Неподчинение (СИ) - Магдеева Гузель - Страница 35

— А это… — он мнется, подбирая слова, — точно?

— Точно, — констатирую я.

Таир смешно морщит лоб и долгую минуту раздумывает, пытаясь осознать услышанное.

— Тебе не показалось?

Я со вздохом закатываю глаза и кутаюсь в одеяло — холод наваливается все сильнее.

— Я не сумасшедшая, Таир. Я трахалась с Сафиным и из-за этого у меня случилась дочь. Мне не показалось, не привиделось, не приснилось.

Снова молчим. Мой лоб покрывается испариной, я начинаю жалеть о том, что отказалась от укола. Но на другой чаше весов Ясмин, которая заслужила нормальную жизнь и нормальную маму.

— Они знают?

Они. Слишком много мужчин в моей жизни. Целых, мать его, две штуки. Уже перебор. Я же не такая, я хотела любви с первого взгляда, когда же все не так пошло. Почему любовь и до гроба совсем разные вещи? До гроба у нас как-то прямо буквально выходит… А любовь не выходит вовсе.

— Руслан не знает точно. Не говори ему. Должна же я что-то сама… Динар может знать. Он узнает, дело лишь во времени. А может уже…

Таир поднимается, подходит к окну. Задевает герань, она рассерженная вторжением, заливает горьким ароматом, знакомым с детства.

— Теперь все станет сложнее, — лаконично говорит Таир. — Но ты не думай об этом. Всё к лучшему. Я разберусь. Ничего не бойся теперь. Ты не одна.

Мне хочется в это верить.

Таир трёт лоб, полностью погружается в свои мысли. Кивает мне, выходит. А затем дверь снова открывается, Таир заглядывает, и лицо его снова озадаченно донельзя.

— А насчёт этого самого… Ты уверена?

Я киваю и лезу с головой под одеяло, пропуская его 'охренеть' мимо ушей.



Разговоры по душам всегда — самые трудные.

Я вообще не люблю болтать, а уж когда приходится человеку глаза на творящееся вокруг дерьмо открывать, — тем более. Так себе удовольствие, видеть лицо Таира с налитыми кровью глазами. Мы сидим с ним на кухне в моей квартире, дым столбом стоит от скуренных на двоих нескольких пачек сигарет. И бутылка какого-то дорогого пойла между нами, не берет только ни хрена.

Трезвые, как стёклышко.

Злые, как черти.

А Таир все заводится и заводится, и я уж думал несколько раз, не дать ли ему в морду? Не со зла, а для профилактики. Он после звонка моего примчался в город за пару часов, бросил все свои дела. Для него Зай всегда — святое.

У нас за сегодня друг к другу претензий изрядно накопилось, надо сказать.

— Какого хера, я не пойму, она пришла с этим к тебе, а не ко мне? — первая фраза, брошенная им с утра.

А я и сам объяснить не могу. Не говорить же ему, что мы трахались, что пока я работал на него пять лет назад, Зай для меня была единственной женщиной, которая занозой в сердце сидела? Все остальные так, было или не было, потрахаться, забыться. А она особенная. Эксклюзивная, мать вашу.

Я по нему видел, как он отказывается до последнего верить в то, что я про Динара рассказываю.

В то, что муженёк у сестры тот ещё гондон и наркоша. Что я Зайнаб чуть не с петли снял, что в ее крови наркоты больше, чем нормальный человек выдержать может. И если б не нашли мы ее вовремя, тогда и вешаться бы не пришлось.

Об этом думать отказываюсь. И страшно, и зло такое берет, что срочно хочется кому-нибудь втащить, а здесь только я да Таир.

Динара отец из города вывез, как сопляк чухнул, что натворил. И папашка прислал свой мэрский вертолет, на государственные деньги купленный.

А потом ещё звонить осмелился Таиру. Сразу, как только он из больницы от Зай вышел.

— Дети поругались, — в своей манере, точно дядька родной наш, начал вещать, — надо урегулировать все.

Таира так проняло, что я думал — сейчас пошлет мэра, и будет прав. Но нам это не нужно.

— Динар наркоман. Он Зай пытался довести до суицида, — сквозь зубы выговорил Таир, едва гнев сдерживая.

Мэр вздохнул, точно и Таир — неразумное дитя.

— Ни к чему выносить сор из избы. Я поговорю с Динаром. Ты знаешь, что Зай не стабильна… Где девочка?

