Его моя малышка (СИ) - Лабрус Елена - Страница 5

— Спасибо, зай! — благодарно чмокнула его Лиза в щёку и радостно выскочила из ванной.

«А я вообще-то не пошутил про бизнес-план», — усмехнувшись, завернулся Гомельский в мягкий махровый халат и пошёл звонить Моржу.

Вот теперь можно выслушать его новости, а затем и ознакомиться с предложением, ради которого так настаивал на личной встрече этот селадон*, что откровенно спаивал и демонстративно волочился сегодня за его женой.

И, открыв бумаги, очень удивился, что предложение Моржова тоже было связано с «West-East».

_______________________

Селадо́н (фр. Céladon) — пастух, изнывающий от любви, герой французского пасторального романа XVII века «Астрея» („L'Astrée“) Оноре д'Юрфэ. В русской культуре имя Селадона стало именем нарицательным, первоначально томящегося влюбленного, затем — ухаживателя, дамского угодника, волокиты, обычно пожилого.

— Хорошо-то тут как! — уступая место Зое, досевающей по торцу грядки редис, посторонилась Марина и оглянулась на маленький огородик.

Хотя не такой уж он был и маленький, просто аккуратненький: все грядки огорожены досками, все дорожки выложены плиткой, каждая тяпочка на своём месте, каждое деревце нарядно побелено. Уют. Порядок. Комфорт.

На крашеном деревянном настиле, соединяющим дом с огородом, Зойкин сын, пятилетний Андрюша, дрессировал щенка. Маленький персиковый щенок громко лаял. Андрюшка радостно смеялся, кидая ему шарики собачьего корма. А две кошки, старая и молодая, видимо, обалдевшие от того, что на их территории появился этот ужасный зверь, не мигая взирали на происходящее с крыши сарая.

Портила идиллическую картину тёплого весеннего дня на даче только недовольная Зойкина физиономия. Фраза «Отвалите все!» читалась на красивом ухоженном лице следящей за собой женщины как на рекламном плакате. И не разглядеть было за ним настоящую Зойку: смешливую, добрую, милую. Сегодня это была бездушная демонстрация косметических услуг: правильно увлажнённая кожа, грамотно наращённые пушистые ресницы, умело татуированные идеальные брови и чувственно подкачанные силиконом губы. Не спасали от досадного желания отвернуться от её ожесточённого лица ни бездонный синий взгляд, ни обрамляющий его уложенный волосок к волоску платиновый блонд редкого оттенка магической пудры. И хотя вопрос: «Что делает эта сказочная фея на грядках?» и возникал, но не у Марины. Марину мучила эта сквозившая от подруги нервность, с которой Зойка отмахнулась на вопрос «У тебя что-то случилось?», буркнула «Ничего». И эта отчуждённость хоть и не мешала им дружно работать, но не позволяла толком поговорить.

— Умаялись, работницы мои? — прокричала им Нина Ивановна, Зойкина мама, худенькая и такая же аккуратненькая, как вся их дача.

Свежая хна, которой она с завидным постоянством и убеждённостью в её пользе, закрашивала седину, ярко горела на солнце. И густые блестящие волосы, убранные в тугой узел, только подтверждали её правоту. Она достала из чистого выглаженного передника, в котором хлопотала на кухне, ломтик шоколадного бисквита в красочном фантике и вручила внуку, потрепав по блондинистой головушке.

— Мама, не надо давать ему сладости перед обедом, — разогнулась Зойка и с излишним усердием, больше похожим на остервенение, принялась стягивать рабочие перчатки, пока, подхватив со скамейки пластиковую бутылку и кружку, Нина Ивановна шла к ним.

— Когда ещё будет тот обед, — беззлобно возразила она. — А батончик полезный, с молочной начинкой. Я вам сока берёзового принесла, трудяги. Холодного. Вкусного. Лев Константинович сам ставил, — налила она в кружку мутноватую прозрачную жидкость и протянула Марине, когда Зойка демонстративно отвернулась.

— Сказала бы уж правду: полезного. Тебе всё вкусно, если полезно, — безрадостно разглядывала она свой маникюр.

Как же неудачно она была сегодня не в духе, эта Зоя Львовна Макарова. Они засеяли уже три грядки, а Марина из-за этой непонятной ей Зойкиной раздражительности всё никак не могла начать такой важный для неё разговор.

