Последняя черта (СИ) - Савченко Лена - Страница 48

—  Если кому что непонятно, я жду вопросов. Объясню подробнее.

—  Они там совсем крышей поехали?! — зашипел Лёха. — Какие, нахер, личные документы и счета?!

— Вот так просто? — нахмурился Ворон. — И даже мозги никому не промоют? А голосование как они тогда проводить собираются? — И только потом уточнил вещи более важные: — Их можно убрать или заглушить?

Таша только сглотнула, уставившись в столешницу. Видно было, как напрягается тонкая шея, а в глазах потихоньку плещется ужас. Алиса, сидящая рядом, нашарила её руку под столом и молча сжала, поглаживая большим пальцем.

—  Не совсем, — Изабель вздохнула. —  Можно, но сложно. Если вытащить их из тела сейчас — тебя расценят как труп моментально. За подробностями, вон, к Доку обращайтесь... Теперь всё будет так же, но наебать их будет в разы сложнее. Теперь, если тебя посчитают за труп, все счета, всё имущество моментально становится имуществом мёртвого, и распоряжаются им соответствующе. Есть завещание — по нему. Нет — значит, себе.

Доктор издал звук, похожий на рычание, и мотнул головой. Марц нахмурилась.

—  А если ловят без чипа?

—  Принудительно вводят, отправляют на исправительные или в тюрьму. Там уже... по обстоятельствам.

— Им тюрем не хватит, — ледяным тоном заметил Ворон. И добавил себе под нос: — Всем бы мозги вынести... всё равно они там для красоты. — Снова повысил голос: — Не может быть так, чтобы люди согласились на такое. Я не верю. Не настолько мы, блять, отупели! Если все будут против — им придётся заткнуться.

—  А ты реально веришь в голосование? —  поинтересовался Герасим. — Ты понимаешь, что люди просто устали и им проще будет схавать, опять подстроиться, чем выходить на улицы? 

—  Будут, — неуверенно проронила Меланхолия. — Это же... Это же слишком, чёрт побери!

Марц прикрыла глаза, пряча сжимающийся в груди ужас и злость где-то там же.

—  Да нихрена не будут! —  Гера резко и шумно выдохнул. — Я в налоговой работаю, я людей каждый сраный день вижу, и, если что-то не так, они уже даже не возмущаются! Понимаешь?! Им насрать, даже если прикопаться к самой тупой детали! Заблокировать слишком крупный перевод? Пожалуйста! Была недавно одна дамочка, пришла и спокойно начала выяснять, как это исправить и какие документы нужно принести. Слова не сказала, что это не обосновано. И таких вот «дамочек» — дохрена!

Ворон нахмурился. Непонятно, как он умудрялся казаться опасным, когда о подобном думал — не настолько ужасающе-опасным, как Док, но тихим холодным ужасом, готовым утянуть во тьму — даже несмотря на короткий ёжик волос и до сих пор бледное, излишне мрачное лицо.

— Даже такие дамочки способны на многое, если дать им пример, — убеждённо проговорил Ворон. — Если вытащить их, настоящих, из оболочек, если напомнить им, что есть, что терять. — Чёрный острый взгляд устремился на Геру. — Мы все люди. Весь народ. Забитые, затравленные, но люди. И мы хотим жить, а не существовать. Просто надо перестать бояться и ныкаться по углам. Хоть раз, чёрт возьми, достоять до конца, Гера! Или, по-твоему, мы больше на это совсем не способны? Пережили три войны, чёрт, победили первых нацистов, а своих, собственных, победить не можем?..

— Я тебе сейчас объясню, — вклинился Актёр, — почему все молчат. Вспомни любой учебник по истории. Какие там цифры, когда говорят про войны или битвы. Средневековье, Новое время, Мировые... Плевать. Суть в том, что каждая цифра — это живой человек. С семьей, целями, мечтами. И вот такие люди погибали пачками! И человек, когда думает: «А может, выйти на улицу, может, стоит протестовать?» — он вспоминает об этих цифрах, вспоминает про ужас войны и остаётся сидеть дома. потому что подыхать не намерен! Я тебя понимаю прекрасно, я...

У Актера зазвонил телефон. Парень ругнулся, полез в карман и свалил подальше, извинившись.

— Оно и понятно, — Алиса пожала плечами. — Никто подыхать не хочет. Поэтому и сидим... Даже если взять нас.

