Ничейная магия. Сполохи (СИ) - Ростова Ирина - Страница 48

— Почтенный эр-Дейдре? — позвала она его.

— Я молюсь Дее о благополучном исходе твоего пути, — коротко ответил он. — Не тревожь меня.

Двигаться в застывшем, как муха в янтаре, мире, все равно было неуютно, поэтому Мист решила переждать точку зенита, вглядываясь вдаль.

— А что такое холодные врата?

— Место нисхождения силы богов, которая защищала эти земли.

— Храмы? Какие-то опоры для магической защиты?

— Сила богов потоком текла там с небес, купая мир в благости, — почти исчезающе тихо ответил жрец, который, кажется, в самом деле был увлечен своими молитвами. — И от того земли эти были цветущим садом. Я никогда не видел их своими глазами, но мне говорили, что земля Дилинги подле врат эль-Саэдирна прекрасна.

— Была прекрасна, похоже на то. Но кто-то все это уничтожил.

— Тот, кто заставил магию иссякнуть, и заставил умолкнуть голоса богов в этом мире. Боги не отзываются так, как отзывались в прошлом, чтобы призвать их, нужно много веры, много силы.

— Или надо быть Багровым магом, — заключила Мист, вспоминая рассказы Эрраха о сути магии и молитвы.

— Магия, приходя из Бездны, что за Пределом, пронизывает Домены и пронизывает мир, — прошелестел жрец. — И маги, обращаясь к этой силе, черпают из Доменов богов. Мы же, жрецы, обращаемся напрямую к богам, приготовляя свою душу и открывая ее для разговора со своим божеством. Дея отзывалась на мои мысли, на мои молитвы, всегда, до последнего часа. Но сейчас … сейчас я почти не слышу ее. Только капли силы освещают меня в моменты пика ее могущества.

— Как и говорил Рах, — вздохнула Мист. — Кто-то заткнул пробку. И если это был не святой Амайрил, то как это было сделано? Или, все-таки, Святой Амайрил?

Воин в подобных грехах признаваться не спешил, но зато мир сдвинулся на самую капельку, и Мист неохотно продолжила путь.

Холодные врата, такие, какими их описывал Коурон, показались на горизонте вскоре после полудня, и вначале Мист приняла их за какой-нибудь мираж в жарком мареве, но нет — по мере движения они не отдалялись, а приближались, и становились более плотными и видимыми. Состояние их, впрочем, оставляло желать лучшего: никакие вандалы до них, конечно, не добрались, зато магия, которая использовалась при постройке, исчезнув, заставила рухнуть все причудливые верхние конструкции, оставив только круг тяжелых камней в основании, усыпанный обломками того, что было выше. Остановившись на короткий отдых, Мист не отказала себе в удовлетворении любопытства и облазила все руины — но, судя по всему, уходили отсюда без спешки, и даже если какие-то декоративные элементы, мебель и вещи тут и были, то их тщательно сняли и вынесли, ничего не оставив врагу и любопытствующим мародерам, а также историкам. И историкам-мародерам в лице Мист — тоже.

— Нечего найти и сохранить, все уже найдено и сохранено вперед нас, — заключила она. — Дальше нас ждет пустая могила. Страшно звучит? Я надеюсь, это что-то иносказательное, а не самая настоящая могила. Вот, к примеру, была у Университета гора Тролль… Нет, плохой пример.

Дороги дальше тоже не было, но инструкции говорили идти вдоль потока, и недалеко от врат Мист в самом деле нашла бывшее русло ручейка или маленькой речки. За неимением других вариантов, голосованием из двух против нуля (голос Воина она всегда записывала в свою пользу) было решено следовать по нему.

Кончился день, и прошла ночь, и утром, почти в самом начале пути на горизонте уже показалась горная цепь, которую Мист вначале приняла за неровности почвы. Однако, это означало относительную близость конечной точки их маршрута, по крайней мере, ее видимость и зримую достижимость, и от этого путешественница даже приободрилась. По крайней мере, вышагивала относительно легко и без жалоб, стараясь поддерживать ровный темп.