— Нахуй иди, — не выдержал Шакиров и звонок сбросил, а после айфон свой об пол шандарахнул. — Дети поругались ему, блядь. Я этого выродка из-под земли достану и на ремни порежу!

А я вздохнул тогда: он ещё не всё знает, далеко не все. Только о таких вещах говорить сложно, да и день сегодня откровенно ебаный.

Закурил очередную, со счета сбился, а из комнаты вышла Ясмин. И прямо ко мне на колени, как мартышка. Я руками дым размахиваю, ни вытяжка не справляется, ни окно открытое.

— Ты чего не спишь? Время уже позднее.

Она меня за шею обхватила, пальцы по затылку бегают, как по бусинкам на шкуре ее зайца. Молчит.

Таир смотрит на нас внимательно, точно видит свою племяшку впервые. Хотя сколько у них там встреч с Зай было? От силы десяток.

— Пойдешь ко мне? — спросил Таир, но Ясмин головой мотнула, только сильней ко мне прижалась.

— Я к маме хочу.

— Скоро мамку твою привезём домой. А потом поедете с дядей Таиром, с дочками его играть будешь.

— А ты?

Она на меня глянула так, словно без ножа вскрыть собралась. А я и сам не знаю, что я? Что с Зай делать, как мы вообще из этой всей ситуации выберемся. Она ведь тоже ещё не всё знает.

А я, сука, ненавижу разговоры такие.

— Хочешь, чтобы он с нами поехал? — спросил Таир, я на него косо глянул. Сейчас скажет, что хочет, и что дальше?

— Пойдем, я тебя спать уложу.

Поднял ее на руки, как пушинку, до кровати своей донес. Она на ней махонькая совсем, под одеяло нырнула, заяц этот рядом лежит.

— Только давай без сказки. Глаза закрывай и спи, как солдат в армии. А мне с дядькой твоим поговорить надо. Только уши не грей возле двери, поняла? А то вырастут большие, как у Чебурашки.

Смотрю, испугалась, за уши себя схватила, а я чертыхнулся. Нянька из меня так себе.

— Шучу, не бойся. Но все равно, спи, нечего в ночи гулять.

Вышел, дверь за собой притворил тихонько. Таир смотрит на меня, а я усмехнулся зло:

— Что, блядь, представил, что я мог бы твоим родственником стать?

— Как ты вообще осмелился на сестру мою залезть?

А вот за это втащить хочется от души прямо:

— Я, конечно, второй сорт не брак, но не надо тут выеживаться. Я в отличии от вашего зятя с родословной ее и пальцем никогда не трогал, уяснил? И если ты мне, блядь, ещё раз в это ткнешь, я тебя ебну.

Я снова злюсь, и Таир злится, но сдерживает себя и по стопкам разливает алкашку. Мы берём, выпиваем до дна, каждый думая об одном и том же. Что Зай, попавшая в больницу, беременна.

Только ни один ребенок не может зачаться здоровым в тех условиях, в какие она попала.

И что с ним будет, одному богу известно. После того, что она прошла, после всей этой наркоты.

Мне Виталич справками сегодня в морду тыкал, а там — цифры какие-то непонятные, результаты УЗИ.

— Я не понимаю в твоих хэгэчэ-шмэгэчэ, ты мне по-русски сказать можешь, что это значит?

— Беременная она, — разозлился он, — вы совсем охренели. У меня не гинекология, я вам не акушерка! Но анализы у нее хре-но-вы-е!

А мы с Таиром друг на друга тупо смотрели, он только от Зай вышел, ещё отойти не успел. А я справку держу, там даже срок в днях указан, и плюс-минус, — тот день, когда мы с Зай спали.

Я не помню, предохранялись или нет, и по шкуре мурашки с вот такого слона бегут. Таир все понял тогда, глядя на меня, в стену ударил, содрав костяшки. Значит, либо мой ребенок, либо Динара, и от этой мысли корежит. И я не знаю, как ей сказать о таком. Ни сейчас точно, когда она такое пережила. У меня язык не повернется просто сделать это.

И теперь я думаю, что будет, если этот малыш родится на свет? И если это наш с Зай ребенок? Каким он будет, таким же, как Ясмин? И есть ли хоть единый шанс на его здоровье, при том плохом ХГЧ, о котором говорил Виталич?

Представлять наше с ней совместное счастье больно, потому что оно нереально и не бывать ему никогда. Не в нашей ситуации.