Вкус одержимости (СИ) - Лабрус Елена - Страница 42

И это был Алан Арье.

Провалиться мне на этом месте, но у него в руке был букет. В камине горел огонь. И по всей гостиной — настоящие свечи.

— Ты самая красивая Золушка на свете, — улыбнулся он, словно прочитав мои мысли.

— Алан, это всё необязательно, — смущаясь, взяла я розы.

— Обязательно, — шепнул он. — Я читал. Ужин, свечи, музыка, цветы.

— Тебя жестоко обманули, — сообщила я ему на ухо по секрету. — Чтобы лишить девушку девственности всё это можно опустить.

— Тогда тебе крупно не повезло, что я прочитал неправильную книжку, — пригласил он меня в кухню. — Я хочу, чтобы эта ночь для тебя стала особенной и незабываемой, несмотря ни что.

Стол был уже накрыт, когда мы вошли. Я поставила цветы в вазу. Он зажёг на столе свечи и включил музыку. Я понятия не имела что это была за музыка, кто пел и о чём. Французский шансон? Но сердце замирало.

Алан пригласил меня пока сесть за барную стойку.

И я откровенно наслаждалась великолепной акустикой, потрясающими ароматами и видом на его цветы и… его тело: прежде чем нацепить фартук, он снял рубашку и надел его на голое тело.

Святая инквизиция!

Не знаю, что было вкуснее: вид Алана Арье, который готовил на своей кухне — пряди тёмных волос упали на лоб, мускулы играли под атласной кожей, когда его руки что-то перемешивали, рубили и обжаривали, — блюдо, что уже выглядело как прямой путь в мои трусы, или запах этой еды на небольшом гриле.

Ароматы креветок и чеснока. Рот наполнился слюной.

— Ты всегда готовишь без рубашки? — я сглотнула.

Он налил в мой бокал вина и подал.

— Только сегодня. Хочу, чтобы ты немного привыкла ко мне и расслабилась.

О, да! Именно так я, конечно, и расслаблюсь. Вот когда всё это великолепие в полуметре от меня и мне обещана ночь, что я никогда не забуду.   

Если бы ещё, чёрт возьми, это было просто тупое влечение. Просто договор, что он мог привести в исполнение в любом месте в любое время. Я бы так не дёргалась. Но он как назло словно решил мне доказать: он лучше, чем кажется.

Словно я этого не знаю. Словно мне надо что-то доказывать.

Алан подпевал себе под нос, нарезая овощи, и подал их с поджаренными на шпажках креветками как настоящий шеф-повар. Но, прежде чем сесть за стол, снял фартук и, пусть не застегнул, но всё же надел на себя рубашку.

— У тебя очень красивый голос, — сказала я, когда он пригласил меня к столу.

— Когда пою? — улыбнулся он. — Или когда ору?

— И когда говоришь, я тоже нервничаю, — кашлянула я.

— Я заставляю тебя нервничать? — удивился он.

— Да, — честно кивнула я.

Желудок сделал сальто, когда наши взгляды встретились.

Чёрт, я нервничаю, а он, кажется, наслаждается происходящим и не скрывает этого.

Ему словно нравится мне нравиться. Только мне от этого не легче. Я никак не могла перестать волноваться. И это он тоже видел. Протянул ладонь, заставив положить в неё мою руку.

— Представь, что сейчас весь дом специально для тебя накрыли волшебным пледом. И здесь больше нет никого и ничего. Только ты и я. Ты такая, как хочешь быть. И я здесь только ради тебя. Такой, каким никогда не был. Одушевлённый тобой. Окрылённый. Влюблённый, — поцеловал он кончики моих пальцев, всё ещё глядя мне в глаза. И отпустил.

— Значит, сегодня можно врать?

— Это чистая правда. Но да, сегодня можно всё. Всё, что хоть ненадолго сделает тебя счастливой. Попробуй, — показал он на тарелку. — Поверь, я в этом разбираюсь.

— М-м-м… — я не смогла сдержать стон, когда сочная поджаренная креветка оказалась у меня во рту. — Чёрт!

Алан выдохнул, словно он моего слишком эмоционального стона его прострелило.

— Мне тоже нравится твой голос, — набрал он воздуха в грудь и медленно выдохнул. — И твоё платье и…

— Алан, не надо, — покачала я головой. — Не говори того, о чём ты потом пожалеешь.

