Неподчинение (СИ) - Магдеева Гузель - Страница 36

— Почему ты мне сразу не сказал, как все узнал? — по новой заводит он ту же пластинку.

— А ты, ты как умудрился сестру проворонить? Я ее пять лет не видел, но ты же брат ее. Ты где был все это время? Соловью своему в зад дул, совсем семейная жизнь расслабила?

Я же говорю — претензий у нас друг к другу много.

— Это моя сестра! — по столу кулаком тюкнул, а я на него глянул исподлобья:

— Ясмин разбудишь.

Молчим. Таир устало глаза потер, откинулся назад, а потом заговорил:

— Когда отца убили, Зай совсем маленькая была. Я поклялся, что всегда буду ее защищать. И Динар… он всегда казался мне нормальным. Шлюхи, любовь к быстрой езде, выебоны — все списывал на возраст. Когда после свадьбы он по пьяной лавке снес остановку с людьми, я, — тут он паузу сделал, выдохнул, — я подумал, что ни хрена не знаю, как у них там дела. А Зай всегда молчит, ты же знаешь. В детстве коленки сдерет бывало, подорожником заклеит и в жизни не сдаст, что ей больно. Я к ним когда прилетел, она уже беременная была, на ранних сроках. Мы и поговорить толком не смогли, токсикоз сильный. На все вопросы улыбается лежит, по руке меня гладит и говорит — все в порядке, Таир, все хорошо будет, скоро узнаем, кто у нас, мальчик или девочка. А Динар ей соки таскает, в живот целует. Я ему тогда пообещал, что ещё один косяк, и рожу его, не взирая на бабки и бизнес, я разобью. А потом после родов Зай в депрессию впала. Я снова приехала, а на ней лица нет, Ясмин орет целыми днями. И снова Динар хороший, а она… Короче, она реально была как не в себе. И в больницу мы ее вместе определили.

Я ему молча подлил, стопку подвинул. Тяжело осознавать, что своими собственными руками так наговнял сестре родной. Хотя это с него ответственности не снимает, Зай всего лишь баба, а мы мужики. Это нам надо ей помогать, а она все рвется на амбразуру, то брата прикрыть, то дочку спасти, ценой своего здоровья.

И здоровья второго ребенка. Возможно, нашего. Я из горла делаю несколько глотков, только горечи во рту не перебить вкусом алкоголя, вообще ничем не перебить.

Я до Ясмин никогда себя не представлял отцом, какое там, с моей жизнью? Когда тебе платят деньги за то, что ты под пули подставляешься, что ты должен своим телом перекрыть того, кто тебе бабки платит. Что у твоей жизни есть цена, определенная, указанная в договоре. Пока я занимаюсь тем, что умею, я всего лишь расходный материал.

А когда у тебя есть ребенок — за неимением другого, я представлял его как Ясмин, — жизнь вдруг приобретает другую ценность. Вообще все по-другому становится.

— Ты же понимаешь, что мы не можем вернуть им Зай и дочку?

— Понимаю. Надо решить, что делать с этим уродом. Слить его напрямую сейчас — значит, развязать войну с мэром. У меня деньги, у него власть и менты все купленные.

— Мэра надо сливать первым.

— Ты в своем уме?

Мы подступили к тому разговору, который мог поменять все. Спасибо отцу моему, подогнал скелетов из чужого шкафа, да таких, что охренеть можно.

— Я тебе сейчас должен сказать две вещи.

Во-первых, смотри вот это.

Я выложил перед ним первую папку, — о доказательствах связи Рогозина и Бикбаева-младшего. Вышел, позволяя ему самому разобраться, заглянул к Ясмин. Спит, волосы по подушке разметались, а сопение даже тут слышно. Поправил одеяло, и ухаживать за ней нисколько не раздражало. Ну ещё и льстило немного, что она не к дядьке родному на руки залезает, а ко мне. Хрень какая, Сафин, ты как баба, ей-богу.

Когда я обратно на кухню вернулся, Шакиров сидел с каменным лицом. Не надо было ему ничего объяснять: пять лет назад он из-за Рогозина чуть жену свою не потерял, а крысой оказался муж его сестры. Санта-Барбара татарская.

— Я тебе обещал найти крысу.

— Как давно ты это знаешь?

— Недели две, может три. Не смотри зверем, я бы тебе все равно его сдал. Но для нас это был единственный вариант вывести Зай и Ясмин от Динара без ущерба. Только это ещё не всё.

