Легенды о проклятых 4. Ослепленные тьмой - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 8

– Никто ты, чтоб я с тобой дрался. Отбрось меч и стань на колени, тогда, может, я пощажу тебя, валласарская погань.

– Валласары на колени не становятся, запомни, малыш.

Маагар махнул рукой, и вниз спрыгнули еще десять воинов. Тяжело дыша, я встала со снега, глядя, как Рейн с легкостью сворачивает головы и рубит противников, а они идут и идут. А он уже шатается, с трудом на ногах стоит. И я понимаю, чего хочет мой брат – он хочет поставить его на колени. Тщеславный ублюдок. Он ведь мог давно приказать взять Рейна, но он хочет его сломать и ради этого не жалеет и своих людей. Только он одного не понимает – не сдастся он. Скорее, умрет, но не сдастся. И постепенно ухмылка с лица Маагара исчезает, и он нервно дергает поводья. Потери растут. А валласар шатается, но не сдается. Убивает каждого, кто спускается к нему вниз. Падает и снова поднимается.

– Не становятся, значит? А так?

Я только вскрикнуть успела, когда два астрана спрыгнули рядом со мной и схватили под руки. Маагар поднялся в стременах и лук из-за спины достал.

– Так что ты выберешь, Рейн дас Даал, свою гордость или ее жизнь? Я самый лучший стрелок Лассара. Ты, бывший меид, это прекрасно знаешь. Через секунду она будет мертва, а ты все равно взят в плен.

Рейн метнул взгляд в мою сторону и снова перевел его на моего брата.

– Только лассарская псина может на кон поставить жизнь сестры, чтобы потешить свое эго!

– Ты к моей совести взываешь, убийца младенцев?! Жуткая тварь саананская?! – взвизгнул Маагар. – На колени! Или шлюха твоя сдохнет прямо сейчас.Вот такая братская любовь у Маагара.

– Ты никогда не думал, почему братья Ночного Дозора не вправе заводить жен и детей? 

– Нет. 

– Это для того, чтобы они не могли любить. Потому что любовь способна погубить честь, убить чувство долга.

(с) Джордж Мартин. Игра престолов

Сорвал с себя вонючую, мокрую медвежью шкуру, швырнул прочь и вдохнул морозный воздух полной грудью, искромсанной, извороченной шрамами.

Поднял руки вверх с диким ревом. Холод отрезвляет, возвращает к жизни. Колет все тело мелкими иголками. Здравствуй, Лассар. Я же обещал, что вернусь. Обещал, что приползу на брюхе, на четвереньках. Как угодно. Приползу выжирать все живое. Топтать каждый куст и давить каждый цветок.

Расправил плечи, подставляя голое тело мелким снежинкам, ожидая, пока Ее Величество Луна выйдет из-за туч и вырвет из моего нутра зверя.

Я пришел. Я снова на проклятой земле своих врагов, и в этот раз пощады не будет. Нас много. Нас целое полчище, и мы будем собирать союзников по всей земле. Пять лет я выжидал. Из них три года мое мясо срасталось с костями, а кости выравнивались и регенерировали. Од Первый заманил нас в ловушку… вместе со своим старшим сыном. И все из-за нее, из-за проклятой шеаны с красными волосами, из-за Маалан – лживой и продажной твари.

Я в очередной раз повелся и пришел за ней. И потерял сотни своих людей. Вывел их на верную смерть. Никогда не забуду берег той реки, в которой дас Вийяр похоронил больше половины моего войска вместе со мной под толстым слоем льда.

– Это ловушка! Я чувствую! Не ходи, Рейн!

Дали держала меня за руку, сдавливая запястье так же сильно, как это мог бы сделать мужчина. Ее хватка была железной.

– Мои люди нашли ее и везут сюда. У них получилось выкрасть Одейю дес Вийяр.

– Ты веришь гонцу? Посмотри на него. Он жалок. Он весь в крови и ссадинах.

– На него напали бандиты.

– Какие бандиты, о, Гела? Ты видел хотя бы где-то бандитов, Рейн? Единственные бандиты здесь – это мы сами.

– Он привез ее волосы! – ткнул сестре в лицо прядь красных волос. – Это они. Это волосы проклятой сучки!

– Снова ты наступаешь на те же вилы. Снова ты лезешь в ту же яму.

