Маркиз де Сад - Томас Дональд Серрелл - Страница 28

• Предыдущая
• 28/91
• Следующая

К тому времени, когда Сад в 1768 году попал в тюрьму, скорее уклад жизни, а не стиль искусства вызывал нарекания в адрес petite maison. На одном из обедов, на котором присутствовали члены семьи принца Конде, произошел грандиозный скандал. Группа мужчин раздела молодую даму, мадам де Сен-Сюльпис, бывшую в то время беременной. С помощью зажженной свечи они намеревались провести эксперимент и проверить, пойдет ли дым по дымоходу, как говорилось в одном из стихотворений того времени. В результате их внимания мадам де Сен-Сюльпис, как говорили, стала инвалидом, вслед за чем последовала ее кончина. Но ее мучителей к ответу так никто и не призвал. Одним из виновников этого кошмара являлся граф де Шароле, дядя и наставник родственника Сада, молодого принца Конде. В его послужном списке числилось и убийство слуги, жена которого не приняла его сексуальных домогательств. Это на него намекает Сад в своем предложении в «Философии в будуаре», когда выступает против смертной казни, говоря, что убийство должно караться такой же мерой, но без свидетелей. Шароле просил Людовика XV о помиловании, и Сад цитирует ответ короля: «Я прощаю, но я также прощаю и того, кто вас убьет».

Даже те, кого дурное обращение с нанимаемыми девушками приводило в ужас, порой вели себя более чем экстравагантно. Среди мужчин типа принца де Конти не считалось необычным нанимать девушек из балета, чтобы потом обходиться с ними, как с маленькими мальчиками, как деликатно пожаловалась одна из них, Софи Арно. Банкир Пейксот (Peixotte) в качестве прелюдии к любовным утехам потребовал от девушки маршировки перед ним на четвереньках с хвостом из павлиньих перьев, прикрепленных у нее сзади к раковине жемчужницы. Но во время одного из таких вечеров несчастных Пейксот стал жертвой хитроумной мести: в разгар вечеринки в комнату под видом полиции ворвались сообщницы девушки и сообщили банкиру, что единственный способ для него получить прощение заключается в письменном признании. Поверивший в правдивость происходящего, незадачливый богач сделал все по их требованию. К его ужасу, признание было отпечатано и разошлось по всему Парижу как лучший памфлет.

На фоне наиболее отвратительных и жестоких эпизодов, имевших место в petite maison, нанесение Садом нескольких ударов плеткой Роз Келлер представляется невинной забавой. Даже при дворе, когда на смену мадам де Помпадур пришла мадам дю Барри, она, когда у нее возникало подобное желание, могла высечь ту или иную девушку. Из наказаний, применяемых в то время по закону Франции, следовало, что причинение физического ущерба само по себе не являлось причиной для порицания. Ужасные пытки, которым подверглись такие люди, как Дамьен или Жан Кала, обвиненный в убийстве сына, считались просто примерами крайнего его применения. Трудно себе представить, чтобы зеваки, пришедшие поглазеть на наказание розгами и клеймление молодой женщины Жанны де ла Мотт, явились просто из абстрактного интереса к французской системе судебного делопроизводства или наказания. Преступница подделала королевскую подпись, дабы купить дорогое ожерелье, которое затем продала, а деньги израсходовала на себя. По приговору суда ее раздели и привязали позади телеги для удобства публичных действий палача. Потом на каждом ее плече он должен был выжечь букву «V», что означало voleuse (воровка). После того как порка завершилась, женщину отвязали от телеги. Понадобилось шесть мужчин, чтобы оттащить ее от исполнителя экзекуции, на которого она набросилась, кусаясь и царапаясь. Столько же человек пришлось призвать, дыбы заклеймить наказанную, при этом их совсем не волновало, на какие места придутся отметины.

Несмотря на жестокость публичных наказаний, скандалы, связанные с petite maison, вызывали смущение. Поведение Сада в день Пасхи 1768 года заслуживало минимального порицания без придания делу такой огласки и общественного резонанса, но его следовало наказать в назидание другим. После этого девушки и сводники, заказчики и художники продолжали бы свое дела, словно ничего не произошло, разве что с большей осмотрительностью.

