Очаг (СИ) - Гребенчиков Роман - Страница 1

— Вы уверены, что не хотите поместить его в колумбарий? Или купить урну для него?

— Нет, ничего не нужно. — Я протянул руку к администратору. — Отдайте его уже.

— Распишитесь сперва.

Через окошко администрации мне протянули документы. Читать их было некогда, поэтому на всех помеченных страницах я оставил свою роспись. Когда покончили с формальностями, мне вынесли чёрный пластиковый контейнер.

— Там… — Администратор указал в затемнённую нишу. — Можете побыть с ним наедине.

Я отрицательно махнул головой и пошёл к выходу — хотелось поскорее выбраться из «склепа». Снаружи оказалось не легче: солнце пекло, и от контейнера в руках веяло свежей пластмассой. Вот что с нами случается после смерти: нас запирают в обычном контейнере, словно какой-то полуфабрикат.

Машина была припаркована недалеко от Ястребского крематория. Сев за руль, я забросил сосуд в бардачок и захлопнул дверцу, отчего мой спящий спутник подскочил.

— Зачем так хлопать? — спросил Кирк и показательно зазевал, но его взгляд остановился на открытом бардачке. — Так скромно? Я думал, урна должна быть вся такая расписная, красивая, а тут… — Он указал рукой на контейнер.

— Это только капсула — урну покупать не стал. — Я пристегнул ремень безопасности. — И так сойдёт.

— Ой, какой бука — зажал урну брату!

— И так на похороны потратился. Тем более зачем она, если я его развею?

Я повернул ключ зажигания и вдавил ногой в педаль газа, чтобы рёв мотора заглушил Кирка, — слушать его я не был готов. Вроде бы он выглядел и вёл себя как обычно, но в этот день сильней всего я мечтал пнуть его под зад из своей машины.

День явно был не в мою пользу. Ко всему прочему меня душила жара, а кондиционер не справлялся. Внутри консервной банки хотелось только застрелиться, но обязательства заставляли продолжать жить.

Единственное, что радовало, — так это пустые дороги. Ведь все жители города собрались у ресторана «Очаг» — почтить память погибших. День траура… Глупое название. Для меня это просто день, когда я забирал своего брата из крематория. Возможно, я очень жесток к пострадавшим, но тогда хотелось лишь одного — исчезнуть, чтобы никто не видел меня и мои несчастья. Хотелось бы того же для дома, но там меня ждала семья — там бы не получилось молчать.

— Я подожду тебя здесь, — сказал Кирк, когда я загонял машину в гараж. — Не хочу создавать тебе проблем.

— Проблем создавать не хочешь? Тогда какого чёрта ты здесь?! — Я хлопнул дверью.

Только когда я на несколько шагов отошёл от гаража, вспомнил о капсуле, но возвращаться к ней из-за Кирка не собирался. Много чести! Однако этого хватило, чтобы я остановился. С одной стороны ненавистный мне Кирк, с другой — семья, которую я не хотел видеть в тот день, но мне надо было домой. Ещё пара шагов к входной двери — и моя нога зацепилась за выпирающую из тротуара плиту. Фиаско! Я распластался на дорожке, весь костюм в пыли — так я больше напоминал брата: он, в отличие от меня, вечно был в грязи. От этой мысли меня только сильнее передёрнуло. Я вскочил с земли и отряхнулся. Чёртов тротуар! Я собирался его переделать ещё прошлогодней весной, но времени и сил так и не нашёл.

В дом я решил войти всё-таки тихо, чтобы не привлекать к себе внимания.

— Почему ты защищаешь его? — раздался голос моей жены.

— Вообще-то, он мне за это платит, — ответил мой адвокат. Его присутствие меня удивило — ведь совсем недавно он ещё был в Москве.

— Мишенька, если бы не я, ты бы на него не работал.

Они спорили в гостиной, не замечая меня.

— Маша, все давно знают, что в городе орудует поджигатель. Марк ни в чём не виноват — какие бы меры защиты он ни выбрал, этот говнюк бы всё равно нашёл способ поджечь свою цель. Сколько уже было попыток! Сама подумай. Твой муж — тоже жертва в этой истории. Тем более не забывай, что из-за всего этого Кирилл покончил с собой. Так что ему сейчас вдвойне нелегко.

— Да ему всегда было на всё насрать: на ресторан, на семью, на брата! Он его за человека-то не считал!

Я несколько раз стукнул в косяк двери:

— Так я здесь.

Они сразу же замолчали, а Маша в придачу отвернулась от нас.

— Чего раньше не приехал? — спросил я у Миши, когда пожимал ему руку.