Она оживилась, облокотившись одной рукой на столешницу.

— Даже если мы такие из себя бравые наебашим плакатов, пойдём орать на улицу, что не хотим этих чипов, что они лишают нас свободы — нас услышат? К нам присоединятся? Нет. Потому что уже через пять минут подъедет минивен с омоном и автозаком уже для нас. И белый свет мы больше не увидим. Это масштабно, солнце. Понимаешь? Нужен большой охват, а вот как это устроить — я понятия не имею.  

— Даже если взять нас, — продолжил её мысль Ворон. — Если хоть кто-то попадёт в задницу, разве другие не подорвутся ему помочь? Бросят там? — Кроме аргумента, в этих словах прозвучала искренняя благодарность. — Люди должны понимать, что в заднице они все. Да, кого-то могут загрести, но, сука, если это не остановить — гарантированно загребут всех. Вы думаете, на этом всё закончится? Они просто будут контролировать всех и сделают жизнь граждан лучше? О нет... Они начнут грабить, убивать, насиловать, травить. Потому что теперь будут вправе. Потому что любого теперь можно будет посадить, на любого что угодно повесить и как угодно испоганить ему жизнь.

Ворон взял паузу. О, он знал, о чём говорит. И Алиса поняла.

— Важно не то, что мы выйдем с плакатами и нас посадят в автозак. Важно то, что это увидят все, поймут, что и их ждёт то же самое, и подорвутся помочь. Потому что, если бы не это, мы бы так и оставались обезьянами где-то в джунглях. — Ворон хмыкнул. — Хотя, чёрт, и вправду недалеко ушли…

—  Это сейчас будет, может, странно, — подал голос Леха, — но я с пернатым согласен. Нахер такое. Я не хочу точкой на их радаре быть и не хочу, чтобы остальные на ней были.

Снова молчание. Меланхолия флегматично кивнула, показывая, что солидарна. Актёр, вернувшийся где-то на середине речи, вздохнул.

—  Хорошо. Я, в целом, тоже согласен.

—  А вам не страшно? —  тихо спросила Таша, подняв на друзей взгляд. — Не страшно, что вас убьют, а кого-то — нет? Или что убьют другого, а вам потом жить дальше?

«Страшно ли мне?» — задал этот вопрос себе Ворон и почему-то сразу посмотрел на Алису. Ответ пришёл в голову сам. Но Таше он сказал другое:

— Я за будущее без страха. Если страх не переборю сейчас я — то, кто и когда? А если с ним справятся... не все, а хотя бы, многие — будущее будет ближе.

Таша не ответила. Она не могла найти в себе сил высказать то, что рушило её с каждым днем. Друзья продолжали убивать, мстить, придумывать какие-то методы. Они продолжали это бесконечное колесо Сансары жестокости. А сейчас и вовсе задумали чистой воды самоубийство. Несомненно, Ташка считала себя эгоисткой в этом вопросе, но ей ужасно этого не хотелось. До сих пор побаивающаяся Ворона, девушка готова была вскочить и кричать ему в лицо, что не готова терять. Никого из них, потому что ей хватило пустоты, которую оставил за собой Дикий. Но вместо этого она продолжала спокойно сидеть, терпеть, потому что знала — её всё равно не послушают.

—  Ворон, — поднял голову Доктор. — Ты, Меланхолия, Марц и Изабель сильнее всего связаны с Тёмной стороной. Учитывая все факторы, я отказываюсь верить, что нигде до сих пор не зародилось оппозиции. Грамотной.

—  Я знаю пару контактов, — неуверенно протянула Изабель. — У них каналы в теневом интернете. Туда сложно пробиться, но, думаю, можно устроить. Меня там знают — выполняла пару заказов.

— Зародилась, — буркнул Ворон. — В моих кругах такая оппозиция называется мафией, ибо, почуяв хоть сколько-то влияния и поддержки от людей, поверивших их обещаниям, они тут же этим воспользовались и организовали себе относительную автономность. За новых... последователей могут выделить бабки, оружие, технику — но только ради власти. К ним есть смысл обращаться только если начнётся война, не раньше. Это не совсем оппозиция, скорее, такие же мрази; это сразу революция, причём, кровавая. — Но, пробурчавшись, Ворон всё же задумался. — Хотя и среди них до сих пор есть парочка принципиальных ребят…