— А если я пожалею о том, чего не сказал? — его взгляд так потемнел, что какими бы ни были вкусными креветки, я не могла больше проглотить ни кусочка. — А я не хочу сегодня ни о чём жалеть.

— Алан… — я внутренне сжалась.

Чёрт, он разобьёт мне сердце! Вот именно сегодня и разобьёт. И он, может быть, не пожалеет, но я… как я буду жить дальше без него?

— Что бы сделало тебя счастливой, крольчонок?

— Кроме твоей еды? — попыталась я изобразить улыбку.

Но и он был так серьёзен сейчас, словно хотел показать, что не шутит.

Только разве я могу ему сказать правду? Или могу?

— Ты. Ты бы мог сделать меня счастливой, — постаралась я придать своему голосу лёгкость. Только вряд ли он в неё поверил, потому что нахмурился.

— Ты ничего не знаешь обо мне.

Он скользнул по мне взглядом, что словно проникал в самую душу. Этот взгляд держал меня в плену, предупреждая: «И лучше тебе не знать».

 Но у меня было не меньше опасений на свой счёт.

— А ты обо мне, — покачала я головой. — Только здесь и сейчас это ничего не меняет. Здесь и сейчас ты тот, кто заставляет моё сердце биться чаще. И раз уж ты спросил, что сделает меня счастливой, расскажи мне о себе.

— Ладно. Спрашивай, — великодушно разрешил он, наколов на вилку кусочек креветки и засунув в рот.

— Ты правда наполовину француз и граф? — я тоже вернулась к своей тарелке.

— Уи, мон шер, — улыбнулся он. — Мама познакомилась с отцом на каком-то приёме в посольстве. Мой дед был дипломатом. И то, что ей тогда едва исполнилось четырнадцать, потомственного аристократа Генриха Арье не сильно беспокоило. Потом она подросла, они снова встретились. А потом родился я. И рос с мамой. Только когда стал вопрос о получении паспорта и гражданства, отец прилетел к единственному наследнику и дал свою фамилию. Когда мама умерла, я уехал к нему.

— А бабушка с дедушкой?

— Они погибли при теракте, когда мне было семь.

— А что случилось с мамой?

— Разрыв аневризмы. Кровоизлияние в мозг.

— Ты из-за этого стал гематологом?

— Ну-у, почти, — улыбнулся он.

 — А твой отец? Он был хорошим человеком? — от его еды не хотелось отрываться, но разве я могла упустить шанс узнать о нём больше.

— Это сноб, старый брюзга и лицемер? — хмыкнул Алан. — Возможно, по сравнению со мной, да.

— Ты слишком строг к себе, — улыбнулась я.

— Или слишком снисходителен. Но всё же порой я по нему скучаю.

— А почему ты не хотел детей? — после двух бокалов вина явно встала я на опасную тропу.

Он замер на секунду, но потом поднял на меня глаза.

— Не хочу обрекать своих детей на жизнь, что досталась мне.

— Обрекать? На что?! Ты богат, известен, талантлив, успешен, красив как дьявол, привлекателен, умён. А ещё ты ответственный, добрый, терпеливый и ты умеешь заботиться о других. Уверена, ты стал бы отличным отцом. Что с тобой может быть не так? — я осеклась под его насмешливым взглядом, проклиная себя за горячность. — Ты… не здоров?

— Ну-у-у, — словно у него резко пропал аппетит, он положил вилку, — можно и так сказать. Это то, чего ты точно не захочешь обо мне знать.  

— А если захочу? Если я хочу знать о тебе всё?

— Я имел в виду, что это тебе знать не нужно, — остудил он мой порыв таким взглядом, что я тут же пожалела и о своей смелости.

Выдохнула, понимая, что на этом разговор об Алане Арье окончен.

— А о результатах анализа моей крови можно спросить?

— И даже нужно. Мой вердикт: тебе нельзя мёрзнуть ни в коем случае. То есть если ты решишь отправиться в экспедицию на Северный полюс или подняться на Эверест — это будет стоить тебе жизни. Клетки твоей крови разрушаются под действием холода. А если учесть, что эритроцитов у тебя меньше, чем у любого другого человека, и твоя анемия исключение из правил, раз ты чувствуешь себя с таким низким уровнем гемоглобина хорошо, то переохлаждаться тебе никак нельзя. И лучше спать с грелкой во всё тело, — улыбнулся он. — Будешь?..

— Буду, — ответила я уверенно. А не надо провоцировать меня «грелками».