— Занят был — кое-какие семейные проблемы решал.

— Семейные? У тебя же нет семьи. — Здесь я увидел, что от неловкости он отворачивает от меня взгляд. — Чёрт побери, ты о своей секте? До сих пор не привыкну, что ты их семьёй называешь!

— А мы разве семья? — спросила Маша.

Повисла тишина. Я ничего не хотел отвечать, теперь сам старался уйти от ответа.

— Что по поводу страховки? — спросил я у Миши, продолжая игнорировать жену.

— Не должно быть проблем. Это не первый прецедент. Сейчас всем пострадавшим выплачивают. Такое ощущение, что целью поджигателя на самом деле являются страховые компании, — они на нём разоряются.

— А когда суд?

— Через неделю.

Я ходил по гостиной и аккуратно гладил всю мебель. У меня складывалось ощущение, будто я уже так давно не был дома, что даже забыл, как всё выглядит. От этих мыслей становилось вдвойне неловко — ведь я должен был снова уехать.

— Маша, я должен уехать на несколько дней.

— Что? Куда ты опять собрался? Опять решил нас бросить? — Жена наконец-то повернулась в мою сторону. Она постарела — видимо, как и я. Просто раньше этого не замечал, потому что совсем прекратил появляться.

— Мне нужно похоронить Кирилла. Дома. На родине.

— Сейчас?! — Маша перешла на крик. — Опять бежишь от проблем?! Оставляешь нас здесь одних, в этом аду, который сам же и сотворил?! Ты хоть раз можешь подумать не только о себе?!

Опять тишина. Я не знал, что ей сказать, но она, видимо, и не ожидала ответа от меня, поэтому развернулась и ушла в другую комнату.

— Так обязательно ехать? — спросил Миша. — Может, лучше после суда? Кириллу-то уже всё равно.

— Я… Мы обещали друг другу, что будем похоронены там.

— Извини за неуместный вопрос, но где «там»? Я даже не знаю, откуда вы.

— С Севера, с Карелии, а если ещё точней — из Беломорска. Да, по мне не похоже, что я оттуда, но дед во время войны бежал туда и прятался там от фашистов. Он, в отличие от меня, был чистокровным евреем. Прямо гордился этим. До сих пор помню, как отца упрекал за связь с русской. Такой мрак! Ладно, прости меня, но я хочу с дочкой попрощаться. Просто пойми: чем быстрее я покончу с этим, тем скорее смогу с чистой совестью заняться своей семьёй и судом.

Я хлопнул Мишу по плечу и направился наверх — в спальню к Насте, к моей маленькой Насте. Я ненавижу прощаться — это каждый раз тяжело, и постоянно боюсь, что задену хрупкие эмоции своей дочери, и они меня не отпустят. Собственно, тогда было так же.

Я тихонько приоткрыл дверь, чтобы проверить, не спит ли моя Маленькая, но она сидела на кровати, прижав колени к себе.

— Милая, что случилось?

— Почему вы ругаетесь? — спросила она.

— Мама не рада, что я опять уезжаю. — Я присел с ней рядом на кровати. — Но так надо.

— А почему дядя Кирилл больше не заходит?

— Он уехал в дальнюю и загадочную страну, а мне нужно будет поехать за ним вслед и помочь в его одиноком путешествии. Но когда я ему помогу, обещаю, что всё изменится, твоя жизнь станет только лучше. Это последний раз, когда я уезжаю.

— А когда это будет?

— Скоро, дорогая, скоро. — Я поцеловал её в лоб. — Не волнуйся только, всё будет хорошо. Скоро всё изменится.

Я прижал её покрепче к себе. Рядом с ней всё менялось: проблемы куда-то улетучивались, а вечно тяжёлая голова освобождалась. Каждый раз тяжело прощаться. Всегда присутствует впечатление, что я никогда не вернусь. Не знаю, каково Насте, но я никак не привыкну к этому. Постоянно разрываюсь на части.

После посещения дочери я зашёл к себе в спальню за вещами. Кошелёк был пуст, только куча накопившихся скидочных карт. Среди них я выловил свою родную дебетовую карточку. Марк Штерн. Осталось найти паспорт на это же имя. Перебирая одежду в поисках документа, я всё чистое закидывал в сумку. Под руку попались обгоревшие и в крови брюки — печальное воспоминание со дня пожара. Засунув руку в карман, нашёл то, что искал. Забавно, в этих же штанах я оформлял брата в крематории, и никто не удивлялся этому — ведь никто не мог прийти в себя после трагедии. Город как будто пережил очередную войну.