Мой плохой босс (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta" - Страница 42

Этому поганцу не нужно писать никаких особых инструкций типа «Раб и госпожа. Для чайников». Он отчаянно пытается найти мои эрогенные точки.

Вслепую, наощупь… Но ведь находит же…

Я гляжу на него и хочу его придушить — это моё исключение из правил, отчаянно меня бесящее.

— Ты выглядишь такой голодной, госпожа, — Антон почти мурлычет, трется щекой об ткань моей блузки, заставляя клубок из колючих розовых стеблей в моем животе сплестись сильнее, — такой голодной до меня. Может, все-таки позволишь мне утолить этот голод? Позволишь послужить тебе?

Интересно, есть ли пределы его наглости? Ведь вроде ничего такого он не делает, просто предлагает, хотя на самом деле это всего лишь удар по моему самоконтролю.

Раб должен помнить свое место. Пока он в этой комнате — должен.

Я сжимаю пальцы, сгребая волосы Верещагина в горсть, с силой дёргаю за них. Это куда более болевое воздействие, чем мои же аналогичные действия до этого.

— Я сказала, что мы закончили, — рычу я разъярённо, а потом шагаю подальше от этого наглого мальчишки. И даже отворачиваюсь, лишь бы его не видеть.

Сырой. Чудовищно сырой. Хватает же наглости, настаивать на своем.

Но как он настаивает…

— Ты не ответила, можно тебя подвезти? — практично уточняет Верещагин, за моей спиной поднимаясь с колен.

— Хорошо, подвези, раз тебе так приспичило, — огрызаюсь я, злая на саму себя, что все-таки поддаюсь очарованию этого мудака.

Но все, никаких проволочек, я забрасываю ремешок сумки на плечо и открываю номер.

Мы идем по коридору Тресса, Верещагин шагает вслед за мной, а я понимаю, что мои карты крапленые — все до единой.

Пока он рядом — я не смогу держать себя в руках. Не смогу не хотеть его, во всех смыслах.

Ещё до того, как он встал передо мной на колени — могла бы, сейчас я хочу всё! И это желание не отрежешь без опытного нейрохирурга.

Вот только я не могу с Антоном связываться всерьез, это исключено. И зря я позволила этому смешаться. Отыгрывать назад нужно как можно быстрее.

— Госпожа Ирия, Тамара Александровна просила вас подтвердить допуск в клуб для вашего… — Лиза за стойкой администратора даже заглядывает в бумажку, чтобы уточнить, — Антона. В противном случае его пускать больше не будут.

Чудно. Главное — вовремя.

— Двух раз было более чем достаточно, ровно на два раза, — я раздраженно кривлю губы, бросая на Антона косой взгляд.

Нужно будет ещё поговорить с Тамарой на тему приватности в ее клубе. Возможно, Проше нужно было выбрать что— то, с большим уровнем закрытости. Тамара больше доверяла чутью. Доверилась, блин. А разбираюсь с этим я.

— Неужели госпоже было со мной плохо? — насмешливо роняет Верещагин, скрещивая руки на груди. — А мне казалось, что очень даже хорошо. И вчера, и сегодня.

Желание придушить наглеца становится все сильнее. И я вижу по глазам Верещагина, для него оно очевидно. Он нарочно меня бесит. Хочет, чтобы меня крыло все сильнее, чтобы я подыхала от желания причинить боль. И не кому-нибудь, а ему… Только ему.

Кому-то было мало моего ремня вчера!

— Так что, подтверждаете допуск? — привычно уточняет Лиза, которой явно привычно наблюдать подобные разборки с нарывающимися Нижними. — Или, может быть, откажете? И его больше не будут пускать.

Это она вовремя сказала. У Верещагина даже дёргается его самоуверенная морда. А я улыбаюсь, наблюдая эту его беспомощность, усиливающуюся с каждой минутой.

Потому что, да, я могу отказать. И да, Антон сюда больше не попадёт, как бы ни напрягался, ведь на репутации будет поставлен жирный крест.

— Да, подтверждаю я ему пропуск, — лениво откликаюсь я, наблюдая светлеющее чело моей жертвы.

Пусть себе развлекается. В конце концов, я не буду лишать его шанса на чистый лист. Мои две недели кончатся, и я сменю клуб. Может быть, даже город, чтоб было чище дышать. А Антон получит таки возможность попробовать с нуля и не со мной. С той приватностью, которая ему нужна.

