кровь.

Я пыталась это не представлять: лицо Алан Арье с торчащими изо рта окровавленными клыками и не могла. В моём воображении это выглядело карикатурно, как в плохом кино.

Но зачем Ярославу такое выдумывать?

— Кто такая Кристина? — спросила я с недоверием.

— Дочка хозяина «Пит-Стопа». Кира, жена этого Арье с ней дружила, ну и помогала там.

— «Пит-Стопа», недалеко от которого она и погибла?

— Ну, да, — уверенно кивнул он. — Но это было давно, года два назад, а мы, — он запнулся, — мы с Кристиной подружились недавно. Вообще она с Владом. А мы с ней… ну в общем мы друзья.

— А его жена? Что ещё она рассказала?

— Да, всё. Всё про него. Она хотела от него сбежать, но он её не отпускал. И тогда она… Крис говорит, что она не просто так погибла. Что она сама шагнула под колёса.

Что?!

Я не знала, что сказать, что думать, что ответить.

Она сама шагнула под колёса папиной машины?

Но Алан. Он спас мне жизнь. Именно Алан Арье. А не этот трусливый щенок, который…

Я сделал шаг назад.

— Ты придёшь ещё? — с надеждой припал он к стеклу. — Ника! Ты придёшь?

Я презрительно скривилась.

— Прощай, Ярик!

— Не бросай меня, пожалуйста! Ника!   

Но я не обернулась на его мольбы и решительно вышла.

В голове не укладывалось всё, что он сказал.  

Но одно я знала точно: я не могу сейчас просто взять и уехать. Я должна знать правду. Не для себя, для папы.

Я забрала оставленные в лаборатории листы и повернула обратно к дому.  

Я мог бы поклясться, что последний раз дверь своего дома открывал с таким волнением, когда Кира ещё была жива.

Пусть я не поверил ни слову, что сказал про неё детектив, но я подумаю об этом завтра. Сейчас сердце громко бухало о рёбра не из-за Киры.

И ухнуло вниз, когда я услышал, что дом не пуст и с облегчением выдохнул.

Она не уехала. И она… пела. Мурлыкала что-то себе под нос и гремела посудой на кухне.

— Чёрт! — схватилась за грудь Ника, увидев меня в проёме двери. — Нельзя так подкрадываться к людям, Алан Арье, — стукнула бамбуковой тарелкой о стол. Я едва сдержал улыбку: как же смешно она пугалась. — Я чуть салат не уронила.

— Салат? — удивился я, ставя на стол пакет с продуктами. — Ты готовила ужин?

В моём полосатом поварском фартуке, который обернула вокруг себя раза три поверх знакомой фирменной футболки, она выглядела как свежая сигара, спелёнутая верхними листьями табака. Но это было так мило, так по-домашнему, что в груди защемило.

— Да, ужин, — повернулась она и посмотрела на меня строго. — Если вы орали в надежде, что я соберусь и уеду, то просчитались. Я никуда не делась. И, если оправите в помойку мой салат, тоже не уеду, так что можете не стараться. — Гордо задрала подбородок. И подозрительно принюхалась. — Вы что горели?

— Да, н-немного, — с чего-то начал заикаться я. — Мимо пожара проезжал.

— Ясно, — кивнула она. — Ну тогда идите переодевайтесь, а я тут пока, если позволите, — показала она на пакет, — разберу продукты.

— Хорошо, — кивнул я, отвечая разом на все её вопросы и подчинился.

И пока тёрся в душе мочалкой, всё гадал: я так легко подчинился потому, что обещал себе быть душкой, зайкой и паинькой? Или потому, что вдруг почувствовал насколько естественно она вписывается в этот дом, мою кухню, мою жизнь.

 Словно в моей унылой жизни как в плотно закрытой коробке не было места ни для чего. Но на то, что я не безнадёжен, осталась маленькая-маленькая, как крохотная щёлочка, надежда, а эта девочка…

— Ника, — произнёс я вслух.

Ника была такой худенькой и хрупкой, что только она и смогла в неё протиснуться. И неожиданно заткнуть огромную зияющую пробоину в моей душе.

А о своём дурацком обещании я ведь на самом деле только что вспомнил.

— Наверное, это странно спрашивать у вас такие вещи, — ловко орудуя двумя деревянными приборами, положила она себе на тарелку салат, на меня и не глядя. — Но как прошёл ваш день?

— Мой день? — удивился я. — М-м-м, — и замычал, когда во рту оказалась первая же ложка салата. — Боже! Как вкусно! Что ты положила? Как?.. — с непониманием уставился я в тарелку. Это действительно было потрясающе. Вроде просто порванные руками на мелкие кусочки листья салата, нарезанные огурцы, помидоры, но…и я увидел это. — Ты обваляла кусочки творожного сыра в измельчённом грецком орехе? — я наколол на вилку шарик и поднял, словно нашёл алмаз.