Невезучая, или невеста для Антихриста (СИ) - Снежная Александра - Страница 32

— Антипенко, надеюсь, вы молчите не потому что задумали очередную подлянку? — ускоряя шаг, потащил меня куда-то чертобосс.

Некстати вспомнилась сказка о Мухе-Цокотухе и паучке, который ее в уголок всем понятно зачем поволок.

Зачем и куда меня волок Люциевич было непонятно, поэтому назревал животрепещущий вопрос:

— А куда это вы меня несете?

— В ресторан, — буркнул босс. — Тут метров сто осталось, — добавил он, а я не сдержалась и, подняв ноги, язвительно подметила:

— Я, между прочим, могу и сама туда дойти. На своих изношенных амортизаторах.

Шеф шумно выдохнул, зачем-то посмотрел на мои торчащие из-под подскочившей юбки коленки, обтянутые капроновыми чулками, а затем нервно выдал:

— Заткнитесь, Антипенко, или я вас сейчас поцелую.

Честно? Я настолько растерялась, что даже испугаться не успела.

— С чего это вдруг? — изумленно уставилась на шефа, который, мрачно насупив холеную морду, вдруг отчебучил:

— Потому что когда я смотрю на ваши амортизаторы, начинаю представлять то, что вы имели в виду под портфелем ипотечных кредитов, и у меня возникает стойкое желание пойти и устроить вам внутренний аудит.

Озвереть. Люди добрые, а что это такое происходит?

— Вы же еще даже не пили, — опешила я.

— Вот именно, — озадаченно согласился Люциевич, никак не реагируя на мои попытки побыстрее с него слезть. — Вы на меня плохо действуете, Антипенко.

— Намекаете на то, что глядя на меня, думаете о пороке и разврате?

— Нет, скорее, мечтаю о размножении.

— Слушайте, у нас, между прочим, деловой ужин, — опомнилась от первоначального шока я. — Поэтому не будем смешивать работу и личное. Котлеты — отдельно, омары — отдельно.

А.Л. Люциферов осторожно опустил меня на землю, непринужденно одернул мою юбку, поправил узел галстука на своей шее и нагло так заявил:

— Не будем, Антипенко, делить клешню еще невареного омара. Кстати, мы пришли.

Он вежливо указал взглядом направление, и я угрюмо уставилась на вывеску ресторана, гласящую ярким неоном: "Клешни и щупальца".

— Ну, хорошо хоть не рога и копыта, — покачала головой.

— А чем это вас рога не устраивают? — зачем-то решил предъявить мне претензию Люциевич и я, не задумываясь, ответила:

— Несъедобные.

— А… В этом смысле, — выдохнул шеф, и вяло пробубнил себе под нос: — Ну, в принципе, да.

Я вот не поняла: это он сейчас о чем?

Времени на размышления мне не оставили, подхватив под локоток и препроводив в любезно открытые для нас метрдотелем двери, за которыми обнаружился фантастического вида ресторан, где я себя почувствовала если не владычицею морскою, то как минимум русалочкой.

По всему залу вместо колонн были установлены огромные цилиндрические аквариумы с синей подсветкой, в которых мирно обитала всякая подводная живность: шевелили длинными усами креветки, весело гонялись друг за другом разноцветные рыбки и лениво шевелили своими щупальцами красивые актинии.

За стеклом одной из импровизированных колонн я заметила до боли знакомые рыбьи морды, и с укоризной взглянув на Люциевича, спросила:

— Вы своих пираний отсюда, что ли, сперли?

— Почему сразу спер? — возмутился босс. — Я их тут купил.

— Понятно. Что, жрать жалко или страшно стало?

— Антипенко, вот откуда у вас эта тяга к дешевому трагизму? А других вариантов у вас нет? Может, я их для красоты пробрел.

— Ну, у нас с вами однозначно разные понятия о красоте, — невинно пожала плечами. — Кому и гипсовая жопа — шедевр авангардизма.

— Антипенко, — с глухим рычанием выдавил из себя Люциевич. — Хотите сказать, что вам здесь не нравится?

— Ну почему же? Довольно миленькое место. Только можно столик зарезервировать не возле аквариума с пираньями, а например, вон возле тех морских коньков? Как-то с пираньями у меня консенсуса не выходит.