К машине его мы идём молча.

И в дороге нас так же окружает тишина.

Меня это устраивает. Меня вообще устраивает все, что не стоит мне потери нервных клеток и обострения жестокости внутри меня.

На самом деле, я и жажду чужой боли обычно не сдерживаю, кормлю себя досыта, но..

Мне нужно потерпеть с этим. На Верещагина надежды нет, а контракты мои мне придется расторгнуть дистанционно.

Я подвела Прошу, это уже непростительно, больше ничьей анонимностью я не рискну.

— Ты молчишь, потому что хочешь, или потому что не хочешь разговаривать со мной? — Верещагин озадачивается этим вопросом где-то минут через тридцать, как мы отъехали от клуба.

— Почему “или”? — бесцветно переспрашиваю я. О чём мне с ним болтать? О том, как я его ненавижу? Или в лучших традициях практикующего водителя лезть с советами? Так ведь водит-то этот придурок точно лучше, чем ведёт себя со мной.

— Мне казалось, у нас с тобой наметилось… просветление, — негромко откликается Антон, — хотел спросить, что ты для нас видишь дальше.

Для нас. Как же приторно и ядовито это звучит. Будто он сам уже видит это светлое будущее, с двумя детьми, пикниками по воскресеньям и порками по пятницам.

И … просветление? Он правда это называет именно так?

Но у меня все снова сводит от возбуждения. От низа живота и до подбородка. Черт! Только представила… почти ощутила сладкий и такой старательный язык, работающий на мое удовольствие, и уже отчаянно хочу большего.

Просто, аргх!!!

— Ничего я не вижу, Антон, — пальцы мои впиваются в кулончик на груди с такой силой, что мягкое золото даже мнется. Непонятно, как выдерживает цепочка. — Ничего. Как можно видеть что-то с тобой, если ты завтра снова сбежишь? Снова решишь, что все это… отвратительно, так ты это назвал?

Антон притормаживает на светофоре, барабанит указательным пальцем по рулю.

— Ты ведь понимаешь, что все это для меня… в новинку, — впервые вижу, чтобы Верещагин так тщательно подбирал слова, — ты ведь можешь дать мне время?

— Никому не даю, — я качаю головой, — я не из терпеливых ожидающих, Антон. Я не связываюсь с новичками именно из-за того, что на вас нужно потратить время и силы, но ещё не понятно, на что вы решитесь. Примете себя или дропнете, отдав предпочтение своей ванили.

Много я их видела — мальчиков, что решали, что им интересно поиграть в госпожу и раба, а потом спрыгивали через пару недель.

Они имели на это право, да. А я имела право не тратить на подобных экземпляров свое время.

— Но ведь со мной ты уже связалась, — настырно замечает Верещагин, явно прекрасно осознавая свои козыри. Те самые козыри, что я сама ему выдала на корпоративе.

— Ошиблась, с кем не бывает, — ядовито ухмыляюсь я.

— Два раза подряд?

Ну, ты же наверняка потом скажешь, что ошибся, вставая передо мной на колени. Оба раза, да!

— Кое-кто и всю жизнь ошибается, — сладко откликаюсь я, — хоть даже на счёт того, что именно ему интересно.

Верещагин морщится — шпилька попала куда нужно.

И снова тишина… Окутывает нас, пробирает до костей, заставляет дышать ровнее.

— Я не хочу твоего равнодушия, — тихо произносит Антон, уже выворачивая к моему дому. — Чего угодно хочу, но не его. И что я вообще могу сделать, чтобы значить для тебя больше?

Ты мог! Мог придти ко мне тогда. В ресторане. Мог не сбегать от меня после порки. Мог не заставлять меня травиться этим “дивным” коктейлем из ненависти, ревности и голода.

Но всё это я ни за какие деньги тебе не озвучу.

— Для начала тебе нужно понять, зачем тебе значить для меня больше, — отзываюсь я, глядя, как он тормозит у моего подъезда, и нашаривая пальцами кнопку, которая отстегнет ремень безопасности.

Антон перехватывает мою ладонь, сжимая пальцы. И нагло игнорирует мой раздраженный взгляд. Как же меня заколебали его нарушения моих границ!

— Забери завтра свое заявление об уходе, — вкрадчиво просит тем временем Верещагин, — или это мне тоже надо просить, стоя на коленях?