Узником Пьер-Ансиза маркиз оставался в течение всего лета 1768 года. Казалось, ему придется подвергнуться почти такому же наказанию, которое перенес герцог Ришелье. Полезному для общества человеку следовало преподать урок, но никак не низвести его до положения преступника. В августе вспыхнула искорка надежды, когда Рене-Пелажи, приехавшая в Лион, получила разрешение навестить мужа. Но это ни к чему не привело. Напротив, ее предупредили, чтобы она подготовила мужа к самому худшему. Людовик XV оказался чрезвычайно недоволен распущенным поведением молодого аристократа, в котором того обвиняли, и по этой причине отпускать его не спешил.

Поэтому стало сюрпризом, когда в ноябре того же года Рене-Пелажи заявили, что встречаться с мужем она может так часто, как захочет. Затем, казалось, без всякой причины, король 16 ноября отдал приказ об освобождении Сада, правда, условном. Маркизу предписывалось отправиться в собственное поместье в Ла-Косте и оставаться там. Сад принял условия, и двери его темницы распахнулись. В души всех людей, которым он был небезразличен — мадам де Монтрей, аббату Саду, Рене-Пелажи, — он вселил надежду, и они поверили, что урок не прошел для него даром.

Теперь ему предстояло стать образцовым мужем и примером поведения в аристократическом обществе.

И никто не догадывался, как Сад в душе проклинал Роз Келлер и презирал закон и его представителей, которые «задницу шлюхи» ставили выше его личной свободы. В середине ноября он выехал из Лиона и направился в сторону Авиньона и Ла-Косты.

Дело Роз Келлер получило куда более громкий общественный резонанс, чем инцидент с Жанной Тестар. Все же возвращение Сада в Ла-Кост не носило характер позорного изгнания. Ожидавшее его будущее не могло быть хуже перспектив герцога де Ришелье, некоторое время проведшего в Бастилии в знак наказания за скандал, связанный с развратными действиями. Мнение о нем не стало хуже после того, как он вернулся после победы при Фонтеное или поражения адмирала Бинга при Минорке.

Что касалось Сада, его распутное поведение являлось для него скорее интересным времяпрепровождением, чем занятием. Это могло быть сравнимо со стихами, слагаемыми им, но которые еще не стали главным делом его жизни. Он считался видным человеком в обществе, этот молодой и красивый королевский генеральный наместник провинций Бресс, Бюже, Вальроме и Жэ, причем в первых двух верховная власть после короля принадлежала его кузену, принцу Конде. Сад осознавал важность своего положения, но рассматривал его лишь как ступеньку, ведущую к удовлетворению наиболее тщеславных планов, созданных его воображением. Из армии он ушел в 1763 году, когда наступил мир, но не оставлял надежды возобновить военную карьеру. Маркиз написал принцу Конде письмо, в котором просил того ходатайствовать перед королем о чине полковника в кавалерийском полку для младшего кузена.

Саду не повезло: он мечтал о карьере солдата в момент окончания большой военной кампании. Более того, восторг, ощущаемый маркизом на войне, особенно во время кавалерийской атаки, оказывал на него более сильное эмоциональное воздействие, чем развлечения, которым он предавался в petite maison. Сад абсолютно ясно понимал, что славные военные дни еще впереди. Лихие кавалерийские атаки таких полков, как шотландского при Ватерлоо или бригады легкой кавалерии при Балаклаве, предоставляли ее участникам шанс умереть или прославить свое имя. Подобные события оказывали на него действие сродни исполнению великой симфонии.

Привлекательность таких вещей для Сада вполне понятна. О чертах его характера принято судить по его сексуальному поведению или бульдожьему проявлению духа неповиновения, в связи с чем другие аспекты его личности остаются за пределами внимания. Он был мужчиной хрупкого телосложения ростом 168 см, легко воспламенялся, с одинаковой легкостью приходя в ярость или сексуальное возбуждение. Но маркиз скорее походил на терьера, впившегося зубами в лодыжку обидчика, чем на свирепого бульдога. Блеск, восторг, яркость красок и утонченность жизни в бравом кавалерийском полку среди товарищей во время или военных действий, или элегантной роскоши мирного периода подходила ему как нельзя больше. Но Сад слишком поздно родился, чтобы участвовать в битвах при Деттингене или Фонтеное, слишком рано — для Ваграма, Йены или Ватерлоо. Военного опыта, полученного им в северной Германии, оказалось маловато. Незадолго до скандала с Роз Келлер ему присвоили чин капитана, командира кавалерийского эскадрона. Рассчитывать на большее после скандала в Аркейе он не мог, но и конного формирования, каким маркиз мог бы командовать, для него не находилось.

• Предыдущая
• 28/91
• Следующая