Маркиз де Сад - Томас Дональд Серрелл - Страница 12
- Предыдущая
- 12/91
- Следующая
И все же аббат, этот лишенный религиозных предрассудков церковник и биограф Петрарки, оказался гораздо более подходящим опекуном для своего племянника, чем слепо любящая бабушка в Авиньоне.
Соманский замок находился в двадцати милях к северо-востоку от Авиньона. Он еще в меньшей степени напоминал ухоженный пейзаж Люксембургского сада. Соман, раскинувшийся на удаленном южном отроге Воклюза, со своей высоты смотрел на широкие просторы усеянного террасами Прованса, простиравшиеся до туманной синевы Люберона, последнего горного барьера, отделявшего местность от морского побережья. В замок, занимавший северный конец отрога, из деревни вела горная тропа. Сам Соман состоял из одной-единственной улочки с маленькими домишками, сложенными из бледного прованского камня. Она тянулась от квадратной колокольни у подножия замка до церкви, расположенной на противоположном конце. Доступ в селение усложнялся тем, что земля по обе стороны заканчивалась крутыми обрывами, а равнины внизу поросли густыми лесами. Суровый вид скал несколько смягчали окутанные нежным розовым покрывалом тамарисковые деревья и цветущие весной вишни.
В духовной сфере Соман считался непосредственной вотчиной папства, а в делах мирских он подчинялся губернатору Мазана, который также являлся сеньором селения. Для семейства Садов, владельцев Мазана и Сомана, казалось вполне естественным сделать одного из своих членов аббатом, который делил свою жизнь между Провансом и Авиньоном. Несмотря на неприступные стены, вырубленные в камне скал, само строение и прилегающая к нему земля на небольшом плато больше походили на место для отдыха, чем на крепость. Соман обеспечивал владельца замка всем, в чем тот нуждался. Он имел возможность посвящать себя Петрарке, работать в замечательной библиотеке или наслаждаться красотой ухоженного сада и совершенством фонтанов своего дома. Над стенами ступенями поднимались зеленые верхушки зонтичных сосен. Замок представлял собой эффектное зрелище и в то же время обладал той роскошью, которая сделает возможным появление Силлинга, описанного в «120 днях Содома» племянником, проведшим там юные годы. Окружение Сомана еще более усиливало тягу Садов к удовольствиям и способствовало престижу их семьи. В нескольких милях оттуда лежало романтическое ущелье уединения Петрарки с переливающимися зелеными водами Фонтана де Воклюз. Отделенный даже от суеты единственной улицы селения, аббат де Сад предпочитал не соблюдать утомительный обет безбрачия, который, впрочем, он никогда не давал своему господину. Когда в 1777 году он умер, семья Садов обнаружила, что одиночество аббата развевали одна испанская дама и ее дочь, в благодарность за услуги которых священнослужитель по сходной цене продал им часть земель поместья. Племяннику пришлось немало потрудиться, чтобы вернуть утраченное.
В возрасте пяти-шести лет юный маркиз де Сад жил в окружении природы, романтизм которой мог поспорить с дикой красотой низко нависающих скал и пенящейся воды картин Сальватора Розы, пейзажами, предваряющими повествование готических произведений. Подобное описание встречается в одном из его собственных произведений, когда в «Жюстине» героиня рассказывает о крепости Роланда.
«К четырем часам пополудни мы добрались до подножия гор. Дорога к этому моменту стала почти непроходимой. Мы вошли в ущелье, и Роланд сказал погонщику мула, чтобы в случае несчастья тот не оставил меня. На протяжении более десяти миль мы только и делали, что карабкались вверх или спускались вниз, и так далеко удалились от человеческого жилья и протоптанных троп, что нам представлялось, мы находимся на краю вселенной. Я против собственной воли испытывала некоторое беспокойство. Роланд не мог не видеть это, но ничего не говорил, и его молчание еще больше тревожило меня. Наконец на горном кряже мы увидели замок. Он возвышался над ужасной пропастью, куда, казалось, вот-вот упадет. Ни одной дороги, ведущей к нему, нам не удалось увидеть. Та, по которой мы теперь двигались, годилась разве что для коз. Ее сплошь усеивали камни. Но, в конечном счете, тропа вывела нас к этому жуткому логову, больше походившему на прибежище разбойников, чем на жилище добропорядочного люда».