— Что ещё нужно сделать, Нина Ивановна? — сделав из уважения несколько глотков ледяного до зубной боли сока, вернула Марина кружку, так и не поняв есть ли у него вообще вкус.

— Может, лучок ещё высадите, который рассадой у меня? — мягко, виновато попросила Зойкина мама. — И на этом всё. Там Гриша уже приехал. Лев Константинович костёр пошёл разводить. А вот и мальчишки, — обернулась она.

Но можно было и не оборачиваться. Вопли, с которыми восьмилетние близнецы Вагнеров кинулись тискать щенка слышны были в радиусе поражения ядерного взрыва.

— Мам, может, хватит на сегодня? Свежий маникюр, и посмотри на что уже похож, — предъявила Зойка маме руку, тяжело вздохнув. — Всё за один день не переделаешь, правда?

— Так, когда же вы ещё приедете? Ну ты-то ладно, а вот Мариночка до майских вряд ли к нам выберется, да и то сможет ли. А у неё рука лёгкая. Помнишь, в прошлом году лук, что она садила, какой уродился? По восемьсот граммов каждая луковица.

— Мам, — предупреждающе покачала головой Зойка. — Это просто сорт такой. Он у тебя каждый год таким вырастает.

— Несите, несите ваш Экзибишен, — охотно кивнула Марина, прекрасно понимая от каких воспоминаний пытается оградить её подруга. — Как раз пока суть да дело до шашлыков и высадим. А то я, наверно, и правда, на следующие выходные не выберусь.

— Неужто планы? — хмыкнула Зойка, опять натягивая перчатки.

— Неужто удивляет? — хмыкнула в ответ Марина, острым краем ручной тяпки делая на новой грядке глубокую борозду.

— Не особо. Подозреваю, всё то же. Работа, работа, работа, — подхватила Зойка лейку и пока Марина делала вторую траншейку, заливала первую. — Так о чём ты хотела со мной поговорить?

«Тяни, не тяни, ПМС её сегодня не пройдёт, если это он, — резонно решила Марина. — И раз уж она сама начала…»

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она дождалась, пока Нина Ивановна поставит на грядку ячейки с рассадой. Рядком, как солдатики в ней стояли тонкие зелёные пёрышки лука. Марина похвалила рассаду, что в этом году и правда была крепкая, сочная. И только когда они остались вдвоём, сказала:

— Мне твоя помощь нужна. В одном деликатном деле.

Поведав лучшей подруге свои сомнения и тайные надежды, она готова была услышать всё что угодно, только не это.

— Нет, нет и нет! — категорически отказалась помогать Зоя и разразилась пространной, сочувственной, но в то же время возмущённой тирадой.

Уже и рассада была высажена, и Марина уже ставила над грядкой заранее принесённые Львом Константиновичем дуги, чтобы накрыть юную зелень от палящего солнца, а Зойка, уперев руки в бока, всё не унималась.

— Марин, не дури, а? Ну, честное слово, тебя занесло. Я всё понимаю, что с таким горем на раз не справиться. А время такое — годовщина, всё напоминает. И как ты с пузом в прошлом году высаживала этот лук. И как мой папа вёз тебя на своих «Жигулях» в роддом. Я всё понимаю: проще принять, что ребёнка просто украли. Что твоя малышка жива и с ней всё хорошо. Но решить, что ты увидела свою девочку год спустя, ты прости, но на грани сумасшествия.

— Зой! — молча выслушав, воткнула Марина последнюю дугу и разогнулась. — Я поэтому и прошу тебя помочь развеять мои сомнения. Убедиться, что да, она не моя. Если она не моя. И всё, успокоиться и как-нибудь жить дальше.

— С чего ты вообще решила, что она твоя? — удручённо покачав головой, села Зойка на доску, ограждавшую соседнюю грядку. — Да, отметина на лбу, но ведь это не родимое пятно. Вон у Андрюшки тоже было на лбу как поцарапано. И долго не проходило, с год, может дольше. Но это нормально, такие повреждения, особенно когда рожаешь сама.

— Я всё понимаю, Зой. И всё же, что я других детей за этот год мало видела? Но ведь не бросалась же у каждого ребёнка ДНК проверять, — вздохнула Марина и подала Зойке край ткани, которую предстояло натянуть.