Только между нами (СИ) - Салах Алайна - Страница 30

Ничего не ответив, Матвей провожает меня глазами. Мне снова холодно, да так, что лязгают зубы. Стук собственных каблуков, отмеряющих прямую коридора, отдаётся в груди гулкой вибрацией. Нужен план. Например, заказать новый коктейль и поболтать о чём-нибудь с Кристиной. Она немного похожа на Веру: умеет заряжать своими непосредственностью и позитивом.

Я могу вернуться к нашему столу тем же путём, каким от него уходила, но вместо этого выбираю более сложный — через танцпол. Может быть, хочу попробовать потанцевать, а может, не хочу вновь встречаться с Разумеевым. С недавнего времени я путаюсь в собственных желаниях.

Меня постоянно задевают чьи-то руки, плечи и покачивающиеся бёдра. Я не раздражаюсь и не злюсь. Толпа — она такая. Музыка… Слишком плавная, что ли, и слишком тягучая, чтобы суметь слаженно под неё двигаться. Ну или я просто ни черта не понимаю в современной клубной культуре.

Перестаю идти, когда чувствую на себе чьи-то ладони. Это не случайное прикосновение — для этого оно чересчур затянулось. Свет стробоскопа удар за ударом хлещет меня по глазам, а я продолжаю стоять без движения. Прикосновение разрастается: сначала обжигает теплом спину, потом становится горячо бёдрам и шее. В груди раскатисто ухает, по предплечьям и ногам пляшут мурашки. Запах, обволакивающий меня, перебивает запахи сотни танцующих. Сигареты, дерзкая молодость и кондиционер для белья. Из-за этого не получается задержать дыхание. По этому запаху я, оказывается, так сильно соскучилась.

Не знаю, двигаюсь я сама либо же это Матвей нас покачивает. Предпочитаю думать, что это делаю я, ведь в противном случае он станет главным. Чувствую, как его дыхание меняет тональность, становится сбивчивым, и как моё делает то же самое. В груди и животе снова беснуется пожар, усиливающийся действием алкоголя. Я не ошибалась насчёт толпы. Здесь действительно никому нет ни до кого дела.

Дёргаю плечом и поворачиваюсь. Плохая привычка — спасаться бегством. В свете прожекторов глаза Матвея кажутся янтарными.

Я говорю ему что-то правильное. О том, что так не должно быть и нам нужно держать дистанцию. Спрашиваю, для чего он за мной пошёл, и напоминаю, что здесь, в клубе, есть десятки девушек, готовых осчастливить его своей компанией. Но едва ли мои слова достигают цели: слишком громко орёт музыка, и к тому же Матвей не предпринял попытки наклониться, чтобы меня расслышать. А я сама не пытаюсь повысить голос.

— Не бегай от меня. — Вот теперь он наклоняется так, что его губы трогают мои волосы. — Не проходит у меня, понимаешь? Ни с кем не трахаюсь, ни на кого не смотрю. В этот клуб ради тебя притащился.

Эйфория. Сильнейшая, всепоглощающая эйфория разливается во мне вместе с этими словами. Я не могу её контролировать. Она как рефлекс: возникает сама собой и никуда не уходит.

— Подслушиваешь чужие разговоры, Сопляк, — шепчу я, снова не заботясь о том, сможет ли он услышать.

Не знаю, кто кого целует, — предпочитаю думать, что Матвей меня, ведь в противном случае я буду выглядеть безнравственной тряпкой, не способной нести ответственность за принятое решение. Какое оправдание найти тому, что я, задыхаясь, целую его в ответ и крепко обнимаю за шею, ещё не успела придумать.

Стелла

— Стелла Андреевна, до вас Роман Анатольевич не может дозвониться, — с подчеркнутой вежливостью сообщает Елисеева, глядя на меня с высоты своих двенадцатисантиметровых каблуков.

Интересно, если бы рост Романа не стремился к впечатляющему метру девяносто, смогла бы она переключиться на скучные балетки?

— Спасибо, я сейчас к нему зайду, — говорю я и про себя отмечаю, что не испытываю даже толики раздражения при взгляде на её полупрозрачную рубашку, скорее подчёркивающую, нежели скрывающую кружевной бюстгальтер от люксового итальянского бренда. У меня есть такой же, только чёрный.

Елисеева, цокая набойками, скрывается в офисной кухне, а я, отпив свой кофе, иду к Роману. Очевидно, дело не терпит отлагательств, если уж он своего главного юриста за мной послал.

