Прости меня луна (СИ) - Абалова Татьяна - Страница 44
- Предыдущая
- 44/77
- Следующая
— Кисятушка.
— Я не о кошке. Я хочу знать, как тебя зовут. Мы уже не в монастыре.
Луна замялась.
— Тилля.
— Тилля? — он едва сдержал улыбку. — А я Саардис.
— Здравствуй, Саардис.
— А как ты думаешь, звали его? — бахриман кивнул в сторону лежащего на отцовской кровати Ветра. Глаза мужчины были закрыты. Казалось, что он спит.
Луна лишь покачала головой. Нет, она не знала. Села на край постели, положила кошку рядом.
— Тилля, его надо похоронить.
— Нет. Он не умер.
— Но у него не бьется сердце.
— Это ничего не значит.
— Тилля…
— Нет! Я сказала, нет! Он не мог умереть! Он ни за что не оставил бы меня… нас… я знаю!
— Тилля, он не бог…
— Видишь? Видишь? — Луна выпростала из-под одеяла руку Ветра. — На нем Кольцо Жизни. И оно не снимается. Кольцо не снимается только с живых!
Глава 26
Лоза застыл у двери. Отсюда, из небольшой прихожей, где помещались лишь лавка со стоящей под ней нехитрой обувкой и пара крюков на стене для полушубков, хорошо обозревалась главная комната. Беленая печь, стол, покрытый вышитой скатертью, две скамьи, а под окном широкая лавка. Виден только ее край, но этого достаточно, чтобы Лоза сжал до боли в пальцах шапку, которую только что сдернул с головы, ожидая, что его приход заметят.
Не заметили. Мало того, даже не почувствовали, что по ногам сквозануло холодом, и не услышали, как лязгнула дверная щеколда.
Лоза закрыл глаза.
Ни разу, ни разу Тилля не смотрела на него так, как сейчас смотрит на лежащего на скамье Ветра. С затаенным дыханием, любовно изучая каждую черточку его неподвижного лица. Совсем как ребенок, которому дали вожделенную игрушку, и теперь он ее бережно держит в руках, не веря своему счастью.
Пять лет. Пять чертовых лет.
Бахриман выдохнул через зубы, гоня от себя злость. Специально громко стукнул стянутыми сапогами, кидая их под лавку.
Тилля вздрогнула, убрала пальцы с руки спящего мужчины, быстро поправила скрученные на затылке волосы и только потом улыбнулась появившемуся в комнате Саардису.
— Ты сегодня долго. Ну как? Змей не объявился?
— Нет. Есть хочу.
Опомнившись, Луна метнулась к печи, сняла с горшка полотенчико, деревянной ложкой выложила горкой на тарелку кашу, из чугунка, громыхнув крышкой, достала зайчатину, приправленную луком. Отнесла на стол, дожидаясь, пока едок помоет руки, села за противоположный край.
Ей нравилось смотреть, как ест Саардис. Аккуратно, неторопливо, без чавканья, которым отличался Змей.
«Где же ты, Рыжий Свин?»
Она скучала по нему. И по Лилии. И пусть Лоза, перебирая варианты, не исключал, что она и есть Зло, уж слишком вовремя уехала из обреченного монастыря, Луна не допускала о том и мысли. Да, Лилия была Смертью. Но смертью милосердной, сострадательной…
Саардис отложил ложку.
— А как же мясо? — забеспокоилась Тилля.
— Жесткое.
Царевна покраснела.
Как ни старалась, так и не научилась готовить. Вот как Лозе удавалось все? Он и штопать ее научил, и гладью вышивать (рисунок на скатерти получился кривоватым, но ничего, в следующий раз спешить не будет, вышьет с большей любовью), и нянчился словно с ребенком, когда она заболела. Совершенно неожиданно заболела. А ведь такого отродясь не случалось. Саардис успокаивал, говорил, что это произошедшее в монастыре повлияло на ее дар, что силы не бесконечны, и не стоит их без меры тратить на Ветра.
«Боже, боже, боже!»
Луна едва не выронила тарелку из рук, когда вспомнила, как кричала на Лозу. Она проснулась среди ночи от шороха — вроде как у двери кто-то топтался. Быстро зажгла свечу и обнаружила Саардиса, перетаскивающего Ветра через порог. Вцепилась (и откуда силы взялись!), поволокла бесчувственное тело назад в дом.
