Ты теперь моя (СИ) - Тодорова Елена - Страница 21

Оставляю поднос на столике и направляюсь к кровати, чтобы зажечь настольную лампу и растормошить спящую принцессу.

Едва желтый свет пожирает густую черноту, в спину меня ударяет ледяной волной.

Постель заправлена. Юли нет.

Сауль

Ее нет два дня. Телефон отключен. Местоположение определить не удается.

Первые двадцать минут, в течение которых я совершаю звонок за звонком, попутно ломая голову, предполагая, где она, мать ее, может быть — самые мрачные. Жжение в груди усиливается. Прорывает огнем, словно воспалившаяся гнойная рана. Пульс в висках долбит, будто молот по наковальне. Бросает то в жар, то в холод.

Абстрагируюсь. Только вот получается далеко не сразу.

Камеры засняли, как Юля покидала территорию. Просматривая видеозапись, охренела вся охрана, и я в том числе, когда увидел, как ловко девчонка перемахнула забор в два с половиной метра.

— Сауль, ты меня прости, конечно, но я еще такой подорванной бабы не встречал, — выдает Макар, сплевывая прямо на пол постовой.

— Как пропустили? — после сдержанного бесшумного выдоха рублю на эмоциях матом. — Я вас, сука, спрашиваю, куда вы, блядь, смотрели? Полтора десятка лбов! Куда вы, блядь, смотрели???

— Время ужина, — вставляет Сеня.

— И что? На посту кто был?

— Артурчик, — неохотно докладывает Назар, отводя взгляд в сторону.

Переключаюсь на упомянутого парня.

— Там мангальная… — начинает он оправдываться. — Темно было… Промелькнула, видимо. Недоглядел. Девчонка удачное место выбрала.

— Хочешь сказать, она умнее тебя?

Под напором Артур захлебывается собственной слюной и начинает натужно кашлять.

— Сауль, я, конечно, признаю свою вину, — говорит все еще сдавленно. — Но я не предполагал что-то подобное… Обычно следим, чтобы к нам кто не пролез, а не от нас.

Тут он, безусловно, прав. Но легче от этого не становится. Проблема не решается.

Юля, Юля… Мать твою…

Не с собаками же ее искать. Кипиш поднимать и привлекать лишнее внимание — последнее дело. Если что случится… Если попадет в чьи-нибудь ушлые лапы… Если только кто посмеет тронуть…

Тошнота подступает. Выворачивает наизнанку. Пульс в висках оглушает. В глазах жжет, кажется, что песка швырнули.

Тряхнув головой, гоню прочь черные мысли.

Она — моя. Она — Саульская.

Почему-то именно это крутится в сознании практически непрерывно. Оно и успокаивает, и вместе с тем еще больше расшатывает самообладание.

Юля не просто Архангельская, не просто часть стаи. Она, по сути, часть меня. Она — Саульская.

Подсунул же Хорол, мать его. Как будто знал, что сыграет на инстинктах. До нее у меня никого не было. А теперь, как бы там ни было, она моя.

Юля не появлялась в доме отца. В квартире подружки ее тоже не было. Перевернули там все вверх дном — никаких следов. Савельева выла белугой, накаляя градус напряжения до невообразимо критической точки.

— Что же будет? Где Юля? Она даже не звонила… А если ее похитили? Если ей причинили вред… А может, она уже… в Золотом Роге плаааавает… — срывается на рев с воем.

— Ушла сама, — все, что я могу ей ответить.

— Но вы же найдете ее? Найдете?

— Найду, — заверяю, осознавая, что сделаю для этого все, что возможно. И невозможно. — Ты же понимаешь, что об этом никто не должен знать?

— З-знаю, — зажмуриваясь, кивает раз десять. — Я не скажу.

У самого нутрянку рвет. Таких ощущений сроду не помню. Трудно не поддаваться им, не углубляться в голые эмоции. Только понимание того, что это мешает концентрации, удерживает броню на месте.

Чтобы голова оставалась ясной, она должна быть холодной.

— И что делать будем? — ждет дальнейших распоряжений Назар.

— Искать.

— Подружка натурально божится. А ты что думаешь?