Отобрала у меня волосы и швырнула в огонь, и я тут же стремительно протянул руку, выдирая прядь из языков пламени, и, не обращая внимание на боль, волком посмотрел на сестру.

– Никогда больше так не делай!

– Не то что? Переступишь через меня ради…ради пряди ее волос?

Сдавил волосы в кулаке и бессильно зарычал. Да, это был неожиданный порыв. Да, когда представил, что огонь сожрет тонкие красные пряди, чуть не задохнулся от боли. Никто не может касаться их… даже пламя. Они принадлежат мне. Каждый волосок.

– Я возьму людей и поеду к реке.

– Половину людей. Ни на одного больше.

И зыркнула на меня своими синими глазами.

– Хочешь, умирай ради нее, но умирай со своими людьми – моих не тронь!

– Я думал, у нас общие люди!

– А я думала, что после лживой могилы ты похоронил в ней и свою пагубную страсть к шеане лассарской, похоронил свое безумие. Но нет. Ты одержим. Ты страшен! Не знаю, кого еще ты захочешь принести в жертву, но я не позволю, чтоб это были те, кто мне дороги!

– Бред! Я хочу ее наказать, хочу вернуть Лассар, хочу заставить ее отца и брата пойти на наши условия!

– И это тоже ложь, Рейн! Она была у тебя, ты не обменял ее на наших солдат, не обменял на еду, когда вы голодали, не обменял на золото или свободу. Ты оставил ее себе, и сейчас будет точно так же! Ты помешан на этой женщине. Она сожрала твое сердце и твою душу. Они не принадлежат никому. Даже тебе.

Прошла мимо меня, зацепив плечом, и вышла из моего шатра. Ну и к Саанану ее помощь. Я сам справлюсь. И…не справился. Дали оказалась права. Я привел своих людей на смерть. В лодке оказалось чучело, одетое в женский плащ, а на нас напало тысячное войско Ода Первого. Сам он стоял на берегу и смотрел, как рубят и колют моих солдат, как они проваливаются под лед, как умирают с моим именем на губах.

Но меня свалить было невозможно. Я шел к нему. Рубил направо и налево, отшвыривая головы, как кочаны капусты, выдирая острием меча кишки и разрубая грудные клетки. Шел к нему. По льду, который не раскалывался подо мной. Не чувствуя ран, не ощущая боли и слабости от кровопотери. Даже когда на меня обрушился вражеский топор и разворотил мне грудину, я продолжал идти. Лассары набросились на меня вдесятером в нескольких шагах от копыт белого коня Ода… и мы ушли под лед. Я тонул и смотрел им обоим в глаза. Отцу и сыну. И проклинал их всеми силами ада.

Пришел в себя от трения, тряски и запаха волчьей шерсти. Не моей. Дали выпустила свою волчицу, и та нашла меня под водой, вытянула на берег и несколько миль тянула в лагерь.

Войско было разбито. Од с Маагаром пошли в наступление и загнали остатки валласких солдат обратно за границу, оттеснили за дамбу, уничтожили еще несколько десятков воинов, ослабших, деморализованных и голодных. Меня выхаживала тихая и молчаливая Лори. Она врачевала мои раны, кормила меня с ложки, обмывала мое тело, а Дали каждую луну прятала меня в подвал, заколачивала его досками в надежде, что мой волк не придет и не разломает раскрошенные кости, не добьет меня окончательно.

Но у нее не вышло. Волк приходил все равно. Он дробил мое тело, мешал регенерации и тихо выл, пытаясь волочить перебитые лапы. А потом возвращался я в еще худшем состоянии. Лассары преследовали нас, загоняли, как диких зверей.

– Как мне быть, Рейн? Как? Ты не восстанавливаешься!

– Перерезать мне глотку и уводить своих людей.

И засмеялся, закашлялся, чувствуя, как вибрирует от боли каждая клетка моего тела.

– Наших людей, брат. Наших.

– Твоих. Мои давно покоятся подо льдами Красной реки.

– Наших! Прости меня…прости, что так сказала. Но без тебя мы никуда не пойдем. Без тебя мы больше не будем войском Лассара, а станем снова жалкой кучкой мародеров и оборванцев. Не будет праведной войны, не будет священного долга. Ты – наш велиар, Рейн. Ты единственный сын нашего отца! Ты должен вести нас в бой!