Таблетка (СИ) - "talayana" - Страница 6

И, не дожидаясь ответа, ровно как и не прощаясь, зашёл в подъезд, оставив альфу переваривать услышанное. И тут же от бессилия, усталости и собственной глупости залился слезами. Плакал, пока поднимался в квартиру. Плакал, пока раздевался. Плакал, пока мылся. Плакал, вытирая мокрые щеки и глаза тыльной стороной ладони, изредка подвывая, когда от собственных мыслей становилось невмоготу, и всё это как можно тише, и от того горше, и ещё сильнее текли слёзы — тяжёлые, безутешные, беспомощные. Плакал, ложась в постель и накрываясь одеялом. Плакал до тех пор пока не забылся, измученный этим бесконечным днём.

К утру легче не стало. Только пришло осознание, что тянуть больше нельзя. Поскольку к врачам он давно по собственной инициативе не ходил, лишь на профилактический осмотр от университета, и то года два назад, Тима первым делом залез в интернет за поиском необходимой информации. Сперва посмотрел в какую больницу ему можно идти. А там, на официальном сайте, вычитал о прикреплении иногородних. Сначала нужно было идти с документами в саму поликлинику, потом выждать, пока данные внесут в систему и тогда уже все прелести бесплатной медицины в этом городе становились доступны. Целый квест. О платном враче он и не думал, лишних денег не водилось. Решив, что сегодня же и пойдёт оформляться, Тима засобирался. И только собрался выходить, как позвонила Ирина Николаевна с просьбой выйти сегодня на целый день. Совершенно по-глупому заболела Оля, попив молока прямо из холодильника и вызвав тем самым обострение своего хронического тонзиллита. Пришлось соглашаться, работать некому было. И скорее всего, это не на один день, от ангины так просто не вылечиться. Ох уж эта Оля! Летом — и ангиной. Хотя ей, наверное, вдвойне обидно. Как невовремя! И в больницу поздно уже, хоть и полтора часа до открытия кафе, на дорогу он потратит час, а то и больше. Ни туда, ни сюда. Кто знает сколько в самой поликлинике, в очереди ждать. А может успеет ещё? Вот эта неопределённость была хуже всего. И Тима исстрадался, кружа по комнате. С каждым взглядом на часы понимая — время драгоценное уходит, а он ничего не решил, и не сделал, и уж точно поздно делать. И только загоняв себя, опустился на кровать, мысленно ругая за нерешительность. Разгладил плед, поправил подушку и прилёг, решив наконец, что завтра пойдёт с самого раннего утра, чтобы успеть наверняка.

Но тревожное состояние никуда не ушло. Тима дёргался весь рабочий день, отвлекаясь на некоторое время, пока обслуживал посетителей, и опять маялся от неясного чувства, скребущего изнутри. Сорванные планы, неопределённость, вчерашнее объяснение с Лисом. Интересно всё-таки, это прозвище, или действительно, сокращение от имени. А может, два в одном. Зовут его, например, Александром, а близкие сократили до Лиса, хотя тут скорее подошёл бы вариант с Лексом. И вообще, почему он об этом думает? Тима подвис, держа в руках нагруженный поднос. Тонко бряцнула крышка на чайнике, возвращая к действительности. Тима недоумённо посмотрел на дрогнувшую в его руках посуду. Куда он её? Мыть? Мыть, конечно же. Невыносимо. Невыносимо от этого состояния. Почему он не может никак собраться? Мелодично зазвенели чашки, возмущаясь в ответ. Руки, поднос, сознание. Всё содрогалось, вибрировало, трепетало. Словно перед потрясением, бурей. Словно ещё чуть-чуть и его накроет, сметёт лавиной. Беспощадной, необузданной. Погребёт, раздавит, уничтожит… Хватило только поставить поднос возле мойки. И Тима сполз под раковину, хватая ртом воздух. Дёрнул в панике воротник. Добротная, плотная ткань лишь впилась сзади в шею, сдавливая. Закрыв глаза, чтобы не видеть пляшущих стен, Тима упал на пол. Прижался щекой к холодным кафельным плитам. И всё равно, что на полу, что так он пачкает одежду. Лёгкий сквознячок обдувал лицо, и сразу стало легче, пришло в норму, стены выровнялись, и Тима просто лежал, наслаждаясь прохладой и мечтая лишь о

том, чтобы поскорее отправиться домой.

— Тима. Тим. — Голос приближался и Тима подорвался. Ну как подорвался — встал на четвереньки и, ухватившись за столешницу, буквально поднял себя, опёршись на край стола попой. — Тима… Ты чего?

Неужели всё так плохо?!

— Ложку уронил, — для наглядности Тима побренчал стоящей за спиной посудой.