— Мне передали, что ты меня потерял, — объявляю с порога.

— Трубку не берёшь, — с сухим недовольством замечает муж, захлопывая крышку ноутбука. — Ни рабочий телефон, ни сотовый.

В качестве объяснения этого феномена я поднимаю вверх кружку с кофе.

— Была на кухне.

— Ясно. — Отодвинув кресло, Роман встаёт, ставит на стол портфель и берётся за пиджак. — Мне в Тюмень слетать нужно на пару дней. Рейс вечером, поэтому сейчас выезжаю домой. Ставлю тебя в известность, чтобы не ворчала, как в прошлый раз.

«В прошлый раз» — это когда я почти сутки пробыла в неведении, что мой муж улетел на рабочую встречу в Питер. Тогда я дико психовала от непонимания, как он в принципе может забыть предупредить о таком. Но как верно заметил Разумеев, приоритеты и обстоятельства имеют свойство меняться. То, что казалось мне из ряда вон выходящим ещё два года назад, сейчас воспринимается как обыденность.

— Спасибо, что предупредил. Что-то срочное стряслось?

— С Рижским порешать кое-что нужно. Имей в виду, Елисеева полетит со мной, — произносит Роман чересчур резко и с нажимом, вероятно, чтобы осечь моё возможное недовольство.

— Ясно, — возвращаю ему безликое слово и подношу чашку к губам. — Позвони, как приземлишься.

Муж застёгивает пиджак и, разгладив лацканы, с подозрением вглядывается в моё лицо.

— И даже скандала не закатишь?

— А я когда-то закатывала тебе скандалы?

— Ну без подъёбок в сторону Алисы ты редко обходилась.

— Очевидно, сегодня не то настроение. Тебе ведь прекрасно известно моё отношение к ней, но это ровным счётом ничего не меняет. Так к чему понапрасну сотрясать воздух?

— Здравая мысль, — хмыкает Роман, кажется не обративший внимания на истинный подтекст сказанного мной. Подхватив со стола портфель, он кивает на дверь. — Пойдём. Проводишь меня.

Дождавшись, пока муж отдаст традиционные распоряжения Ирине, я дохожу вместе с ним до лифта и целую на прощание в щёку.

— Позвоню, — говорит он, перед тем как двери лифта скрывают от меня его лицо.

Проводы официально закончены.

Я смотрю на часы: незаметно подкралось время обеденного перерыва, а значит, можно пойти в кофейню через дорогу. Погода сегодня прекрасная, — солнечная, но не слишком жаркая, — и это хороший повод прогуляться.

— Так, и кто тут обвинял меня в трудоголизме? — весело осведомляюсь я, глядя на Веру, сосредоточенно уткнувшуюся в бумаги. — Обеденный перерыв уже три минуты как идёт.

— Ох ты ж! — вскидывается она. — Так я никак перерабатываю? Непорядок, однако.

— Приглашаю тебя в «Тирамису». А то местная кафешка поднадоела, да и прогуляться что-то хочется.

— А ты сегодня бодренькая такая, — удовлетворённо комментирует Вера, оглядывая меня с ног до головы. Задерживается взглядом на моих туфлях и восторженно вздыхает: — Ох, а какие босоножки шикарные у тебя. Жаль, такой бегемотихе, как я, не подойдут. На первой же лестнице свои упитанные копытца сломаю. Значит, поесть говоришь? Ну пошли.

Из её кабинета я выхожу с прилипшей к губам улыбкой. Сегодня у меня и без того необъяснимо хорошее настроение, а вкупе с оптимистичной простотой Веры, оно и вовсе взмыло до небес.

На ресепшене вижу Матвея. Он стоит в компании айтишника Лешкевича и Алёны Марьиной. Поймав на себе их взгляды, я киваю в знак приветствия, Вера же, по традиции, не обходится без шутки — на этот раз в сторону программиста. Говорит, что, глядя на его худобу, её материнское сердце кровью обливается и что она обязательно переговорит с мужем, чтобы тот разрешил усыновить Семёна на пару месяцев. Улыбаются все, включая самого Лешкевича. На Веру просто невозможно злиться.

— Я в «Лайф» собираюсь пойти на бизнес-ланч, — доносится голос Алёны, когда мы с Верой подходим к лифту. — Если хочешь, присоединяйся.

Перед тем как зайти в разъехавшиеся двери, я успеваю услышать ответ Матвея: