Знамение. Трилогия (СИ) - Ильясов Тимур - Страница 17

Через тридцать минут после нашего разговора по телефону, соседка уже показывала нам свою квартиру вместе с правильно оформленными документами о собственности.

Хозяйкой оказалась женщиной средних лет. Худая, маленькая, бледная, с темными кругами под светлыми, словно высохшими глазами. С узкими бескровными и будто высохшими губами. С тонким белым лицом в сетке морщин, не глубоких, как у пожилых людей, а будто только недавно появившихся, как обычно бывает, когда человек переживает некую трагедию и горе немедленно отражается на внешности. Она была чрезмерно, даже болезненно сосредоточенна. Словно каждое движение и произнесенное слово приносили ей боль, которую она тщательно скрывала, чтобы не выдать свою слабость. Ее аккуратная голова была пострижена под мальчика и выкрашена в черное, что выдавали отросшие седые корешки у корней волос. Добротная, видимо дорогая одежда на ней казалось излишне свободной, словно на резко похудевшем теле, будто она не успела сменить гардероб под новый размер. Мне было почти физически больно смотреть на нее, настолько удручающее впечатление она производила на меня своим трагическим, драматичным видом. Будто некая печать стояла на ней незримым мрачным пятном. Печать отчаянья. Печать скорби. Печать смерти.

Я не спросил о причинах продажи квартиры. Мне этого не хотелось знать. Потому что я чувствовал, что причиной была некая драма, в пучину которой мне было страшно заглядывать. Но она рассказала все сама. Даже не спросив разрешения. Тихо, спокойно, монотонно, словно и не про себя даже.

Дело было в том, что год назад ее младшей десятилетней дочери диагностировали некую редкую и трудно неизлечимую болезнь глаз, которая стремительно прогрессировала к слепоте. Они с мужем пытались разобраться с болезнью в местных клиниках, но девочке становилось только хуже. Пару раз они выезжали в Южную Корею для срочных операций, где потратили все семейные сбережения. Денег у них не осталось и для последующего лечения они планировали переехать в столицу, где государство оплачивало часть расходов. Женщине пришлось бросить работу и ухаживать за дочерью, оставив в кормильцах одного мужа, которой, впрочем, вскоре их бросил, не выдержав невзгод, и женился на другой женщине, моложе и без житейских проблем. Женщина осталась одна. И единственным решением создавшейся ситуации было продажа ее квартиры и осуществление задуманного ранее плана переезда в столицу, где она надеется снять жилье и на вырученные со сделки деньги продолжать бороться за здоровье дочери.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

С тяжелым сердцем я прошел в квартиру и потерял дар речи от удивления. Планировка квартиры представляла собой точное зеркальное отражение планировки нашей квартиры. Даже лоджия находилась на том же, что и у нас месте, также застекленная коричневой под дерево фактурой. Окна квартиры выходили на противоположную от наших окон сторону и упирались в огромный длинный массив здания соседнего жилого комплекса, что ухудшало вид, но все же, благодаря высокому этажу, позволяло квартире оставаться хорошо освященной солнцем.

Жилье было уютным, аккуратным, современным, с качественным со вкусом исполненным ремонтом, полностью оборудованным новой встроенной мебелью и техникой. Было очевидно, что хозяева готовили квартиру не для продажи или аренды, а для себя, так внимательно и продуманно были исполнены даже самые мелкие детали. Еще оказалось, что в квартире даже никто еще не успел пожить.

— Сколько? — глухим, хриплым голосом спросил я, зажмурив глаза, ожидая услышать завышенную цену.

Женщина назвала цифру.

— Сколько? — переспросил я, не веря услышанному.

Женщина спокойно, не изменившимся тоном, повторила сумму.

Цена была на удивление ниже, чем я ожидал, и мне с лихвой хватало сбережений, чтобы совершить покупку.

— Мы берем, — коротко ответил я.

В голове подленькой молнией промелькнула мысль о том, что стоило бы поторговаться. Но я ее немедленно отбросил. Я просто не смог бы это сделать. Смотреть в худое, бледное лицо этой женщины, в ее выцветшие выплаканные глаза. И торговаться за товар, который и так продавался по цене ниже рынка.

