Неподчинение (СИ) - Магдеева Гузель - Страница 37

Вот так внезапно у человека появляются крылья. Я бросилась к ванной, вгляделась в свое лицо. Вряд ли Ясмин есть какая-то разница до того, как я выгляжу, но мне хотелось быть красивой для неё. Сильной. Хотелось, чтобы она гордилась мной.

Косметики не было, я умылась холодной водой, в надежде, что она освежит, заплела волосы в косу. Разгладила складки на лёгком платье, словно оно не было идеально отутюжено.

Дальше — страшно. Таир дал мне руку, я пошла, опираясь на неё. Яркое солнце ослепило, я прищурившись огляделась. Скверик был небольшим, крошечный фонтан, несколько деревьев, лавочки, кусты акаций. По дорожке семенила уже знакомая мне старушка. Я не видела могучей фигуры Руслана.

— А где Руслан?

— Вас просто прёт по Сафину, — хохотнул Таир. — Ясмин без него отказывалась из дома выходить. Нет его, занят он.

Со старушкой поравнялся мальчик. Маленький, лет пяти. Короткие волосы под бейсболкой, худые коленки торчат из-под шорт, на одной из них красуется царапина, щедро замазанная зелёнкой.

— Ей Руслан сказал пока ходить так, вот она и ходит, переубедить не смог. Непонятно, чего вы в этом медведе находите…

И тогда я поняла. Оступилась, Таир поддержал. Ясмин, словно почувствовав моё волнение, остановилась. Я знала, что она не будет открыто выражать эмоции, моя девочка. Не побежит, не бросится в объятия. Но это не так и важно. Главное — она рядом. Мы все равно с ней команда, две узницы Динара Бикбаева, так нежданно вдруг обретшие свободу.

Я поравнялась с дочкой, сняла с неё бейсболку, чуть потрепала по коротким волосам. Затем присела на лавку и поманила её за собой.

— Я за тебя волновалась, — сказала Ясмин. — Я знала, что все это неправда… И что Руслан тебя спасёт.

И погладила меня по руке, едва касаясь. А у меня чуть сердце не разорвалось, не выдержала, подхватила её худенькое тельце, усадила на колени, стиснула в объятиях, что есть сил.

— Теперь все наладится, — обещала я. — Я…я больше не буду болеть. Не буду слабой. Мы справимся. Вместе.

И за руку её взяла. Ясмин чуть подумала, кивнула, соглашаясь, я запретила слезам литься — не хочу её напугать. Подумала вдруг, что ради неё, той, что зрела, набираясь сил внутри моего живота, я готова убивать. И с чёткой ясность осознала — буду убивать. Хочу. Хочу видеть, как он сдохнет, не осталось во мне гуманности. Во мне только ярость, ненависть и любовь к этой маленькой девчонке в пацанячьей одежде. А ещё, на самом донышке что-то непознанное, щемящее по отношению к её отцу.

— Маме нужно на капельницу, — вмешался Таир, — чтобы она скорее выздоровела и вернулась к тебе.

Ясмин снова кивнула. Помедлила немного, спрыгнула с лавочки. Уходя обернулась, пристально на меня посмотрев. Затем поравнялась со старушкой и пошла с ней в ногу. Я только сейчас заметила, что пожилая женщина идёт, стараясь не наступать на красные плитки дорожки, только на серые, и Ясмин так же.

— Три, — донеслось до меня. — Четыре. Пять.

Сердце снова сжалось. Но теперь хотелось скорее на капельницу, да я все что угодно готова была стерпеть, только бы схватить в охапку своего ребёнка и унести прочь отсюда. И весь остаток дня я улыбалась. Даже на капельнице, от которой меня мутило и сердце билось так, словно вырваться из груди хочет. Я все выдержу. Один раз я поймала себя на том, что напеваю вслух.

А потом… медсестра вошла. Хорошо мне знакомая, уколы она ставила легче всех. У неё в руках — веник. Иначе не назвать. Огромный букет багряно красных роз. Красные, словно кляксы моей крови. Сердце тревожно екнуло. Не вязался такой вызывающий подарок ни с Русланом, ни с Таиром. Тимур мог бы, да, но где его черти носят?

— Нет, — покачала головой я и попятилась назад.

Медсестра вздохнула, словно я дите неразумное.

— Это от ваших близких. Я на всякий случай проверила, ничего опасного в нем нет.

