Знамение. Вторжение (СИ) - Ильясов Тимур - Страница 18

Вплотную подъехав к бордюру, который нам необходимо перескочить, я останавливаюсь и оцениваю препятствие, отмечая его высоту и острые гранитные края, а также гадаю о величине дорожного просвета легковушки. А потом, мягко газуя, забираюсь на него передним левым колесом, которое со второй попытки штурмует постамент, приподняв и накренив автомобиль. Второе переднее колесо также успешно преодолевает препятствие, когда первое опускается с обратной стороны бордюра и оказывается на брусчатке площади.

Дело почти сделано. Осталось лишь рвануть двигателем и вытянуть вперед заднюю часть автомобиля. Но стоит мне протащить кузов на считанные сантиметры, как снизу, из-под днища, доноситься треск, и легковушка заклинивает на месте.

Попытки газовать задним приводом, чтобы сорвать днище машины с бордюра не увенчиваются успехом. Автомобиль, будто нанизанный на шампур кусок мяса, лишь беспомощно скребет покрышками асфальт, потеряв нужное сцепление с дорогой, и даже не шелохнется.

— Мы застряли, — упавшим голосом обращаюсь я к жене, чувствуя как отливает от лица кровь и тяжело ухает сердце, осознавая последствия случившейся оплошности.

— Ты дурак? — бросается на меня она, сверкая горящими угольками злости в потемневших глазах, — что значит — «застряли»? Ты что вообще натворил?!! Нормальная же была машина, а ты сначала испортил колеса, а теперь — «застрял»?!! Как мы теперь?!! Дави на газ! Дави!!!

— Это бесполезно. Мы сели днищем на бордюр, а машина заднеприводная. Ее теперь не вытащишь…, - растерянно бормочу я в свое оправдание, краснея и ощущая все возможные грани собственной никчемности и презренности.

— Если ты не можешь этого сделать, так сделаю я! Выходи из машины и толкай! — командует супруга, рывком открывает дверь, вылетает из салона и через пару секунд оказывается рядом с водительской дверью, упрямо вытянув по швам руки и со свирепым нетерпением ожидая, когда я начну исполнять ее волю… В то время как вопли нагоняющей орды тварей становятся отчетливо слышны, а на горизонте уходящего вдаль проспекта появляется их стремительно приближающаяся к нам серая масса…

У меня нет права с ней спорить. Я облажался. К тому же идея протолкнуть машину, застрявшую на бордюре выглядит разумной. Поэтому я без лишних возражений выхожу из автомобиля и позволяю супруге занять водительское место.

— Вот тот рычаг, который нужно перевести в положение «D», а потом нажать на газ, — даю я супруге указания, но нарываюсь на жесткий отпор.

— Сама знаю! — обрывает она меня, и рывком, грубо оттолкнув меня в сторону, закрывает за собой дверь.

Затолкнув глубоко внутрь себя уязвленную мужскую гордость, нарвавшись на праведную ярость жены и решив, что неуместно было бы сейчас спорить и выяснять отношения, я в два широких прыжка оказываюсь у раскуроченного багажного отделения нашей малолитражки, чтобы приступить к делу.

— Жми, — кричу жене. Она не медлит, со всей дури утопив в пол гашетку акселератора, заставляя двигатель взвыть ревом голодного льва посреди страдающей засухой африканской саванны, пуская мне под нос клубы ядовитого дыма.

Я, морщась от удушья, что есть силы давлю руками вперед, прочно упираясь ногами в асфальт, слыша как от напряжения трещат швы на одежде. Малолитражка в ответ лишь в холостую дергается из стороны в сторону, но не сдвигается с бордюра.

— Жми! Жми! — ору я супруге и поймав ритм, толкаю автомобиль вперед и потом отпускаю нажим, надеясь, что образовавшаяся раскачка поможет столкнуть машину с мертвой точки. Однако мои усилия безуспешны. Промаявшись с минуту, слыша как позади нарастает рев бегущей за нами орды, я бросаю бесперспективное занятие.

— Нам нужно бежать! Тут недалеко! Успеем! — бросаю я супруге, а сам, не теряя драгоценного времени, кидаюсь к детям, оставшимся на заднем сиденье и освобождаю их от оков ремней безопасности.

