Соколов. Дилогия (СИ) - Хай Алекс - Страница 79

Может это все‑таки были шуточки вражеского менталиста? Может смог каким‑то образом обойти запрет? Не полез в глубины сознания, а вытащил мысль с поверхности разума? Ведь я часто вспоминал о Радаманте – мне не давали покоя игры, что он затеял.

– Настоящий я, настоящий, – прочитав мои мысли, сказал косоликий колдун. – Просто меня видишь только ты. Сейчас докажу. Гляди туда.

Он сделал почти незаметный жест, и с его пальцев сорвался крепенький “Колобок” – и втемяшился ровнехонько в незащищенный затылок Горькушина. Боевик взвыл, обернулся ко мне и показал неприличный жест. Но им тут же занялся ревевший от гнева Малыш Рахманинов.

– Ну?

– Ладно. Верю, – я поднялся, отряхнулся и старался держаться максимально спокойно. – Я тебе зачем понадобился?

– Не поздороваться было бы невежливо.

Почему‑то именно в такие абсурдные моменты в голову приходят еще более циничные и безумные мысли. Я же глядел на парализованное и невозмутимое лицо Радаманта и думал только об одном: какого хрена он устраивал свои игрища почти каждый раз, когда где‑то рядом находился я?

– Тебе просто не везет, – ответил Радамант, явно прочитав мои мысли. – И ты постоянно соприкасаешься со сферой моих интересов. Что само по себе любопытно.

Лежавшая на земле артефакторша застонала. Попробовала пошевелиться, но, едва приподнявшись, снова рухнула на землю.

Я склонился над ней.

– Цела?

– Почти… Соколов… – прохрипела она. – Повесь флаг…

И отключилась. Что‑то мне подсказывало, что без вмешательства косоликого не обошлось.

Я оглянулся – в середине поля, шагах в тридцати от нас с Радамантом, развернулось настоящее побоище. И наши проигрывали.

Здоровяк Рахманинов исчерпал почти весь ресурс, самоотверженно сражаясь сразу с двумя боевиками противников. С каждой секундой зрелище становилось все более жалким. Афанасьев боролся в ментальном поединке с Муравьевым, пытаясь не дать менталисту навредить остальным членам команды.

Обоим целителям досталось – что Лопухина, что Сперанский прятались за укрытиями, баюкали раненые конечности и изредка шмаляли “Косами” и “Жар‑птицами” в противников. От их защит остались лишь лохмотья, да и ресурсы были на исходе.

– Если намерен спасать задницы своих ребят, тебе нужно поторопиться, – напомнил Радамант. – Вышка уже близко.

– Да что за игру ты затеял? – рявкнул я. – И от меня‑то тебе что нужно? Чего ты ко мне прицепился?

– Шшш… – косоликий приставил палец к губам. – Тише, Михаил. Иначе тебя примут за сумасшедшего. Остальные‑то меня не видят. Точнее, не замечают.

Он что, умудрился одновременно отвести глаза всему Полигону? Впрочем, это меня бы уже не удивило. После всего, что он устроил это казалось и правда легким.

– За кем ты пришел?

– Скоро узнаешь. Мой совет – воспользуйся шансом и лезь на вышку. Я ведь даже немного тебе помог.

А этот момент получивший ментального леща Горькушин скорчился, схватившись за голову – ему по лбу резануло “Косой”.

Радамант помахал мне рукой. Насвистывая какую‑то веселую мелодию, он направился прогулочным шагом прямо через поле. Сорвал какую‑то жухлую травинку и вставил в рот, словно отдыхал на курорте, а не находился на охраняемой территории Аудиториума.

Да как это вообще было возможно? Неужели аудитриумские артефакты слежения – а они наверняка здесь были – ничего не засекли?

“Советую обойти слева, там лестница удобнее”, – раздался его голос в моей голове. – “Сам когда‑то по ней лез”.

“За кем ты пришел?”

“Радуйся, что не за тобой. Ты вызвал у меня интерес, юноша. Даже ментальное воздействие с девицы снял. Далеко пойдешь, если выберешь правильную сторону. Но сперва тебе придется выбрать. И выбрать сейчас”.

Я стоял среди поля, переводя взгляд с вышки на спину Радаманта. Твою же мать! Испытания Аудиториума проверяли мою силу, а этот криволицый псих поставил меня перед моральной дилеммой: добиться своей цели ценой человеческой жизни или пожертвовать поступлением ради спасения… Чьего?

