Керенский. Вождь революции (СИ) - Птица Алексей - Страница 11

Дети сначала внимательно прислушивались, но потом быстро потеряли интерес к взрослым разговорам, и стали заниматься тем, чем обычно и любят заниматься дети. То есть играть, шалить и рисовать.

На них не обращали внимания ни отец, ни мать, и они занялись тем, чем заниматься им обычно не дозволяли. Пока не подрались и не были отправлены в детскую стоять по разным углам. Но и там непоседливые ребята продолжали выкрикивать друг дружке обидные слова, показывать «рожи» да грозить маленькими кулачками. Окончательно устав, они были накормлены матерью и препровождены в постель.

Всё это время Ольга Львовна добросовестно рассказывала мужу обо всем, что он спрашивал. Не обошлось без сплетен и прочей женской чепухи, вроде обсуждения внешности и различных достоинств мужчин и женщин. Эту чушь Керенский пропускал мимо ушей, вместо этого направляя всё внимание на полезную информацию. Которой оказалось до прискорбия мало. Да ещё и приходилось вычленять её из сумбурного потока слов, льющегося изо рта дражайшей супруги.

От всей этой разнородной информации у него жутко разболелась голова, и он без всякой задней мысли попросил у жены пенталгин, или хотя бы анальгин.

Ольга Львовна с удивлением посмотрела на супруга и ответила.

— Саша, а я не знаю, что это такое.

— Оля, ты никогда не слышала о таких лекарствах?

— Нет, очень странные названия.

— Ну, аспирин хотя бы есть?

— Да, немецкий!

— О, даст ист фантастишь!

— Что? Что ты сказал, дорогой?

— Я говорю, это очень хорошо! Неси сразу две таблеточки и раствори их в кипятке.

— Он не в таблетках, он в порошке.

— Давай в порошке, но тогда один.

— Хорошо, дорогой! — И она ушла за лекарством.

После приёма внутрь аспирина, головная боль несколько уменьшилась, а так как время неумолимо приближалось к полуночи, то он прилёг отдохнуть. Но сразу заснуть ему не дали громкие крики, которые раздавались за окном. Ор постепенно переходил на визг, изредка вырываясь из закрываемого чьей-то ладонью женского рта. Затем неожиданно послышались выстрелы и сдавленный предсмертный хрип, после чего всё успокоилось. Лишь какое-то время ещё были слышны женские всхлипы и причитания.

Это за окном слышались звуки обыкновенной революционной жизни — царства беззакония и свободы. Кто-то вершил насилие, а кто-то — закон, однако и те, и другие считали себя по — своему правыми. Лишь беззащитные граждане оказались виноватыми с обеих сторон. Но именно они целиком и полностью поддержали революцию. Что же, награда всегда находила своих героев. Пока, правда, в ночное время суток.

Вся эта катавасия за окном так и не дала Александру заснуть, так что вместо этого он решил немного поразмышлять. Например, о своем положении. Сказать, что оно сильно ему не нравилось — значит не слишком погрешить против истины. Да, он не любил ни полицию, ни других представителей силовых структур, считая их излишними, ненужными, а то и просто назойливыми. Но сейчас показалась и обратная сторона медали.

Полиции нет, жандармов нет, так что, если ты не моральный урод, то жить тебе становится не в пример хуже. Да что там хуже — просто опасно. И если за себя он был более-менее спокоен, то за свою семью или любимую женщину, которую он тут непременно найдёт, уже стоило опасаться. Такой расклад ему дико не нравился.

«В моей России должен быть порядок, и нечего тут никого насиловать и убивать под окнами! Кто бы это ни был, особенно, добропорядочных бюргеров! Тьфу, пристал этот немецкий! Мещан, разумеется, точнее граждан», — цинично подумал он:

«Пора уже заканчивать весь этот беспредел. Надо разобраться подобным беззаконием и привлечь всех, кого только можно. Жаль, что пока ещё я этого сделать не могу. Сначала надо взять власть, а там и до бандитов с «рыцарями революции» руки дойдут. Руки, лапы, хвосты, ножи, штыки и винтов…», — не додумав важную и сумасшедшую мысль, он вдруг почувствовал, как слипаются веки и почти мгновенно провалился в тяжёлый сон.

