Няня по контракту (СИ) - Ночь Ева - Страница 36

— Лучше б мы у нас, конечно, оставались. И ехать утром никуда не нужно, — бормотал, засыпая, Димка.

— Ни за что! — подпрыгнула я и случайно Иванову локтём в глаз заехала.

— Это ты специально? Для симметрии? — стонал он, пока я бегала и крутилась вокруг него, прикладывая лёд.

Ржали мы до потери пульса. Ну, в общем, Игорь мне по левой щеке приложил, а я Иванову в правый глаз двинула.

— Не одной же мне быть красивой? Надо и тебе черты подправить.

— Ладно. Я согласен, — сонно пробормотал Димка, и мы наконец-то уснули в объятиях друг друга.

Ещё один день прожит. Надо их в календаре отмечать, что ли…

41.

Анна

Время притормозило и одновременно полетело стрелой. Я уже почти две недели как няня. Втянулась, заматерела, освоилась. Мы как-то притёрлись друг к другу с Медведем, Ромашка и так от меня не отлипал, всё глазищами своими в душу заглядывал.

Баб Тоня тоже умиротворилась и успокоилась почти. Правда, выбрасывала порой коленца, но уже без выкрутасов особых. Видимо, ей на пользу пошло неодиночество. Как я её понимаю.

Иногда каждому из нас жизненно необходимо чувствовать себя нужной и защищённой, любимой и желанной. Да что лукавить: не иногда, а постоянно. Но когда это у тебя есть, не ценится вот так остро. Грани стираются, и мы воспринимаем самое ценное, как обыденное. И только на контрасте можем понять и сравнить.

Иванов ко мне каждую ночь приходил. Как заведённый. Не знаю уж, кто и когда ему батарейку вставил, но, судя по упрямому блеску в глазах, сдаваться он не собирался.

— Ты же не отдыхаешь, толком! — попыталась я его притормозить.

— Я не отдыхаю, когда уснуть не могу. А с тобой всё отлично получается! — возразил он таким непререкаемым голосом, что я предпочла больше не спорить.

Выглядели мы, конечно, так себе. Димка похудел, я — тоже, но, глядя на него, постоянно думала: я, наверное, выгляжу немножко чокнутой: глаз горит, улыбка с лица не сходит.

— Светишься! — прицокнула однажды языком баб Тоня. Она, на удивление, наше помешательство не комментировала, хотя всё видела и понимала.

Всё у нас как-то наладилось, хоть без приключений не обходилось. Беспокоил меня лишь Медведь. Скажем так: очень сильно беспокоил.

Вёл он себя сносно, огрызался порой и бедокурил, но пакостнического характера его выкрутасы не носили. Так, в силу беспокойной Мишкиной души. Он меня немного сторонился, подчёркивая, что уже не маленький и няня ему не нужна. Однако во всех моих затеях он участвовал — вольно или невольно. Ему нравилось, хоть он и не считал нужным это признавать.

Дважды в неделю водила я его в спортивную секцию, и с каждым разом он возвращался оттуда всё мрачнее и мрачнее.

— В чём дело? — не выдержала я наконец-то. — Может, ты расскажешь?

— Нет, — упрямо мотнул Мишка головой. — Всё в порядке.

— Но я же вижу, что это неправда. А у того, кто врёт, нос начинает расти. Будет длинный и крючком. Соврал — нос на несколько миллиметров вырос.

— Сама врёшь, — буркнул Медведь, однако нос украдкой пощупал. — У тебя тоже рубильник вырастет.

— И всё же, — решила я его додавить. — Тебе не нравится? Если да, то я поговорю с папой, он обязательно найдёт тебе другую секцию или кружок, где тебе будет хорошо. Ты же не улыбаешься никогда.

— Всё мне нравится, — спрятал глаза Мишка. — Не надо другую секцию. А не улыбаюсь я, потому что серьёзный. Бабушка Тоня говорит, что у нас прадед такой был. Солидный. А я на него, между прочим, похож! Вот!

— И всё же, — не купилась я на его родословную.

Мишка засопел, словно в него вселился дух Фиксика. Кинул на меня взгляд, в котором прорезалась очень даже недетская тоска.

— У меня не получается, — выдал ребёнок. — Тренер говорит, плохая реакция и отсутствие концентрации.

Боже, он выговорил эти слова так, что волосы дыбом встали.

