Невезучая, или невеста для Антихриста (СИ) - Снежная Александра - Страница 31

— Это еще почему? — возмутилась я.

— Потому что у вас много работы.

— Я ее всю сделала, пока вы спали.

— Вот мы сейчас вместе и проверим, что вы там сделали, — направляясь к своему рабочему месту, выцедил этот упырь. — И вообще, должность референта предусматривает ненормированный рабочий день. Вы мне нужны, Антипенко. Так что свидания — отменяются.

Адский шеф плюхнулся в свое кресло и начал шуршать бумагами, изображая кипучую деятельность, а я, поглядев на него пару минут с улыбкой, пошла доставать из холодильника так и не тронутые мною в обед отбивные, и пока их разогревала, все думала: вот про "вы мне нужны, Антипенко" — это он вообще имел в виду или применительно только к сегодняшнему вечеру?

— Что вы там возитесь? — недовольно буркнул Люциевич, а узрев поставленную перед ним тарелку, шумно втянул носом аромат мяса и сипло спросил: — Это что?

Господи, и что ж он жрет-то, болезный, если отбивные не признал?

— Вот-вот, дочка. Ушел, паразит, из дому и питается всяким ГМО, — горестно заголосила у меня в голове чертобаба.

— Ешьте уже, — вручив Люциевичу хлеб и вилку, жалостливо вздохнула я. — Голодный ведь. Весь день во рту, кроме трех капель коньяка, ничего не было.

— А вы ели? — жадно набрасываясь на еду, спросил он.

Надо же, вспомнил.

— А я после шести не ем.

— Почему? — эротично пережевывая кусок мяса, полюбопытствовал шеф.

— Поправиться боюсь.

Люциевич чуть съехал с кресла вбок, критично прогулялся взглядом почему-то конкретно по "Марфе Васильевне" и скупо резюмировал:

— У вас прекрасная фигура. Пара лишних килограмм ее не испортят.

Умереть — не встать. Это вот что сейчас было?

И тут до меня дошло. Комплименты Люциевич начинает делать, когда сыт либо пьян. По пьяни он, правда, еще и руки распускает, но зато долго в строю не держится. Нестойкий боец.

Господи, и как это несчастье вообще еще живет на свете? Его ж любой дурак, как рыбу по феншую, может разделать. И главное, варианта-то всего два: надо обезвредить — подсуньте кусок мяса, а если уж совсем вырубить — плесните коньяка.

И так страшно мне за него, убогого, стало. Пропадет же без меня. Вот я, понимаешь, тут ему лизинг спасаю, нервы берегу, подкармливаю, пылинки сдуваю… А придет какая-нибудь пиранья и сожрет с потрохами.

На спине проступил холодный пот, и я, придвинув к лопающему мои отбивные упырю стульчик поближе, подумала, что больше от него ни на шаг.

— Умница, дочка, — медоточиво пропела в моей голове чертобаба, потом раздалось какое-то непотребное чмокание и удовлетворенно-счастливое: "Лукавый ты мой сатанюка".

— Антипенко, а у вас еще чего-нибудь поесть нет? — дожевывая последний кусок мяса, поинтересовался в край обнаглевший босс.

— У МЕНЯ есть. Дома полный холодильник, — язвительно сообщила я.

Шеф задумчиво поковырялся языком в зубах и выдал на-гора очередной перл:

— А поехали к вам домой?

И поскольку я точно помнила, что мясо в коньяке не мариновала, а значит, шеф банально борзел, едко ему улыбнулась:

— А я смотрю, жизненные девизы у нас с вами совпадают.

— Это вы о чем?

— Это я о том, что наглость — второе счастье.

— Это я от вас заразился, — зачем-то обвинил меня в своем хамстве шеф, и мы с "Марфой Васильевной" решили устроить ему бойкот.

— Антипенко, а что это вы затихли? — явно чувствуя свой косяк, подъехал на кривой козе шеф. — Обиделись, что ли? Так я же пошутил.

— А у меня с чувством юмора плохо. И шутки у вас солдатские. Сначала без обеда оставили, потом чуть чести не лишили, а теперь еще и на ужин покушаетесь.

Люциевич неловко кашлянул, видимо, не всю совесть у него три капли коньяка отобрали, и вдруг меня огорошил:

— А пойдемте поужинаем.

