Дети Исана (СИ) - Кхампхун Бунтхави - Страница 16

— Я… мне приспичило, до уборных я бы уже не добежал.

— А вот ты, малявка, уронил и расколол черпак, ведь так? — спросил он следующего.

— Сита выхватывал из рук, хотел первым попить — вот черпак и упал.

— А вот ты?.. Как ты умудрился наложить мимо дырки в уборной?

— Ой, у меня живот болел, я еле добежать успел.

— А что же такое ты ел? — спросил монах, улыбнувшись главному учителю.

— Сом там[52].

— Ну а ты?.. Украл тамаринды у своего товарища Тасина… — обличил он последнего.

— Да. Я есть хотел, — буркнул тот и понурил голову.

Монах Кен стал расхаживать взад-вперед, сложив руки за спиной. Наконец он громко сказал: — Украсть чужое — это грех и позор на голову родителей! Каково это знать, что твой сын или внук — воришка?.. Мочиться на святое место — это тоже грех! Значит, такой ученик не усвоил урок и отстает от одноклассников. Загадить туалет — это тоже плохо, ведь учитель особо предупреждал об этом с утра. Уронивший черпак — бестолковый ученик и растяпа. Вырастет — погрязнет в нищете.

— Кхум, пусть эти четверо собирают сухую листву дерева Бодхи и манго. С каждого по две охапки. И пусть принесут и покажут! — подытожил монах после небольшой паузы.

Послушники вывели провинившихся учеников из школы, а монах Кен неспешно направился в сторону подготовительного класса. Малышня притихла. Монах сел за стол учителя и принялся проверять дощечки с заданиями.

— Нормально… Нормально… — говорил он, просматривая дощечку за дощечкой, но вдруг его рука замерла. — О боги! Что это за поле с непонятной фигурой посередине? Чье это? — воскликнул монах, приподняв одну дощечку.

Кун знал, что это работа Тян Ди, но тот все крутил головой, не решаясь признаться. Монах повторил свой вопрос.

— Чье это? Ну, быстро-быстро…

— Мое! — ответил Тян Ди, встав с места.

— Что здесь за фигура?

— Это — муравейник.

— На доске такое видел? — спросил монах еще громче.

— Нет, но на нашем поле есть!

— Это у нас отпрыск Кема такой умник? Уже все знает лучше учителя? Кто велел так нарисовать?

— Я сам решил — ответил мальчик, потупив взгляд. Монах взял дощечку и пошел к одному из учителей. Через пару минут он вернулся и снова вызвал Тян Ди.

— У всех получилось неплохо. У Тян Ди тоже вышло хорошо, но рисовать муравейник все-таки не следовало, потому что учитель этого не задавал, а значит, это лишнее…

— Да, — четко ответил Тян Ди.

— Ну и славно. Неправ — значит надо признать. Только промах нужно исправить и заново выполнить задание четыре раза. Пока не закончишь, на перемену или домой уходить запрещается, — сказал монах, отдав мальчику дощечку, и перешел к другому классу.

Тян Ди сел переделывать. Он старательно рисовал, поскрипывая мелком. Закончив один рисунок, он переворачивал дощечку и брался за следующий. Со звуком колокола мальчик отнес выполненное задание монаху, который вел урок у четвертого класса.

— Ну, что он сказал? — спросил Кун.

— Старикан сказал, что я рисую лучше всех в классе.

Вечером того же дня, вернувшись домой, Кун первым делом похвастался своим рисунком перед отцом. Пока тот хвалил мальчика, Кун сиял. Он рассмешил отца, рассказав историю с рисунком Тян Ди и реакцией монаха Кена. Затем поднялся в дом и показал свой рисунок маме, которая тоже его похвалила. Кроме того, мальчика ждала приятная новость.

— Смотри, Кам Конг принесла нам отрез клетчатой ткани и рыбный соус. У нее доброе сердце.

Кун снял школьную форму, обернул ткань вокруг бедер и побежал в обновке на кухню. Он открыл корзинку с рисом, отщипнул комочек и, обмакнув его в рыбный соус, с удовольствием съел.

Соус по вкусу походил на тот, что его мать уже делала несколько раз. Она брала половник воды, падэк (только немного, чтобы не пересолить), добавляла жареную или сырую рыбу и ставила все на огонь. Мать доводила бульон до кипения и варила рыбу до мягкости.