Сделка была завершена быстро. Деньги посчитаны и пристроены. Документы подписаны и проверены. Так быстро, что мы не успели прийти в себя, как выскочили, словно пробка из бочки, из кабинета нотариуса, растерянные, до конца не верящие в происходящее. Со свежими бумагами в руках.

Несколько секунд мы втроем стояли на гремящей автомобилями улице. Смотрели друг на друга, собираясь с мыслями.

Первой опомнилась соседка. Она сунула тонкую руку в сумку, достала связку ключей и протянула их мне.

— Это ключи от входной и внутренних дверей. Еще ключ от детских замков на окнах.

Я протянул руку и взял связку, на мгновение коснувшись кожи ее руки. От этого прикосновения меня словно укололо осколком льда, настолько холодными показались ее руки.

— Спасибо, — пробормотал я, пряча свой взгляд под ногами.

— Вы, конечно, замените замки от входной… ну сами знаете, — пробормотала она.

— Да…, да…, спасибо…, - ответила супруга, такая же растерянная и смущенная, как и я.

— Вам спасибо. Счастья новом доме… До свидания…, - почти шепотом сказала она. А потом рывком развернулась и торопливо направилась в сторону стоявшего у обочины автомобиля. Потом села за руль и уехала.

Мы с супругой некоторое время стояли и смотрели вслед удаляющемуся вдаль автомобилю, пока он не пропал из вида за поворотом.

Я знал, что мы ощущали с женой одни и те же чувства. Гадкие чувства. Противные липкие чувства совершенной подлости. Хотя, казалось, что мы никого не обманули и были предельной честны. Но ведь это было не так…

— Надо было ей сказать…, - первая нарушила молчание супруга. Словами, которые вертелись и у меня на языке.

Я ничего не ответил. Только крепко взял ее за руку.

А потом мы пошли домой.

К следующей среде, пятому июня 2019 года, первый эшелон защиты нашей крепости был готов. Я с плохо скрываемым ликованием, широко улыбаясь, словно школьник на последнем звонке перед каникулами, передал в испачканные строительной грязью руки мастера последнюю часть платежа за доставку и установку новой двери — железной махине бронированной толстым железом и покрытой шпоном под натуральное дерево.

Я — стражник средневековой крепости!

Я — последняя надежда умирающей цивилизации!

Я — хранитель святыни, охраняющей ее от нападения варваров!

Я — навигатор утлого суденышка, идущего прямо в жерло океанского тайфуна!

— Спасибо! Отлично получилось! — похвалил я мастера.

Мастер выглядел именно таким, каким мы обычно представляем мужчин, зарабатывающих на жизнь руками. Коренастый немногословный человек средних лет, в синей пыльной спецовке, с сигаретой за ухом. Его помощник был почти его полной копией, только немного моложе и субтильнее.

Они вдвоем за несколько часов умудрились встроить огромную железную дверь в проем между двумя квартирами, закрыв общий проход и создав общее защищенное пространство, мои ворота в собственное царство, убежище, ковчег, который должен спасти нас от надвигающейся угрозы. Именно эта дверь менее, чем через год, станет границей между между двумя мирами: миром хаоса, ужаса и смерти снаружи и крохотным островком жизни, безопасности и надежды внутри.

Я, словно завороженный, смотрел на эту огромную крепкую дверь, не веря своим глазам и не до конца осознавая, что у нас все получается, как задумывалось. Неровные щели между стеной и дверью были аккуратно заделаны изоляционной пеной, а поверх — цементной штукатуркой. Все было сделано профессионально и качественно.

Теперь размер нашего убежища удвоился и составлял около ста двадцати квадратных метров полезной жилой площади, которую можно будет использовать для хранения припасов и оборудования. Ну и конечно, чтобы поселить кого-то еще. Мы с женой ни разу не обсуждали эту возможность, но я чувствовал, что этот вопрос будто огромным неоновым знаком висел в воздухе. Мы оба думали об этом, каждый сам по себе, боясь первыми затеять разговор, понимая насколько чувствительной и щепетильной является эта тема.