Люциевич безысходно вздохнул и кивнул:

— Как скажете, Антипенко. Коньки так коньки.

Блин, надо было у него еще и прибавку к жалованию попросить, раз уж он сегодня такой добрый. А то я на свою зарплату мяса не напасусь, если каждый день буду кормить шефа отбивными. Ведь он же завтра опять голодный и злой будет, а между свежей отбивной и упокоенным упырем я однозначно выберу второе. Ибо просто обязана нести ответственность за того, кого прикормила.

Проследовав до круглого столика у аквариума с морскими коньками, я чопорно уселась на отодвинутый Люциевичем стул, и не успел он занять место напротив, как где-то за моей спиной прозвучало радостное:

— Антюша, дорогой.

Адский босс изменился в лице, и я вам с уверенностью скажу, что отнюдь не в лучшую строну. Ну, к его морде-то я уже как-то успела привыкнуть, поэтому степень недовольства по ней могу определить сразу.

Эта по десятибалльной шкале была на восьмерочку.

Обернувшись через плечо, я узрела метущегося к нам уже знакомого ванильного блондина и пожалела, что не выбрала столик рядом с пираньями. Как-то они меня больше в тонусе держали.

— А этому еще что от вас опять надо? — прошипела я мрачному, как грешник в аду, Люциевичу, и он угрюмо сообщил:

— Не от меня. От моего отца.

Градус моего удивления подпрыгнул до критического максимума, а босс, видимо, по одному моему взгляду расшифровав ход моих мыслей, дополнил:

— Отец у него когда-то давно мать мою увел. Вот крестный до сих пор ему этого простить и не может.

— А вы тут при чем?

— А я вечное напоминание о его неудаче, — как-то даже со снисхождением в голосе заметил Люциевич. Жалел, что ли?

Ну, знаете. Это уже вообще ни в какие ворота не лезет.

Жалость — это вообще-то эмоциональный отклик на беспомощность другого, когда у него нет ресурсов справиться с ситуацией. А когда товарищ банально наглеет, его надо ставить на место, чем я и занялась, как только блондин нарисовался возле нашего стола.

— Антошенька, сынок. Как же я рад тебя видеть. А у меня к тебе дело, — залил все вокруг сладким сиропом упыриный крестный, и от овеявшего меня запаха ванилина я неудержимо начала кашлять.

Босс и его в кавычках друг заинтересованно на меня уставились, и вот тут моя "счастливая" звезда вошла в зенит.

— А это на вас, извините за интимную подробность, парфюм Мюглер "Ангел"?

Ванильный блондин недоуменно повел бровью, еще не понимая, куда я клоню.

— Я не знаю. Мне все парфюмы стилист выбирает. А что?

— А то. Либо ваш стилист профан, либо намеренно портит вам имидж, — улыбнулась я.

— Это почему?

— Открою вам страшную тайну: это женский аромат.

Крестный шефа неловко переступил с ноги на ногу и с невозмутимым видом попытался показать свою осведомленность и продвинутость в современных тенденциях моды:

— Сейчас все в мире унисекс. Так что никто давно не обращает внимания на такую мелочь.

— Ну не скажите, — упрямо возразила ему. — Подкатывать к женщине, облитым с ног до головы "Ангелом" Мюглера — это все равно, что с именем, как у меня, знакомиться с гетеросексуалами. Помните, как меня зовут? Гея — Гей-я, — произнесла громко и нараспев, и со всех сторон на нас стали оборачиваться посетители.

Блондин пошел пунцовыми пятнами, и я его добила, кивнув на Люциевича:

— Вот поэтому его мама вас и не выбрала.

— Умница, дочка. Так его, — внезапно гаркнул в моей голове невесть откуда взявшийся там черт низким грудным басом, от которого крестный шефа вытянулся, словно мои слова как минимум у него в горле застряли, а затем развернулся и свалил по-ангельски, в смысле, не прощаясь.

— Антипенко, — простонал прикрывший ладонью морду Люциевич — Ну скажите, как у вас так получается: с демонами быть ангелом, а с ангелами — демоном?

Я, если честно, его метафоры ни разу не поняла, поэтому чинно расправила на коленках салфетку и воодушевленно потерла ладошки:

— Мы жрать-то сегодня будем? А то я к полуночи превращусь в нефилима и пойду искать братьев по разуму.

— Это каких? — уточнил шеф.