Пока все кипело, женщина затачивала бамбуковую щепку и накалывала на нее жгучий перец и ломтик лука, чтобы опалить их на огне, а затем толкла специи в ступке. Из вареной рыбы она выбирала все кости и растирала мякоть до однородной массы, после чего перекладывала все в тарелку и, помешивая, нагревала на огне до готовности. Кинза или мята делали соус еще более аппетитным. Когда к ужину ждали родственников, мать делала соус жиже, разбавляя его чуть ли не до прозрачного состояния. Гости макали рисовые шарики в соус, а на дне миски оставалась рыбная гуща. Как-то раз мать угощала родню, а Кун отлучился поиграть во дворе. Когда он вернулся, соус словно испарился — остался только осадок.

Наевшись в этот раз досыта, мальчик побежал вниз к отцу, который плел слоновую траву. Кун снова спросил, почему монах Кен сравнил его с лошадью гуру молам.

— Она выглядит очень грустной, потому что на ней ездят каждый день по разным ученикам. Пощипать травки некогда. Когда детишки подбегают, она уже даже не лягается. Монаху показалось, что ты простоватый мальчуган и не будешь поспевать за своими друзьями в учебе, вот он и решил тебя предостеречь, — объяснил с улыбкой отец. — Хоть ты и прост с виду, но все равно должен держать хвост пистолетом!

— Ага, я еще обгоню Тян Ди, — сказал Кун и отправился к своему приятелю.

Тян Ди увидел друга и вышел ему навстречу: — Не рассказывай моему отцу эту историю с монахом, а то поругаемся! А еще завтра надо взять с собой еды в школу. Если занятия окончатся рано, то пойдем собирать шеллак. Чем скорее пойдем, тем скорее будем в обновках. Главное, не продешевить. И не вздумай рассказывать о нашей задумке отцу.

Кун подумал про себя, что идея друга хороша, — уж больно хотелось новые брюки и ремни, как у школьных «богачей», поэтому он пошел на поводу у Тян Ди. Впервые в жизни Кун утаил что-то от родителей.

Солнце село. Тян Ди предложил пройтись по деревне. Родители ничего не ответили, и мальчики решили, что они не против.

— Давай уточним, за сколько можно продать шеллак, — сказал Тян Ди и, прибавив ходу, направился в сторону магазина У.

То тут, то там светились окна. В каких-то домах ужинали, в каких-то только готовили еду, слышался стук ножа по разделочной доске. Мальчики дошли до магазина китайца У и увидели яркий свет от фонаря. Еще только подходя, друзья слышали, как кто-то из детей громко повторяет наизусть таблицу умножения. Тян Ди сказал, что у китайцев сейчас гости, и они, вероятно, заняты, поэтому лучше зайти завтра. Он взял Куна за руку и на цыпочках подкрался к неосвещенной стороне магазина. Сквозь щели из комнаты сочился слабый свет. Прильнув к ним, мальчики разглядели старые тряпки, беспорядочно свисавшие с мебели в спальне. Кун предложил зайти посмотреть с другой стороны, где стену дома освещал фонарь, подвешенный на заборе. Внутри, возле стены, имелся круглый стол. На нем стояла корзинка с рисом и несколько тарелок, по которым ползали мухи.

— Китайцы с ума сошли, что ли? Поели, а тарелки за собой не вымыли… Смотри, сколько барахла. Все завалено так, что не пройти. У твоих собак в конуре и то порядка больше, — шепнул Тян Ди.

Мальчики посмотрели направо и увидели молодую пару. На кровати, завешенной москитной сеткой, сидели юноша и девушка. Их ноги переплелись. Тян Ди легонько ущипнул приятеля за руку: мол, гляди-гляди! Когда Кун увидел, как юноша в одной лишь набедренной повязке приобнял девушку и склонился к ней, он вдруг дал деру, утаскивая за собой Тян Ди. Тот разозлился и со всей силы ударил приятеля по спине:

— Я смотрел, как зять китайца обнимает жену. Зачем ты сорвался прочь?

— Испугался, что бельмо на глазу вскочит[53]…

— Тут, за магазином, воняет, как в храмовой уборной. Лучше давай сбегаем поглядим, что вьетнамцы поделывают, — предложил Тян Ди.

Перед входом во вьетнамский магазин царила темнота, но из самого магазина сквозь бамбуковые стены пробивался свет. «Странно, почему они так рано закрылись?» — подумали ребята и пошли на цыпочках поглядеть, что хранится на полках магазина. Они увидели возле стола девушку, однажды приходившую к родителям Куна. Она считала товары, произнося цифры по-вьетнамски. Вдруг девушка наклонилась и взяла с полки банку рыбных консервов. В этот момент Кун заглянул в вырез ее просторного платья, слегка отвисшего вниз, и отчетливо рассмотрел ее груди: темные соски и белую кожу. Грудь Кам Конг уступала по своей красоте груди вьетнамки. Вместе с Тян Ди они тихо отступили за дом, чтобы заглянуть с другой стороны.