Устроила букет в вазу и ушла. Дверь за ней закрылась, я осталась с цветами один на один. Шагнул к ним робко. Длинные стебли, упругие бутоны. Красиво, но красота эта…порочна. На одном из стеблей болтается открытка. Я протягиваю руку, задеваю один из шипов, он с готовностью впивается в мою кожу. Слизываю выступившую каплю крови — солёная.

— Просто букет, — говорю я вслух.

Потому что, наверное, именно так люди и сходят с ума. Мне — страшно. И словно себе назло резко, одним движением открываю открытку. На ней всего два слова.

"Папочка соскучился"

И все бы ничего, только папы у меня много лет нет. Отшатываюсь. Думаю о том, что он везде меня найдёт. Что прятаться бесполезно. Что в моем бунте нет смысла. Сползают на пол, тонко скулю, кусаю губы, во рту снова солоно. А потом понимаю.

Именно этого он и добивается. Я хочу вскочить на ноги, бросить букет на пол, топтать его ногами, не обращая внимания на шипы, кричать от ярости и страха. Но и это моему мужу будет счастьем. Ибо ещё несколько срывов и никто не поверит мне больше. И клеймо психически больной останется со мной навечно.

— Я сильнее, — шепчу я.

Закрываю глаза. Вспоминаю тепло солнечных лучей на своей коже. Шелковистость коротких волос Ясмин. Запах сигарет и кофе, запах Руслана. Глубоко вдыхаю. Открываю глаза.

Это просто цветы. Мне все ещё сложно смотреть на них без дрожи, но я справлюсь. Только маленькая открытка так сжата в кулаке, что пальцев не разжать.

Я справилась. И даже уснуть смогла, пытаясь не думать о том, что букет смотрит на меня из небьющейся, безопасной вазы, смотрит парой десятков пурпурных глаз. А проснулась от того, что кто-то легко, едва заметно касался моей руки. Первой реакцией было отпрянуть, но по телу пробежали волной мурашки, я выдохнула — Руслан. Моё тело знало лучше, только на него я так реагировала.

— Привет.

Он явно смущен тем, что я застукала его на этом невинном прикосновении. Я смотрю поверх его плеча — букет на месте. Но теперь, когда Руслан рядом, даже дышать легче.

И мне хочется броситься к нему на грудь. Там — безопасно. Там — сладко. Грешно до дрожи. Но я не смею. Думаю о том, что теперь, выполнив мою просьбу, он нас покинет. Оставит Таиру. А ещё о том, что мне стоило больше в него верить.

Я думаю о чем угодно, кроме того, что он скажет. Ибо предположить такое не могла даже в бредовых наркотических снах.

— Я решил, что должен сам тебе сказать, хотя и получил в табло от твоего брата… Ничего, на мне как на собаке, — я только сейчас заметила след от удара на его скуле. — Заяц…ты беременна.

Я смотрю на него не понимая вообще, о чем он говорит. Как я могу быть беременна? Что за идиотизм? Такого просто не бывает, не здесь, не сейчас. Я в шоке, но, тем не менее, верю ему сразу и безоговорочно. Руслан не стал бы обманывать.

Пытаюсь вспомнить, когда у меня были месячные в последний раз, но не могу. Касаюсь груди — мне кажется, или она потяжелела? Истерика накатывает волнами, мне хочется кричать, а я смеюсь.

Потому что пиздец ирония. Руслан пришёл и как бы между делом сообщил мне, что я беременна, хотя по канонам все наоборот должно быть. А я…я не могу набраться сил и сказать ему о том, что у него дочка есть. Ясмин.

А ещё во мне ребёнок. Крошечный сгусток клеток, слепок будущего человека.

— Заяц, — продолжает Руслан. — Анализы у тебя хреновые. ХГЧ этот… Ты под конскими дозами наркоты была, а ещё этот урод тебя нейролептиками кормил. Ты должна…должна принять решение, стоит ли тебе сохранять эту беременность.

Я инстинктивно накрыла ладонью плоский ещё живот — жест любой женщины, носящей дитя. Руслан протянул руку, словно собираясь коснуться меня, но так и не смог. Сжал пальцы в кулак, остановил движение на половине, и отвернулся, словно избегая моего взгляда.



Это было так дико, странно так — понимать, что Зай беременная.

Чужая, в общем-то женщина, чужая жена. Я знаю о ней одновременно много и ничего.

Совсем мало о том, что она думает сейчас, когда ладонь ее касается живота с нежностью, возведенной в абсолют.