Интересно черти пляшут.

— У вас же работы много, — вытаращилась на босса я. — Вы же меня пятнадцать минут назад из-за этого на свидание не пустили.

Понятное дело, что свидания у меня никакого не было, но Люциевичу-то об этом зачем знать?

— А вас, между прочим, на деловой ужин зову, — выкрутился этот хитрец. — За ужином все дела и обсудим.

"Марфа Васильевна" тут же воспрянула духом, и я яростно вжалась в сидушку, чтобы притушить ее энтузиазм.

— Думаете, меня за полкотлеты купить можно? — исподлобья зыркнула я на шефа.

Люциевич скорчил оскорбленную морду и обиженно пробубнил:

— Почему сразу котлеты? Тут за углом есть хороший рыбный ресторан. Там прекрасно готовят омаров…

Гадина. Полкотлеты отдыхали. Меня, оказывается, купить можно было за одну омаровую клешню. Я ж его никогда в жизни не ела.

Снисходительно цыкнув, я вяло сделала гипнотизирующему меня Люциевичу одолжение:

— Ладно. Давайте уже своих омаров, раз все мои отбивные вы единолично сожрали.

Когда мы вышли из офиса, на улице была чудесная безветренная погода. Белый снег еще утром припорошил серый асфальт, и от этого улица казалась нарядной, а настроение праздничным.

Но стоило мне поднять к темному небу улыбающееся лицо и ступить на тротуар, как Люциевич бесцеремонно подхватил меня под руку и злобно гавкнул:

— Антипенко, под ноги смотрите.

— Орать-то зачем? Я такими темпами до ваших омаров могу вообще не дожить, — возмутилась я и попыталась выдернуть из клешней упыря свою руку.

Попытка обернулась крахом, и мы с "Марфой Васильевной" настороженно прищурились:

— А чего это вы руки распускаете? Вцепились в меня, понимаешь, как нимфетка в статуэтку "Оскара". Немедленно прекратите.

— Еще чего, Антипенко, — прогудел шеф, продолжая тащить меня с ослиным упрямством вперед. — Вас же без присмотра оставлять нельзя. Или нос себе разобьете, или шею свернете.

— А вы что, за меня переживаете?

На миг мы с "Марфой Васильевной" даже сопротивляться перестали, настолько шокирующим было это откровение. Но это продлилось всего лишь миг, потому что босс тут же вернул себе амплуа упыря и злыдня, самоуверенно провещав:

— Да знаю я эти ваши штучки, Антипенко. За вами глаз да глаз. Вот сейчас навернетесь с поребрика, а потом будете меня не только "секьюритизацией активов" шантажировать, но и заставите за износ и амортизацию платить.

У меня от неожиданности случился нервный тик одного глаза. Это он кого так обозвал? Опустив голову вниз, я критично посмотрела на свои нижние конечности, потом подняла на Люциевича страшный, как увядшие надежды, взгляд и как озмеегорынничалась:

— А чем это вам мои ноги не понравились?

— Почему не понравились? — вытаращился на меня этот гад.

— Износ, значит? — подняла я свою левую ногу. — Амортизация? — переступила и показала правую. — Сейчас я вам портфель ипотечных кредитов организую.

И на этой жизнеутверждающей ноте я подло подвернула каблук и начала гордо падать.

В какую спортивную секцию родители в детстве водили Люциевича — не знаю, но Шаолинь по нему плакал. Приняв неизвестную мне ранее позу "атакующий упырь", этот подпольный ассасин антихристовской наружности умудрился извернуться и поймать нас с "Марфой Васильевной" почти у самой земли. И что самое странное — в обе руки.

Ужас.

Ну, чтоб вы понимали весь масштаб катастрофы — остановить мой "крестовый поход" еще никто не пытался, а этот не только дерзнул, но еще и смог.

И вот пока мы с двумя первыми буквами моей счастливой звезды тихо офигевали, наглые и, как оказалось, надежные руки босса зачем-то прижали мое безвольное тельце к его, скажем так, почти богатырской груди.

— Вы целы? — хрипло уточнил А.Л. Люциферов, а затем зачем-то попытался ощупать пальцами те места, которые его блудливые конечности держали.

Я была против, а подлые гормоны и "Марфа Васильевна" — "за", поэтому общим коллегиальным решением они взяли и лишили меня права голоса.