Маркиз де Сад - Томас Дональд Серрелл - Страница 13

• Предыдущая
• 13/91
• Следующая

Несколько лет, проведенных в относительной бездеятельности, разовьют у ребенка чувство связи окружения с происходящими событиями. Горный хребет, обрывистые, поросшие лесом ущелья, стремительные реки Воклюза словно пронизаны ощущением восторга и обещанием радости, деспотизма и бесконтрольного потворства своим желаниям, которому в отдаленных замках предавались разбойники для удовлетворения своих самых низменных страстей. Недели зимней изоляции, проводимые в компании аббата и его гостей, стали весьма подходящим временем для самых изощренных мечтаний. Действительно, архитектура замка в Сомане с его сводчатым подземельем, изумительными лестницами, галереей, апартаментами, выходящими на долину створчатыми окнами в толще стен, стала характерной чертой романов Сада.

Все эти годы, проведенные в компании аббата, специально формальным образованием мальчика никто не занимался. Но он жил в доме, где царила атмосфера учения и интереса к древности. Более того, его знакомство с сельской жизнью Прованса дало свои плоды в коротких рассказах, написанных им в более поздние годы. Это были повести, как он говорил, рожденные отдаленными селениями горных районов типа Сомана и Ла-Коста, отдельные из которых известны не менее, чем традиционный народный юмор. Он писал о людях, живших в местах, где скалистые склоны так обрывисты, а каменные тропы столь круты, что карабкаться по ним даже козы порой не рисковали, а сексуальное поведение этих людей почти не отличалось от упомянутых животных.

В «Женатом проповеднике» он описывает монастырь неподалеку от Ла-Косты, который повсеместно считался прибежищем пьяниц, бабников, развратников и игроков. Одним из «святых» этого уединенного приюта считался отец Габриель, который влюбился в молодую замужнюю женщину из деревни, мадам Роден, «маленькую брюнетку двадцати восьми лет от роду, с вызывающим видом и круглым задом». Сей святоша обратился к ее мужу с клятвенными заверениями, что в селении есть человек, собирающийся его покинуть, не вернув священнику долг. И если Габриель не пойдет к нему немедленно, то будет поздно. Но, к несчастью, ему предстоит отслужить еще одну обедню. Роден, хотя и не был священником, латынь немного знал. Не мог бы он оказать отцу Габриелю услугу и прочитать мессу вместо него? Самые горячие заверения развеяли сомнения Родена относительно уместности такой подмены. Пока муж служил обедню, кюре отправился к его молодой жене и удовлетворил ее «больше одного раза». Сад замечает, что священник, «имея оснащение не хуже, чем у жеребца», не испытал трудности в обольщении «молодой шлюхи такого горячего южного темперамента».

Когда супруг вернулся, Габриель заверил его в получении долга и упомянул, что поставил у своей жертвы на лбу отметку. Как только пара осталась наедине, Роден, тем не менее, сказал своей жене о репутации кюре как соблазнителя, который наставляет рога то одному мужу, то другому. Он верил, что ветвистое украшение на сей раз тот «подарил» своему должнику, и от всего сердца посмеялся над глупостью женатых мужчин. Потом он рассказал супруге о службе, которую отслужил вместо Габриеля. Жена в ответ сообщила о пережитом утром религиозном отправлении, намекнув Родену, чтобы он готовился к тому, что вследствие этого небесного визита она забеременела, наподобие девы Марии.

Если мальчику Саду и не доставало формального образования, то он быстро наверстывал упущенное за счет знакомства с древней культурой и светскими удовольствиями Сомана и Эбрея. Позже стало ясно, что под ненавязчивым присмотром аббата де Сада исподволь проросли семена литературных амбиций и вольнодумства.

Когда ребенку исполнилось десять лет, на семейном совете постановили, что благотворный пример ученого дяди должен быть заменен на ортодоксальное обучение. Вероятно, это решение приняли довольно своевременно. Господский двор в Сомане в скором времени публично признали местом сомнительных удовольствий и определенного нравственного цинизма. Учитывая черты жестокости и своеволия в характере ребенка, жесткие рамки морального воспитания должны стать благотворным противовесом годам, проведенным в Провансе.