— Убийца! Убийца, убийца, убийца! — визжала она, понимая, что задумал бахриман. — Ты и отца своего так же в болоте утопил?
Конечно, тут же устыдилась своих слов, потому как точно знала, почему сын родную душу не пожалел, но сказанного не воротишь.
— Ветер никогда не вернется из-за грани! — Саардис тоже в ту ночь позволил себе сорваться на крик. — Ты не можешь сидеть возле него вечно! Посмотри на себя! Кожа да кости!
Луна сдернула со своей кровати одеяло, как могла укутала лежащего на полу Ветра, сама легла рядом и крепко обняла.
— Если решишься на убийство, то убей обоих.
Спала так с неделю, поднималась только для того, чтобы ухватить краюху хлеба и вновь нырнуть под одеяло. Бахриман появлялся лишь затем, чтобы оставить еду и проведать, жива ли.
Как-то неожиданно нагрянули холода, а сил перетащить Ветра на скамью не прибавилось. Так и лежали на полу, обложившись тряпьем.
Все кончилось, когда Лоза притащил перину.
— Перебирайся на кровать. Слово даю, не трону.
Перекладывая недоеденные куски зайчатины в миску для кошки, царевна вздохнула.
Первое время, пока не приспособились к жизни на болоте, бывало, что и голодали. Но, если в силки попадал тетерев, Лоза устраивал праздник. Приготовленная на примитивном вертеле птица казалась такой вкусной, какую не подавали в царских хоромах.
И вновь Луна с досадой вспомнила, как однажды в отчаянии напала на Лозу: теребила за рубаху, била по груди кулаками, требуя, чтобы он отдал ей браслет, сделанный из Первозданного камня. Но увы, как оказалось, во время последнего перемещения камень выпал, и теперь артефакт являл собой простую безделушку. А царевна все равно рвалась домой, веря, что отец поможет, созовет заморских лекарей и разбудит Ветра. Им бы только добраться до столицы. Хоть на санях, хоть на телеге.
— Нет, — устало мотал головой Саардис, — нет, Тилля, нет. Забудь о доме. Неужели не понимаешь, что стоит тебе показаться, как ты будешь обречена? А если расправятся заодно и с твоей семьей? Помнишь, я рассказывал, как у озера появились псы? Зло зорко следит, не объявится ли кто-то из нас. Оно все время было рядом, может быть даже сидело с нами за одним столом, улыбалось, а само готовилось убивать. Через Ветра заманило тебя: сыграло на его желании раскопать истину, а тебе очень ловко подкинуло книги. Подумай хотя бы о Ветре. Он сейчас как никогда беззащитен!
— Я и думаю о нем! — рыдала она, прижимаясь мокрой щекой туда, куда только что била. — Я все время думаю о нем!
Саардис закрыл глаза.
Царевна помыла посуду, вытерла руки о фартук, вернулась к столу, где в задумчивости застыл Лоза.
— Я знаю, кто рожден от брата с сестрой, — тихо произнес он.
— Откуда? — Луне бы задать вопрос «кто?», но она почему-то страшилась ответа. Слишком долго ждала, слишком долго лелеяла надежду, что однажды к ним постучатся Змей и тот пятый маг, рожденный во грехе. И тогда Ветер проснется.
Наверное, проснется.
Если они не ошиблись в своих предположениях.
Вновь и вновь перебирая события в подземелье, они оживили в памяти каждое слово, произнесенное воином, который обещал проснуться, если к ним присоединятся еще двое: Потерявший крылья и Рожденный от брата с сестрой.
— Ты думаешь, что Ветер заменил собой Спящего вечность?
— Когда я вытаскивал вас, то не нашел ничего, кроме праха. Спящий вечность рассыпался, иначе вы не поместились бы в гробу. Помнишь, воин сказал Ветру, что на нем нет печати пророчества, а монах…
— Монахиня, это была монахиня…
— … а монах ответил, что он никогда не ошибается. «Без него Зло поглотит мир».
— Он потом смеялся, я слышала! — царевна не стала перечить Саардису: разве это так важно, кто заманил их в подземелье? — Сейчас я по-другому понимаю слова призрака. Они звучат так: «Исчезнет Ветер, и тогда Зло поглотит мир». А он не исчез, он здесь, спит и ждет своего часа. Остается только собрать магов, изображенных на колоннах.
— Только! Мы Змея найти не можем, а ты ждешь, что кто-то признается тебе, что он рожденный от брата с сестрой.
- Предыдущая
- 44/77
- Следующая