Надежды и радости - Дин Элисса - Страница 34

• Предыдущая
• 34/64
• Следующая

Роксана ласково улыбнулась девушке и нежно погладила ее миниатюрные пальчики.

– Я не могу с вами поехать, дорогая Юнити, ибо приехала в Индию с совершенно определенной целью. И должна исполнить свой долг. Если мы с моим отцом решились наконец на подобный шаг, было бы неправильно начинать с обманов и проволочек. Вы меня понимаете?

– Я все понимаю, Роксана! Но очень беспокоюсь за вас.

– Беспокоитесь за меня? Почему?

Юнити подошла вплотную к Роксане, приподнялась на цыпочки и сказала ей в самое ухо:

– Роксана, вы не можете отрицать, что он обидел вас и причинил боль!

Роксана отступила на шаг.

– А разве я не могла бы здесь или еще где-нибудь тоже причинить ему боль? Извините, Юнити, но я предпочитаю решиться на какие-то действительно полезные для себя шаги, нежели заниматься самоутешением и нытьем где-то в горах!

Юнити нахмурилась и озадаченно склонила голову набок:

– Нытьем? Пока я ничего подобного в вас не заметила! Вы даже не плакали. И вообще вели себя почти безучастно ко всему происходящему.

– Я не собираюсь плакать, Юнити! И прямо сказала об этом Гаррисону во время одного из наших разговоров.

– Значит, вы обо всем знали?

– Ни о чем я не знала! Хотя несколько раз чувствовала, что Гаррисон хочет мне сказать что-то очень важное.

Голос Роксаны задрожал. Юнити вздохнула и прошептала:

– Но он же любил вас, Роксана! Это все заметили тогда на балу!..

...Через час с небольшим Роксана стояла на обочине дороги и печально смотрела вслед удалявшемуся экипажу Стентонов. Она думала о словах, только что произнесенных Юнити...

Любил... Это было сказано уже в прошедшем времени. Да, обязательства, связавшие Гаррисона годы назад с другой женщиной при неизвестных Роксане обстоятельствах, вновь заговорили о себе сегодня и преградили путь новому чувству. Возможно, это так... Следовательно, преданность долгу значит для мужчины больше, чем преданность любимой женщине? Но может быть, Гаррисон просто никогда и не любил ее? И не было тех чувств, в которых он так горячо клялся? Тогда – тем более: если Гаррисон подобным путем хотел добиться от нее всего, ей сейчас надлежит только радоваться, что он не смог удовлетворить свои грязные желания.

Но если он действительно любил ее? Что должен делать мужчина с уже однажды охватившим его чувством при новом повороте жизни? Как глубоко в сердце он должен был хранить это чувство, чтобы через много лет оно вновь воскресло?

Оливия Уэверли... Что она получила от Гаррисона, если не любовь?..

Роксана размышляла на эту тему всю дорогу от Калькутты до Дели, хотя постоянно давала себе клятву не думать больше ни о Колльере, ни об Оливии, ни о своем собственном горе. Теперь у нее будет слишком много забот, чтобы тратить время на такие безрадостные воспоминания. Ведь ей предстоит многому научиться, привыкая к новым условиям жизни.

Увы, теперь рядом не было Юнити. Но они поклялись друг другу непременно встретиться! К тому же по пути в Дели Роксана познакомилась с неким Ахмедом Али – внучатым племянником делийского падишаха, получившим образование в Европе и теперь возвращавшимся домой. Он пообещал организовать ей обучение персидскому языку, о чем Роксана давно мечтала. Естественно, Августа Стентон была бы крайне недовольна подобным знакомством: пусть Ахмед – миллионер и племянник падишаха, но ведь он – индиец! Но Роксану это уже больше не волновало...

И вот – отцовский дом в Дели. Теперь он будет также и ее жилищем... Правда, у Роксаны остался дом в Лондоне. Но он был заперт и уныло стоял с заколоченными окнами. К тому же Роксана не знала, вернется ли когда-нибудь туда.

А сейчас... Сейчас, пока отец куда-то ушел, Роксана решила воспользоваться случаем и спокойно все осмотреть.

Проходя через длинную анфиладу комнат с высокими потолками, она не почувствовала в доме каких-либо признаков женского присутствия. Не было также ничего, что напомнило бы Роксане о матери. Хотя иначе и не могло быть: ведь отец с матерью никогда не жили вместе под этой крышей.