Сила внутри меня заворочалась, загудела, проявляя недовольство. Род противился героизму. Вернее, героическому спасению человека, имени которого я даже не знал”.

Но что если я попробую предупредить жертву? Я ведь мог попробовать обратиться ментально. Предупредить… Думай, Мих. Думай, за кем он мог прийти!

Малыш Рахманинов рухнул на землю с жалобным стоном, и в меня тут же полетели “Колобки”.

Времени думать больше не было, и я сделал выбор, ненавидя себя за жестокость.

– Да вашу Машу! – я побежал к вышке, пустив весь поток силы на “Берегиню”.

Я уже даже не уворачивался – не было ни времени, ни возможности. Перед возвышением, на котором располагалась деревянная вышка, почти не осталось укрытий. Поэтому я просто вздрагивал или выл от боли, когда заклинания вонзались мне в спину. Держал защиту, на ходу подновляя слои “Берегини”.

“Правильный выбор, ваше сиятельство”, – усмехнулся в моей голове Радамант. – “Быть может, ты еще не только приведешь свою команду к победе, но и успеешь поглядеть на представление, которое устроят остальные команды. Уверяю, там будет на что посмотреть”.

“О чем ты?”

Отчего‑то у меня по позвоночнику пробежал холодок. Было что‑то угрожающее в интонациях Радаманта. Словно он не просто заинтриговывал, а обещал. Намекал на некий замысел. Что он решил устроить на этот раз?

“Приятно было прогуляться по родным местам. До встречи, Михаил”.

Я ощутил, что ментальная связь разорвалась. Оглянулся – и больше не увидел его. Видимо, попал под отвод глаз. Но раз я сделал выбор, нужно было бежать дальше.

За мной гнались боевики противника. Я взвыл от очередного удара “Косой” в спину, перепрыгнул через остатки низкого забора, разнесенного заклинаниями Ермолова и пришедшего в себя Горькушина. Вышка была всего в нескольких шагах. Раз… Два… Три…

Что‑то резануло по руке, и я выронил цилиндр с флагом. Тыльная сторона ладони вспыхнула мучительной болью.

– Резвый граф, – хохотнула за моей спиной Алексеева.

Зараза такая, обошла с фланга. Притаилась в тени забора.

Ну сучка… Держись.

Я взревел, всего на миг закрыл глаза и зачерпнул столько родовой силы, что тело едва выдержало. Благо Род одобрил мое решение и распахнул двери источника настежь. Я направил все на Алексееву. Бил ковром “Колобков” как картечью – выпустил сразу больше десятка, и все кучно вошли в тело противницы, разметав ее “Берегиню”.

– На, дрянь! – Обезумев от боли, усталости, но в то же время и от переполнявшей меня силы заорал я. – Жри‑не подавись!

Не останавливаясь, я зарядил в нее шквалом огня. Оставшаяся без защиты девушка истошно закричала, и я увидел, что ее одежда загорелась. Но спешить на помощь времени не было. Как и желания.

Я подхватил цилиндр, зажал его в зубах и принялся забираться по лестнице, стиснув зубы от боли. Раненая рука горела так, словно ее облили кислотой.

В меня вошла еще одна “Коса”, я дернулся, но удержался. Теперь горел еще и бок. Горел так, словно мне всыпали плетью.

Вышка качнулась, рядом со мной пролетело несколько “Жар‑птиц” – но все попали не в меня, а в вышку. Деревянную…

Ввалившись наверх, я перекатился и пополз к флагштоку. Вышка закачалась, застонала – и я понял, что кто‑то бил по ней чем‑то мощным. Горькушин и Ермолов поливали мой насест таким шквалом огня, что, казалось, пламя стало жидким. Потянуло гарью. Эти идиоты что, решили спалить меня “Жар‑птицами” вместе с вышкой?

Я выплюнул цилиндр, потянул за колечко и размотал флаг. Выставил вокруг нас с флагштоком “Покров” на скорую руку, молясь о том, чтобы он смог поглотить хоть что‑то. Снизу и сверху заволакивало дымом – эти придурки умудрились поджечь даже навес. Я закашлялся, но смог подползти к флагштоку и прицепить флаг. А затем потянул трос на себя, поднимая зеленый стяг.

Над облаком сизого дыма медленно поднимался флаг нашей команды.

– Выкусите, сиятельства хреновы! – хотел крикнуть я, но наглотался дыма и зашелся в кашле. Сбоку вырвался язык пламени, и только “Покров” меня уберег.