Под защитой твоей нежности (СИ) - Гусейнова Ольга - Страница 19

Нетронутости… это слово оказалось последней трещиной, разрушившей многолетнюю стену моего молчания. Я ткнулась лбом в грудь Жака, спряталась там от всего мира и, захлебываясь, выплескивала весь ужас прожитых лет: как погибала моя стая и родные, про мой первый оборот и ошейник, работу детектором лжи у Кровавого дона, встречу с Фабиусом. Даже о том, как пряталась в сказках и как обманулась ангельской внешностью мессира. Я опустошала душу до последнего, ничего не оставляя себе, до капельки выплескивая чашу страдания.

Но вот что удивительно: я лежала голиком в объятиях самого сильного и самого заботливого на свете мужчины, лишившись невинности, по собственному желанию морально вывернутая наизнанку и охрипшая — но заснула с чувством, словно стала девственно чистым листом. Ну и пусть, зато отныне только от меня зависит, какая новая сказка на нем оживет!

Глава 8

Нега, жар, томление разливались по всему телу, заполняя каждую клеточку, горяча кровь. Кошмар, что недавно мучил меня, словно проигравший неудачник отступил, спрятался где-то в глубине сознания под напором необычных ощущений. Сквозь сон я чувствовала, как что-то влажное и горячее касается моей груди, мягко, но в тоже время жадно обволакивает, массирует. Рот невольно приоткрылся, издав хриплый стон удовольствия и жажды продолжения. Требовательный жар скапливался внизу живота, там терзала пустота, странно знакомая, кажется я совсем недавно такую ощущала, но объятия сна не давали вспомнить когда и где. Приятный влажный жар спускался вниз, лаская живот, бедра, которые сами по себе раскрылись, подпуская его к самому чувствительному местечку.

Сон, тягуче сладкий, поглощающий, кружащий голову необычными ощущениями. Сквозь вязкий туман мелькнула мысль, что такой чувствительной я никогда не была, чтобы все воспринималось настолько остро, на грани. Жар проник во все тело, что-то тяжелое, немного шершавое мягко и сладко ласкало грудь, внизу буквально обжигало ощущениями, но хотелось еще больше, глубже, резче. Я распалялась все сильнее, словно сквозь туман слыша собственное хриплое дыхание, глухие, нет, почти умоляющие стоны и бесстыдно приподнимала бедра. Забылась в ощущениях, вздернула подбородок в безумном возбуждении самого волнующего сна. Подспудно, где-то на краешке сознания металась волчица, жаждая подставить свое горло своему волку… нет открывая путь к нашей шее его клыкам и скоро на ней словно клеймо, одно за другим отпечатывались следы его поцелуев и легких укусов.

«Проснулась» я от резкого звука треснувшей простыни… под моими когтями. Замерла, шумно дыша, ошеломленно уставилась на темную мужскую макушку у меня между ног. Сознание заволокло острое, буквально сметающее все на своем пути освобождение — и тишину нарушил мой стон, довольный, гортанный, длинный…

Жак отстранился и с жадным, сродни плотоядному вниманием следил за моим лицом, вытянулся вдоль меня и, взяв за подбородок, заставил смотреть на него. А потом хрипло, с твердой решимостью поклялся:

— Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы твое тело помнило только мое, чтобы его покрывали только мои метки. Чтобы даже во сне ты не могла забыть только меня, мои руки и губы, хотела меня, думала, жаждала. Я сделаю все, чтобы твой разум, тело и душа стали моими.

Ноздри Жака трепетали — вновь и вновь втягивали аромат моей страсти. Волк был такой родной и чудесным образом волнующий, заставляющий сердце в груди сжиматься от радости и чувственного томления. В сумраке ночных полутеней, глядя на посеребренные лунным светом очертания наших тел, я замерла, потрясенная соитием, переходящей все границы близостью, ломающей все мои защитные стены, предрассудки и страхи.