— Да что за бандура! Она будет ехать или нет?!! Я тебя заставлю ехать! Заставлю!!! — истерично визжит супруга, использовав одно из своих коронных слов-паразитов — «бандура», которым она называла тысячи самых разных вещей. И продолжает давить на газ и издеваться над натруженным двигателем, который работает на предельных оборотах и натужно рычит, угрожая разбудить от спячки тварей из соседних домов.

Вырвав детей из недр пассажирского кресла и расположив их, растерянных и испуганных рядом с автомобилем, я бросаюсь к супруге, которая неистово продолжает бороться с железным противником, вступив в очевидно неравную для себя войну и явно пребывая в состоянии крайней степени аффекта.

Открыв водительскую дверь, я хватаю ее за руку и резко тяну на себя. Однако, не рассчитываю силы, что в результате приводит к тому, что супруга выпадает из кресла и шмякается боком на асфальт.

Ее реакция не заставляет себя ждать. Она поднимается на четвереньки и начинает истошно и оглушительно визжать. Поворачивает в мою сторону искаженное злостью лицо с налившимися кровью глазами. А потом прыжком поднимается на ноги, кидается на меня, смешно и неумело выставив вперед руки со сжатыми кулаками, и принимается колошматить ими меня в грудь и шею.

Мне не остается ничего более, чем обхватить жену руками, крепко прижать к груди, заблокировав тем самым удары, и удерживать её в скованном состоянии, чувствуя дрожь клокочущего в гневе худого тела, которое неясно каким образом смогло найти силы для подобных усилий.

— Прости меня, пожалуйста! Прости, любимая! Я не хотел сделать тебе больно, — шепчу я ей в ухо, подбирая нужные слова, которые бы смогли привести супругу в чувство и заставили бы мыслить здраво, — пожалуйста успокойся, мы должны бежать прямо сейчас. Слышишь? Ты их слышишь? Они нас догоняют. У нас нет другого выхода, чем просто бежать. Машину нам не сдвинуть. Забудь про нее. До яхт-клуба остался, может, километр. И все! Мы сможем добрать сами, если побежим прямо сейчас.

— Иди в жопу! Козел! В жопу иди со своим яхт-клубом! — свирепо шепчет она в ответ, отводя лицо в сторону и продолжая попытки вырваться из моей хватки.

— Успокойся! Нас ждут дети, мы не можем себе позволить рисковать ими! Посмотри на них! Посмотри! — я поворачивая ее лицом к стоящим рядом девочкам, которые робко трогают мать за ноги и жалобно скулят, позволяя каплям слез скатываться по их чумазым щекам, оставляя на своем пути узкие светлые дорожки.

Супруга же затихает. И я отпускаю ее, рискуя снова нарваться на удары ее яростных кулачков. Но она не кидается на меня, а лишь молча стоит на месте, отвернувшись от меня, и тяжело дышит. А потом будто опадает, словно из баллона с воздухом спустили лишнее давление, чтобы предотвратить неизбежный взрыв.

— Бежим…, - наконец соглашается она со мной и опускается к детям, обняв их и позволив им уткнуться крохотными личиками в ее узкие плечи.

Тем временем серая масса приближается к нам еще ближе, виднеясь теперь у дальнего перекрёстка, который находиться максимум в километре от того места, где мы застряли. Их разъяренные скрипящие вопли отчетливо доносятся до нас, похожие на позывы вражеской армии, которую в атаку пустил безжалостный военачальник.

Забросив младшую дочь себе на плечи и схватив старшую за руку, я оглядываю последним взглядом салон автомобиля, осматривая жалкие остатки собранных ранее припасов, которые при любом нашем желании взять с собой не получится. Потом, шумно выдохнув, я бросаюсь в путь, в сторону парка, рыща глазами по округе, пытаясь наметить для нас самый короткий путь в обход обрушившегося колеса обозрения. Супруга следует рядом, часто семеня ногами и держась руками за живот, похожая на человека, находящегося в лихорадочных поисках туалета, чтобы облегчится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Через несколько десятков метров, когда мы умудряемся обогнуть лежащую на боку конструкцию колеса обозрения, перебежать через дорогу и выйти к кромке парка, моё колено начинать надрывно пульсировать от прилагаемых усилий. А легкие от внезапной нагрузки будто заполняются раскаленной лавой, которая выжигает грудь изнутри и запирает дыхание, которое становиться прерывистым, тяжелым и сипящим.