Я достал из сейфа вторую папку, бухнул ее на стол перед ним.

— Я уже читать боюсь, — расхохотался он зло, — какое ещё дерьмо там всплыть может?

Я не ответил. Просто помнил, что гонцов с плохими вестями убивали раньше, и было за что, наверное.

— С допроса начни, — посоветовал ему.

Допрос короткий. Дядьку повязали пару лет назад, за смешное: пырнули ножом в потасовке, а потом пальчики по базе пробили, а он оказался не потерпевшим, а очень даже виноватым, только в других делах. Дяденька этот работал неуважаемым человеком, киллером. И людей валил метко, в том числе и отца Таира.

Чтобы поощрить желание сотрудничать со службами, которые лучше всуе не вспоминать, ему пообещали свободу и новую личность, такую, что клиенты прежние не достанут. А он взамен сдал всех своих заказчиков.

И того, кто Ильдара Шакирова заказал.

Таир прочитал, раз, второй.

— Откуда у тебя это?

— От отца, — нехотя сказал, а потом понял, что нужно пояснить, — мать с ним не общалась, но меня он нашел. Помочь решил. Больше нечего об этом говорить, я теперь и так его должник.

— Мэра надо сливать, — повторил он мои слова, — я ему сам лично пулю в лоб пущу. За отца. А потом ушлепку его. За Зай.

— Не твоя работа — руки марать, — улыбнулся я, затягиваясь, — я пиздюка завалю сам. Кровь за кровь.

А Таир кивнул, соглашаясь:

— Кровь за кровь.



Спать хотелось неимоверно. Настолько, что в редкие моменты забытья мне снилось, что я сплю. Спать было бы проще всего, просто забыться и дождаться момента, когда в глазах перестанет двоиться, в ушах шуметь. Мне нужно было только попросить лекарство, его принесли бы сразу. Я была рада даже тем ненавистным таблеткам. Но…

— Ясмин нужна мама, — повторяла я, — нормальная мама, не овощ в психушке.

Я искренне, всем сердцем ненавидела это место. Таир говорил, что здесь надёжные знакомые. Отсюда ничего не просочится, никто не будет держать меня здесь насильно. Нужно только снять интоксикацию организма, что я несколько дней не ела, зато получала убойные дозы наркоты и была на грани передоза.

От этого не легче.

То же самое мне говорил Динар. Что нужно немного подлечиться. Что кругом связи и свои люди. Что вот ещё курс лечения и мне можно будет гулять с Ясмин. Мне было все сложнее верить кому-либо и от этого тоже горько.

Была ещё одна таблетка. Таблетище. Двух метров роста, косая сажень в плечах, руки, такие сильные и нежные… Мне казалось, что в его объятиях я могла бы забыться. Но Руслан не приходил.

— Прости меня, — шептала я в полузабытьи, кутаясь в одеяло, которое не грело. — Прости… Моя девочка важнее целого мира, я не могла не уйти, я умерла бы за неё сотни раз…

Но единственным моим слушателем была герань, которая, не взирая на мои истерики, цвела буйным цветом. Хотя, может она просто энергетический вампир?

Утром очередного дня мне стало легче. Настолько, что я без труда смогла подняться с постели, подойти к окну. Рассеченая об осколки нога едва ощутимо пульсировала болью. Мыслила я на удивление твёрдо, и глядя на то, как по саду прогуливается старушка, которая запуталась в хитросплетениях своей болезни, и тихонько подвывала песню с одной ей понятными словами, решила вдруг — я такой не буду. Не позволю себе. И не позволю другим сделать меня настолько беспомощной.

— Зай?

Таир все ещё жрал себя поедом за все, что со мной случилось. Удивительно, но я его не винила. Я знала, какой мой муж, знала, в какие тиски Бикбаевы загнали мою семью. Я простила всех, кроме Динара. И себя. Прошла, чуть покачнувшись, к брату, коснулась его щеки — тоже небрит.

— Всё хорошо, — солгала я и улыбнулась.

Наверное, жалкое было зрелище — Таир не поверил, тоже улыбнулся, но горько.

— Я одежду тебе принёс. Нет, выписываться тебе рано, — поспешил он пояснить, увидев блеск в моих глазах. — пусть подлечат, пусть выведут всю эту ебаную хрень из твоей крови. Мы Ясмин привезли, она ждёт тебя в сквере.