— Чушь какая, — пролепетала, ещё не понимая всего трагизма ситуации. — Да ты ж на месте усидеть не можешь. У тебя энергии — через край.

Мишка посмотрел на меня так, словно я полная дебилка.

— Ты что, не видишь? Я слабый. У меня всё из рук валится, я удар держать не умею. И вообще. Косорукий бегемот!

И вдруг я поняла. Это не Мишкины слова. Это дебил-тренер мальчишке всю эту ахинею в голову вдалбливает.

— А ну пошли! — схватила я его за руку и потащила за собой, как на аркане, назад. — Сейчас я твоему тренеру я. сные очи выцарапаю.

— Не надо! — упирался ногами в асфальт Мишка. — Так и знал, что ничего нельзя рассказывать! Ты сейчас всё испортишь! Я и так… неперспективный!

— Это тренер твой дефективный. Пошли!

К тренеру я ворвалась фурией. Если бы умела метать глазами молнии, убила бы на месте. Тренер отдыхал — курил, задрав ноги на стол, тварь.

— В чём дело? — встрепенулся он.

— Да, собственно, ни в чём. Я зашла сказать, что Миша Иванов больше к вам ходить не будет. А ещё я накатаю жалобу, чтобы таких, как вы, гнали в шею.

— Вы кто такая? — зло прищурился хам.

— Та, кто спустит вашу якобы элитную школу в унитаз, — ответила на эмоциях и поволокла Мишку вон.

— Ты что наделала? Пусти! — пнул он меня по голени. — Всё испортила!

— Тут портить нечего было, поверь. Я тебе нормального тренера найду. И с отцом поговорю. А пока будем искать, я научу тебя концентрироваться, и всё у тебя получится.

Я уверенно уводила Мишку подальше от спортшколы. Он не разревелся только из вредности и потому, что держал суровую мину, доставшуюся ему в наследство от прадеда Искры, я так понимаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Дура! — выдал он на эмоциях.

— Ну и ладно, — не обиделась я. — Зато — скажу по большому секрету — я занималась таэквондо. У меня синий пояс, между прочим, и я готова доказать, что всё в порядке у тебя и с концентрацией, и с реакцией, и со всеми остальными вещами. Просто тебе раскрыться нужно, а на это требуется время. Не все люди одинаковые. Кому-то легко даётся, кому-то сложно, кто-то быстро схватывает, а кое-кто — медленно. Ему, тренеру вашему, видать звёзды нужны, а на остальных плевать. Прорвёмся, Миш.

Медведь всё так же дулся и супил брови, сопел и молчал, но уже не упирался, а шёл рядом. Краем глаза я видела: думает.

— Не врёшь? — выдал он почти у самого дома.

— Нет, — улыбнулась я ему и подмигнула. — А если вру, пусть у меня нос до земли вырастет! Буду им картошку копать.

Медведь фыркнул.

— Тогда с Ромкой, — начал он торги. — А то он слабый и впечатлительный. Папа его не стал в спорт, потому что его бы все обижали.

— Конечно, с Ромой. Можем и бабушку Тоню взять.

— Скажешь тоже, — снова фыркнул Мишка. — Бабушка старенькая, ей нельзя. А то махнёт ногой, ещё развалится.

— Тогда мы её в зрители. Будет боевой дух поднимать.

И тогда Мишка хохотнул. Неуверенно, но это всё же была улыбка.

Чего только ни сделаешь, чтобы ребёнка расшевелить… Я вдруг подумала: эта улыбка почему-то куда важнее, чем карьерная ступенька. Там я умная и взрослая, а здесь… каждый раз по тонкому льду.

42.

Анна

В этот вечер Иванов гордо положил передо мной папку.

— Что это? — спросила я, с опаской рассматривая чёрный пластик.

— Договор! — Димка разве что по швам не трещал от гордого самодовольства.

— Какой договор? — протупила я. Все мысли были Мишкой заняты и Ромкой, у которого зуб болел. Я голову ломала, как его уговорить к стоматологу сходить. Ромка — нормальный ребёнок, и стоматологов боялся больше, чем Фиксик — воду.

— Тот самый, Ань. На три месяца.

Я всё ещё не врубилась. Строила план занятий с Мишкой, и Ромка тут же, зуб у него болит, мучается малыш. Фиксику нужна когтеточка, а то он облюбовал диванчик в большой комнате — животное полностью бесконтрольное носится, где ему приспичит. А потом взгляд всё же на папочке глянцевой зафиксировался. Намертво.