— Там клиент тебя спрашивает. Хочет, чтобы ты его обслужил, — Влад округлил глаза, — альфа.

Хочет — обслужим. Только рубашку нужно поменять.

Тима невозмутимо стоял у столика, ожидая пока их последний уже на сегодня посетитель сделает заказ. Конечно, это был Лис. Не то чтобы Тима удивился. Удивился, естественно, но не бурно, так — слегка, словно что-то подобное предвидел. В конце концов, вывалив вчера объяснение, ответной реакции он же не дождался, вот и получит её сегодня. По полной. Тима поджал губы. После случившегося на кухне приступа непонятно чего — то ли панической атаки, то ли недообморока, то ли просто недомогания, вызванного ханахаки, то ли всего вместе, он удивительно спокойно среагировал на визит альфы, да и чувствовал себя более-менее сносно. Задумавшись, Тима заправил прядь волос за ухо, совершенно позабыв, что эта рубашка ему коротковата в рукавах — не критично, но руки лучше не поднимать. Одумался, когда поймал взгляд Лиса. И что-то было там, в этом взгляде такое. Увидел? Тима как ни в чём не бывало поправил манжету на запястье. Или нет?

— Вы готовы сделать заказ? — Однако Лис молчал, лишь смотрел. Да так смотрел, что Тима не выдержал, смешавшись, и от того занервничав, опять зацепил прядь, на этот раз выпустив на свободу. Поправил манжету и, одёрнув себя мысленно: «Ну увидел и что теперь, он и без того много знает», предупредил: — А то мы скоро закрываемся.

Домой Тима шёл еле-еле, совершенно устав. Облегчение как-то быстро прошло, и уже убирался он из последних сил. И из последних сил сейчас переставлял ноги. Долго он в таком темпе не протянет, а ещё и завтра целый день работать, и в поликлинику надо сходить. Тима мысленно застонал. Мысленно, потому что рядом, как и вчера, тенью скользил Лис. В молчании, не торопясь, они почти дошли до дома, как вдруг Лис спросил:

— Давно?

Увидел, значит. Тима вздохнул. И почему этот альфа всего за каких-то два дня всё узнал?

— Не очень.

— Ты же понимаешь?

Ему не послышалось и сейчас явственно слышалась жалость?! Только этого не хватало. Тима остановился, опустив голову. Выждал немного и, повернувшись к Лису, уставился тому прямо в глаза.

— Я всё понимаю.

Всё. Понимаю. Всё-всё-всё. Буквы кружились вокруг, сплетаясь в замысловатые фигуры. Сворачивались змеиными кольцами, выставив одну из «ё» глазастым хвостом. Разворачивались, теряя свою слаженность и, осыпавшись вниз, вновь слипались в длинного всёпонимающего монстра.

Тима вздрогнул, выныривая из сновидения. Задремал, как есть — в одежде и не помывшись — вот и получай непонятные сны. Но он настолько устал, что оставив Лиса на улице, и опять не попрощавшись, кое-как доплёлся до квартиры и бухнулся в кровать. Мобильный дисплей показывал пять процентов зарядки и полседьмого утра. Как раз — принять душ, съесть что-нибудь и вперёд.

На удивление, посещение поликлиники прошло удачно. Поначалу он расстроился, увидев немаленькое скопление больных у дверей, а это ещё пятнадцать минут до открытия было, и, заняв очередь, приготовился долго ждать. Но оказалось, что бо́льшая часть народа сразу ускакала на анализы, и Тима получился четвёртым в очереди в регистратуру. И там его порадовали — приняли первым на прикрепление, то есть карточки выдавал один регистратор, а им занялся другой. Тиме даже остался свободный час до работы, которым он с успехом воспользовался, сходив в магазин и закупившись продуктами. И отработал нормально, без происшествий, и даже без неожиданных визитов. И следующий день прошёл спокойно. Впору нормально вздохнуть, но Тиме было немного не по себе. Вроде избавился от лишнего, но что-то жужжало над ухом, волновало. И Тима не мог понять, вычленить, поймать причину беспокойства. Скорее всего, ожидание. Точно, будь он в своём городе, то записался уже и сходил на приём. А вот это ожидание, сейчас, когда сам по сути виноват и дотянул, не до последнего, конечно, но всё же, и хотелось побыстрее хоть какой-то определённости, выматывало. Но тогда почему стоило после двух дней отсутствия альфе вновь появиться в кафе, как Тима и удивился, и обрадовался одновременно? Возможно, оттого, что Лис был единственный, кто знал о его болезни. Словно единственный, кто смог бы его поддержать и помочь, возникни в том необходимость. Словно сопричастный к оберегаемой тайне болезни, он поделил тяжесть знания на двоих.