Затягиваясь, смотрю в ветровое стекло. Выдерживаю паузу.

— Правду говорит. Трухануло ее, как только я озвучил причину нашего появления. Знала бы — сказала.

— Ну, да, — соглашается Назар. — А где искать-то? Что твоей зазнобе в голову-то взбрело? Чего на жопе не сидится?

— Может, она того… с кем-то… — докидывает с заднего сиденья Сеня, но, поймав в зеркале мой взгляд, резко замолкает. Откашливается и прижимает к губам кулак. — Глупость сморозил.

— Она не сможет скрываться долго. Выйдет на связь с отцом, — рассуждаю логически. — Будем ждать этот момент. Попутно, конечно, пробивайте по нашим каналам. Но, думается мне, затаится она сейчас.

Хорола в известность не ставлю. Приходится объясняться с Антониной. Не на шутку встревожившись, обещает содействовать. В отличие от Юли, знает, чем все это чревато.

Мелкая террористка.

Найду — шею сверну.

Вот только засечь ее удается аж на третьи сутки. Срываюсь с места, едва поступает информация о местоположении. Непонятными эмоциями несет. Шпарит грудь и спину. Сейчас уже не знаю, что собираюсь с ней делать.

Возможно, стоило бы дождаться утра. Но терпения, в кои-то веки, не хватает.

Беглая принцесса сняла однушку на окраине. Приобрела новый телефон и сим-карту на имя какого-то бомжа. Не светилась среди знакомых. Пропустила занятия в университете.

Долго собиралась так скрываться?

Не могла не понимать, что я ее найду. На хрена тогда эта мышиная возня?

Авантюристка, блядь.

Хозяйка квартиры выдает мне второй комплект ключей. Не приходится даже уговаривать. Пару «зеленых» купюр решают всё без слов.

Осознает ли эта мелкая идиотка, что точно так же к ней способен добраться любой другой заинтересованный?

Юля, Юля… Мать твою…

Нравится мне, как она спит — хрен разбудишь. Подкрадываться не нужно. Врубаю весь верхний свет: чуть морщится и продолжает сладко посапывать. Я, мать ее, трое суток на ногах. Ложился, смыкал веки, но расслабиться не удавалось. Проваливался урывками по десять-пятнадцать минут. Сердце выбивало ребра. В сознании хороводили сотни тысяч мыслей. А она, мать ее, спокойно спит, обнимая подушку.

Я в ярости. И в то же время… Испытываю такое колоссальное облегчение — все силы оно отнимает. В какой-то момент понимаю, что хочу просто выключить свет и рухнуть рядом с ней спать.

Убивать мурку, как ни странно, мне не хочется. А с воспитанием можно и до утра подождать.

Набивая Назару сообщение, отпускаю домой. Гашу свет и, сбросив одежду, забираюсь к ней под одеяло.

Юля

Просыпаюсь, ощущая тревогу неясной природы. Еще не осознавая, с чем она связанна, чувствую, как сердце разгоняется. В груди формируется удушающий комок нервов. Сдавливает настолько, что дышать становится тяжело. После вынужденной паузы слух прорезает мой собственный громкий прерывистый вздох.

Разлепив глаза, пытаюсь настроить их на зрительное восприятие. Унылая обстановка постепенно становится четкой картинкой, и вздыхаю я уже от гнетущей тоскливости, которая заполняет всю мою душу.

Шум льющего за окном дождя жизнерадостности не добавляет, но я прорабатываю свое состояние несколькими емкими фразами, которые подобрала сама себе, как лекарство: «Я — молодец!», «Сегодня будет лучше, чем вчера», «У меня осталось еще девять дисков с фильмами», «Эпиляцию ног можно не делать»… С последним лозунгом порываюсь улыбнуться, но эта эмоция стынет на моих губах, когда я веду головой в сторону и улавливаю знакомый мужской запах.

По факту это невозможно, но я больше не одна.

Оборачиваться страшно, поэтому я делаю это так, как приучила себя с детства — рывком и с задержкой дыхания.

— Вижу, что рада мне.

Низкий голос Саульского будто физически меня касается: раздражает кожу, собирает мурашки, просачивается сквозь поры, плавит внутренности.