И Жак, огромный, нависающий, неистовый в своих желаниях и обещаниях. Я видела, он из последних сил старался сдержаться, быть мягким, не пугающим. На руках бугрились вены, на шее билась венка, выдававшая его бешеное напряжение. Жак не торопился получить собственное удовольствие, похоже, он больше, чем для себя, жаждал именно для меня самых восторженных ощущений, той нежности и любви, от которых захватывает дух. Счастья и удовольствия, излечивающих душу от боли прошлого. Страсти, стирающей грусть и печаль. Мой личный психотерапевт! Эта мысль заставила нервно хихикнуть.

Жак легонько коснулся пальцами моего лба, скользнул к щеке и губам, убрал за ухо непослушную прядку волос, словно разглаживал напряженные черты, не давая хмуриться. Судя по пульсирующей на шее жилке, сердце моего оборотня билось все быстрее, ноздри трепетали все яростнее. Он придвинулся ближе, заключая меня в кольцо нежных объятий. Жар его дыхания скользнул по моим плечам, очертил контур груди и согрел напряженные вершинки. Желание взметнулось чуть приглушенными искрами, пробуждая жадную потребность брать, не задумываясь о возврате. Ради следующего глотка страстной эйфории, что подобно пузырькам игристого вина наполняла мою кровь восторгом.

Я впервые чувствовала такое доверие, была готова принять все, что он предложит, спрятаться в его руках от всего мира, стать с ним единым целым. И Жак продолжил: вскружил голову поцелуями, ласкал языком самые потаенные уголки моего тела, от чего я готова была рухнуть в бездну абсолютного наслаждения. Но не одна! Я взмолилась, впиваясь руками в волосы своего оборотня, стараясь притянуть его выше. Тело желало объединения, жаркого и тесного, неукротимого и первозданного слияния. Чувств, ощущений и беспамятства страсти!

Пятками упираясь в матрас, я кричала от счастья, встречая каждое движение своего оборотня. Царапала его плечи, силясь приглушить ставшее невыносимым томление. То, что некогда пряталось в душе, скрытое даже от самой себя, прорвалось наружу. Страсть, желание, похоть, наверное…

Последний толчок словно взорвал мое тело, превратив в миллионы неподвластных частичек, пульсирующих восторгом. Радостью! Упоением! Наслаждением! И, конечно, нежностью… томительной и непостижимой, что ласковой соленой волной пришла на смену сметающей реальность страсти.

Я смотрела на склонившегося надо мной Жака, так же как и я еще содрогавшегося от волны новых живительных ощущений, плотских, жизненных… Он держал меня в объятия, опершись локтями на матрас и, кажется, не собирался выпускать. Вновь скользил легкими поцелуями по моему лицу и вискам, потом зарылся носом в макушку и жадно, глубоко и размеренно дышал, пытаясь успокоиться. Я благодарно потерлась носом и щекой о его влажную грудь, впитывая его аромат, согреваясь его жаром, наслаждаясь им.

Ощутив, что я обмякла под ним, расслабилась, Жак с плутоватой, довольной улыбкой спросил:

— Я разбудил тебя, любимая?

Взглянув в окно на царственно прекрасную полную луну, я улыбнулась самому совершенному в мире мужчине и честно призналась:

— Это самое прекрасное пробуждение в моей жизни!

— Готов радовать тебя днями и ночами, — еще шире улыбнулся Жак.

А меня как на зло охватили сомнения:

— Тебе не надоест со мной?..

Лоб Жака разрезала хмурая морщинка, он лег рядом, не выпуская меня из рук, и уверенно, даже строго разнес мои сомнения в пух и прах:

— Ошибаешься, Мариза! При всей нашей темпераментной натуре у оборотня только одна пара! Ты у меня одна! До конца моих дней теперь только ты и есть в моей жизни. Пройдет совсем немного времени и ты, к сожалению, поймешь: я не идеален, со сложным характером. Но уверен: примешь как данность, что мою жажду к тебе в любом ее проявлении, сексуальном, душевном, тактильном, да самом разном ничем не перебить, не уменьшить, не заглушить. С годами я буду наоборот — еще сильнее тебя хотеть и любить.