Там он парил в чёрном, лишенном материи пространстве, сквозь которое пробивался свет далёких звёзд. А может, и не звёзд, а другого, более страшного и беспощадного света Той Стороны, что высветила ему тонкую, почти невидимую дорожку толщиной с солнечный лучик.

— Я иду по лезвию бритвы, — подумалось ему во сне, — по тонкому и острому лезвию. Неважно чем это закончится и куда меня приведет эта дорога, но я буду идти пока не умру. Умру, но не сдамся!» — На этом мысль закончилась, и его тяжелый, похожий на кошмар морок перетек в обычный сон, что накрыл его жестким, непроницаемым толстым льдом.

С утра следующего дня он не оставил попыток разобраться в своем окружении и продолжал терзать нежный мозг супруги, выуживая из её памяти всё новые и новые факты. И это дало свои плоды! Спустя бесчисленное количество словесного мусора он стал хотя бы примерно понимать кто есть кто, и с кем он связан. Не полностью, но это уже что-то.

Здесь ему помогли не только ежедневно приносимые свежие и не очень газеты и журналы вкупе с информацией от Ольги Львовны, но и собственные познания в истории. Пусть он изначально не слишком хорошо её знал, да и многое успел забыть, однако в голове еще осталось кое-что нужное. Звучная в истории России фамилия и его естественный интерес к ней дали много плодов, которые уже завязались на его дереве памяти и понимания.

О многих людях Керенский слышал раньше, о ком-то узнал впервые, о других узнал много нового, и в общих чертах его роль в событиях Февральской революции прояснилась. И этим нужно было воспользоваться! Причем, как можно быстрее.

От памяти прежнего Керенского почти ничего не осталось, кроме интуитивного понимания и узнавания тех или иных лиц. Кроме этого не слишком полезного подспорья остался также определённый словарный запас, ранее у современного Александра не наблюдавшийся. И это несмотря на то, что он закончил МГУ. Эти старорежимные фразеологизмы сейчас сами собой лезли на язык, автоматически убирали заранее заготовленные фразы, подменяли их актуальными на этот день синонимами.

Ольга Львовна, выжатая, как лимон, уже перестала быть для него источником информации. К тому же, на седьмой день он почувствовал себя намного лучше. Об этом он сразу оповестил поручика Кованько, ежедневно приезжавшего к нему перед обедом. Этот человек был придан ему для охраны и в качестве адъютанта. Сказав ему, что готов ехать в Таврический дворец, Керенский оговорился, что ему нужна компания для того, чтобы узнать текущее положение дел.

Таврический дворец находился совсем недалеко, но важен был сам статус появления. Всё же некая тяга к позерству и самолюбованию передалась ему от прежнего владельца тела, что было и хорошо, и плохо. Да и сам Алекс понимал, что более естественное для текущего тела поведение очень важно на сегодняшний момент.

На следующий день к Керенскому на личном автомобиле пожаловал министр торговли и промышленности Александр Иванович Коновалов. Это был человек с блестящим образованием, своим внешним видом и поведением чем-то напоминающий режиссёра Сергея Бондарчука, создателя киноэпопеи «Война и Мир».

Войдя в квартиру, гость всплеснул руками и заговорил.

— Александр Фёдорович, как я рад вас видеть в добром здравии, вы даже себе не представляете!

Как рассказала Ольга Львовна, Коновалов был личным и политическим другом Керенского. По партийной принадлежности он оказался кадетом, что, впрочем, было и не удивительно. Этот влиятельный человек владел фабриками и заводами на сумму, превышающую сорок миллионов рублей и славился прогрессивным отношением к рабочим.

На его фабриках они работали по девять часов, а не как у остальных, по одиннадцать — двенадцать. Он придумал льготную ипотеку, лавки при фабриках с более дешёвыми продуктами и товарами. Строил больницы, школы, бесплатные ясли, баню, богадельню. Всё это знал прежний Керенский, а благодаря Ольге Львовне, знал теперь и новый обладатель старого тела.

Но, несмотря на все свои, безусловно, правильные начинания, гость был беспримерно наивен и мечтателен. Не лишённый больших политических амбиций, он оказался в плену беспочвенных иллюзий о природе человеческой сущности и механизмах политических интриг и борьбы.