Для ребенка с богатым воображением местность, в которой располагался Соман, неминуемо должна была ассоциироваться с образами, связанными с разбоем и другими темными делами, которые с легкостью приходили на ум чувствительной душе, жившей в восемнадцатом веке. Добавив в описание подобной деятельности эротические сцены и отдав своих героинь разбойникам, Сад перешел за черту дозволенного, перед которой большинство авторов готического романа благочестиво останавливались. Прибытие героини в замок Роланда как раз и являет собой пример такого нарушения.
«Я привез тебя для обслуживания моих фальшивомонетчиков, у которых являюсь главным, — сказал Роланд и, схватив меня за руку, потащил по мостику, который опустили перед нами и снова подняли, как только мы им воспользовались.
— Ты все хорошо разглядела? — спросил он, когда мы оказались внутри, и показал мне большую, глубокую пещеру в конце двора с колесом, к которому были прикованы четыре нагие женщины, крутившие его.» — Вот — твои подруги, и вот — твоя работа. При условии, что будешь работать по десять часов в день, вращая это колесо, и, подобно другим девушкам, удовлетворять те желания, о которых я тебе скажу, ты ежедневно будешь получать шесть унций черного хлеба и миску бобов. Что касается твоей свободы — забудь о ней…» Художественная проза Сада написана почти в одно время с «Королевой ужаса» Анны Радклиф. Это произведение встречалось в публичных библиотеках Лондона и Брайтона, Бата и Челтенхема. Но готический роман английского среднего класса, предназначенный для домашнего и школьного чтения, не имел даже намека на сексуальность, которой сквозят мелодрамы маркиза. Его героиня, к примеру, описывает судьбу Сюзанны и других молодых женщин, прикованных Роландом к колесу.
«Голыми мы были не только из-за жары, а потому что так лучше прилегали удары кожаной плетки, которыми время от времени потчевал наш свирепый хозяин. Зимой нам выдавали штаны и жилеты, плотно облегающие тело, чтобы ничто не мешало нам чувствовать плеть этого негодяя, единственное удовольствие которого заключалось в нещадном избиении нас».
В своих произведениях Сад демонстрирует удивительное знание географии Франции, от Нормандии до Марселя, от Бордо до Рейна. Путешествуя во время исполнения воинской обязанности и в качестве беженца, он записывал свои впечатления о городах и ландшафтах, и эти записи позже сослужили ему добрую службу. Его путешествия начались в Сомане, еще в детском возрасте. Летом аббат со своим юным племянником совершили паломничество на запад, на другую сторону Роны, в Овернь. Священник отправился проверять состояние дел своего церковного прихода аббатства Сен-Лежер в Эбреи. Маленький городок располагался между Клермон-Фераном и Виши, в пределах видимости высот Пюи-де-Дом. Сен-Лежер представляла собой квадратную провансальскую церковь, с интерьером, все еще украшенным фресками с изображением первоапостолов и епископов. В отличие от Сомана, она стояла в окружении лугов и ручьев, сразу за первым ущельем Оверня в Шовиньи, где начиналась страна рек, темных холмов и древних одиноких мельниц, разбросанных вдоль берегов реки то здесь, то там. Ландшафт, как водится, отражал настроение наблюдателя. В садовском случае подобные пейзажи служили плодородной почвой для его воображения в создании образов женщин у колеса Роланда.
С наступлением зимы аббат и ребенок вернулись в Соман. Под покровом раннего снега было довольно легко потерять дорогу на высоком, открытом для ветров плато. Воспоминания о путешествии из Сомана в Эбрей могли с легкостью лечь в основу описания дороги в замок Силлинг, куда вместе со своими жертвами удалились герои, чтобы провести 120 дней в зимней изоляции от внешнего мира. Оказавшись дома с дядей, он вновь испытал на себе суровость природы, сочетавшуюся с роскошной жизнью в пределах замка, что нашло отражение на страницах романа. В зимнее время года Соман тоже превращался в изолированный район, но аббат де Сад своевременно мог позаботиться о собственном удобстве, чтобы, ни в чем не нуждаясь, предаваться своим увлечениям. На протяжении многих лет он самозабвенно работал над старинными документами и семейными записями, с интересом склоняясь над рукописями, которые в один прекрасный день отразятся в его замечательном труде о жизни Петрарки, в котором аббат бесспорно докажет преданность Петрарки Лауре де Сад.
- Предыдущая
- 12/91
- Следующая