Вдоль стен тянулись шкафы с книгами. В гостиной, помимо обеденного стола, на котором стояла начатая бутылка коньяка и две – содовой воды, Роксана увидела небольшой карточный столик, а рядом с ним, в углу, – довольно большую коллекцию восточных курительных трубок. Везде висели картины, среди которых не было ни одного пейзажа. Преобладали портреты каких-то совершенно незнакомых Роксане мужчин и женщин. Правда...

...Правда, перед одним портретом Роксана невольно остановилась. На нем был изображен мужчина, одетый в военную форму красновато-коричневого цвета, с мечом на поясе и шляпой в руке. В уголках плотно сжатых губ затаилась чуть насмешливая улыбка. Зеленые глаза, классический нос... Каштановые волосы...

Именно таким Роксана помнила своего отца – молодым, мужественным, суровым. Пятнадцать лет жизни в Индии состарили его. Во всяком случае, когда они накануне встретились, Роксана его с трудом узнала. Теми же остались разве что зеленые глаза. Роксане даже показалось, что отец стал ниже ростом. Но тут же она подумала, что это, вероятно, оттого, что сама она за годы разлуки сильно вытянулась. Изменилась и улыбка Максвелла, превратившись из высокомерной в открытую и более доброжелательную. Плечи заметно ссутулились. Походка стала медленной, осторожной.

Видимо, этим Шеффилд старался скрыть старческую усталость.

Да, отец сильно постарел. И Роксана почувствовала, что уже не может относиться к нему с прежней агрессивностью и ненавистью, которые она упорно старалась поддерживать в себе последние пятнадцать лет. Перед ней стоял незнакомый, старый и больной человек, совершенно непохожий на того Максвелла, которого она когда-то знала и ненавидела.

Приподняв коричневую штору, служившую дверью в кабинет отца, Роксана вошла и застыла на месте. За письменным столом сидела смуглая девчушка с черными как смоль волосами и, свесив чуть ли не до плеча язык, выводила какие-то буквы на листке бумаги. Через открытое окно можно было наблюдать, как полтора десятка солдат, видимо, пользуясь вечерней прохладой, занимались строевой подготовкой.

Цвет волос девочки, чуть печальное, как у всех индийцев, выражение смуглого лица, но необычный цвет глаз безошибочно выдавали в ней метиску, в жилах которой текла смешанная европейская и индийская кровь. Роксана с симпатией и некоторой горечью посмотрела на нее, подумав, что это ни в чем не повинное дитя в равной степени отвергается как европейцами, так и азиатами. Заметив же на ее шейке маленький золотой крестик, она вспомнила, что индийские религии не допускают смешения крови.

Девочка подняла головку и с удивлением посмотрела на незнакомую тетю. Роксана с улыбкой подошла к столу.

– Меня зовут Роксана Шеффилд. А тебя?

Девочка вскочила со стула и, топая маленькими детскими башмачками, обежала вокруг стола, остановившись перед Роксаной.

– Это – вам, – сказала она, протягивая Роксане листок, на котором только что писала.

– Мне? А что это?

– Прочтите!

Роксана послушно взяла листок и, отойдя к окну, пробежала его глазами. Это была написанная детским почерком маленькая записка, в которой содержалось приглашение Роксане войти в дом как в свой собственный и выражалась надежда, что они станут хорошими друзьями.

– Что ж, конечно, мы с тобой станем друзьями! – улыбнулась Роксана. – И большое тебе спасибо за приглашение. Но я хотела бы указать тебе на одну ошибку в записке. Ты пишешь: «Мне очень приятно видеть вас в доме моега отца». А надо: «Мне очень приятно видеть вас в доме вашего отца». Ты перепутала местоимения, а потому весь смысл изменился. Понимаешь?

– Нет, здесь все правильно написано! – возразила девочка. – «Сэре очень приятно видеть вас в доме ее отца».

Роксана почувствовала, как у нее задрожали колени. Она оперлась рукой на подоконник и внимательно посмотрела в личико девочки. Оно было очаровательным. Красивым, смуглым... И только глаза – не черные, как у всех индийских детей, а... зеленые!

• Предыдущая
• 34/64
• Следующая