Для этого нужно вернуться в Париж и поступить в колледж Людовика Великого. В данном случае удача в какой-то степени изменила семье Садов, и сын стал для своих родителей еще более чужим, чем это могло быть в обычном случае. В 1743 году граф де Сад поссорился с кельнским курфюрстом, когда тот обвинил его в том, что Жан-Батист не дорожил его благосклонностью. Обвинение вполне могло оказаться справедливым. С другой стороны, курфюрст любил азартные игры, причем, обожал выигрывать. Дипломатам советовали вежливо проигрывать ему. Граф де Сад, скорее всего, проявил бестактность — откровенная продажность как будто не была свойственна его характеру.

После возвращения графа де Сада во Францию графиня решила поселиться в монастыре кармелиток на улице де Л'Анфер, где она прожила до своего смертного дня. Когда ее сын в возрасте десяти лет вернулся в Париж, он уже не мог находиться под непосредственным влиянием ни одного из своих родителей. Расположенный неподалеку от дворца Конде, колледж Людовика Великого считался престижным учебным заведением, как с точки зрения социальной, так и интеллектуальной. Находился он в ведении Ордена иезуитов. Среди его выдающихся учеников в восемнадцатом веке числились Вольтер и Дидро, и Бодлер в девятнадцатом.

Согласно традициям возраста и класса, Сад имел не только личные апартаменты, но и частного наставника, аббата Амбле. Священник должен был стать его ментором и во взрослой жизни. Ему также выпала неприятная обязанность препроводить своего подопечного в тюрьму для отбывания первого заключения. В зрелые годы маркиз напишет, что считает аббата Амбле своим первым настоящим учителем, обладавшим недюжинным умом и собственными принципами.

Еще четыре года до исполнения четырнадцати лет Сад оставался в стенах школы. Во время пребывания там он усвоил преимущества порядка и системы, которых ему не хватало в Сомане, и с легкостью приспособился к требованиям расписания. Его не без справедливости называли одним из наиболее начитанных французских авторов. Следует сказать, что школьный режим не прошел бесследно для воображения юного маркиза и три десятилетия спустя нашел отражение в его творчестве. История снабдила де Сада материалом, а математика стала навязчивой структурой, дававшей основу гротескному миру таких произведений, как «120 дней Содома». В своих письмах из тюрьмы он пользовался личным шифром, в котором цифры стали информационными и завуалированными символами. В его вымышленных гаремах количество распутных героев будет равняться квадратному корню числа прислуживающим им мальчиков и девочек или числа жен, шлюх и жиголо, помогающих в оргиях.

Строгая дисциплина и упорядоченность колледжа нашли отражение в законах сексуального деспотизма в замках Силлинг или общине Сант-Мари-де-Буа в «Жюстине». Несмотря на то, что в его дворцах удовольствий предавались занятиям извращенным сексом, они в значительной мере походили на строго организованные школы, а к характеру местных рабынь предъявлялись претензии сродни требованиям к благовоспитанным школьницам. Подобно Суинберну и многим другим последователям Сада девятнадцатого века, маркиз предлагал сардонический бурлеск морального воспитания.

Но колледж Людовика Великого сулил также удовольствия, которых не существовало в Сомане и Эбрее. Одним из главных видов отдыха в школе была постановка спектаклей. Любовь к театру у Сада проснулась рано и продолжалась всю его жизнь. Успеха в качестве драматурга он не добьется. Судя по дошедшим до наших дней откликам, особым талантом или оригинальностью маркиз тоже не обладал. Но во время своего продолжительного заключения он утешал себя чтением пьес, в надежде, что может стать последователем Корнеля, Расина и великих трагических драматургов Франции семнадцатого века. Хотя какими-либо талантами Сад не обладал, его честолюбивые помыслы подогревались героической драмой и тщательно подобранным списком комедий, которые учителя-иезуиты рекомендовали для постановки своим ученикам.

• Предыдущая
• 13/91
• Следующая