— И как я во все это ввязалась? Мне почему-то кажется, что оно того не стоило. Хотя интересно, конечно. Но лучше бы все были живы и на месте, чем такое интересное.

Как ни странно, пустую могилу она едва не пропустила. Шла, шла и шла, следуя вдоль едва видимого русла под ногами и стараясь его не потерять из виду, а потом разобрала буквально на грани слышимости что-то вроде песни, которую она сначала приняла за шутки собственного утомленного сознания. Однако, прокрутив туда и сюда почудившиеся слова, она поняла, что даже ее мозги не способны просто так, ради собственного удовольствия, придумывать тексты на эолен, накладывая их на незнакомые мелодии.

“Будет весел этот праздник, смерть отпраздную одна”, — сложился более четкий перевод, стоило Мист обернуться и медленно пойти назад в поисках звука. С разворотом она бросила взгляд на следующего за ней Воина и с негодующим интересом поняла, что мечи он уже достал и весь нахохлился, ожидая атаки.

— А сказать было нельзя? — укорила его она, хмурясь и тут же отворачиваясь, пытаясь понять, откуда исходит звук.

“Будет весел этот праздник, как вино плеснется кровь”.

“Никогда не будет ветер обрывать листы с берез”.

“Никогда не глянет солнце в эту мертвенную дверь”.

— А как мне все это не нравится, — пробормотала Мист себе под нос.

Звук не исходил со всех сторон, как при общении с почившим жрецом, но Мист долго не могла определить его источник, словно явление, чем бы они ни было, набиралось сил от ее приближения.

А потом ему хватило краткого мига, пока Мист смаргивала пыль с ресниц, чтобы развернуться во все стороны огромной, чарующей картиной.

Мист стояла на берегу ручейка, который мягко звенел по руслу, выложенному разноцветными мелкими камушками, и вокруг него шелестели тонкие, прямые деревца неизвестного Мист вида. Может быть, она встречала их в эль-Саэдирне, но просто не обратила внимания. А, может, и не встречала. Но это было неважно, потому что и сейчас явно были вещи поважнее ботанических изысканий. Когда она огляделась вокруг, то ясно увидела неподалеку прозрачную, словно хрустальную скамью, на которой сидели две девушки. Одна из них спала, положив голову на колени второй, которая и пела на эолен, выводя мелодию голосом. И даже отсюда Мист видела, что их одежда была эльфийской, и прически тоже, а у той, что спала, даже кончик острого уха был виден среди темных волос с красноватым отливом.

Мист, почему-то разом забывая о том, что только что мир был другим, пошла к скамейке, как зачарованная, отмечая темный тон кожи сидящей девушки, белоснежные потоки блестящих волос. Мист явно никогда не видела эльфов с таким типом внешности, зато вторая, спящая эльфийка выглядела почти знакомой. Такие носы, такие волосы и линии лба Мист встречала уже не раз.

Когда Мист приблизилась, то замерла в непонимании, пытаясь что-то понять и осознать, но только путаясь в полуоформленных догадках.

Сидящая эльфийка, тем временем, посмотрела на нее и тихо сказала, продолжая гладить по волосам свою товарку:

— Здравствуй. Не шуми, ты разбудишь мою сестру.

— Здравствуй, — сказала Мист, с огромной тревогой вглядываясь в темное лицо и лиловые глаза за светлыми ресницами, лицо, необычный цвет которого скрадывал черты, которые были слишком ей знакомы, чтобы это было нормальным. Чтобы это было правдой.

— Ты похожа на меня. У тебя то же истинное имя, что у меня?

Мельче, тоньше, изящней, заостренней и нежней, но лицо неведомой эльфийки было похоже на то, что Мист каждый раз видела в зеркале сама. Словно искаженное отражение, улучшенное и исправленное.

— Я не знаю, — с оттенком удивления ответила Мист, которая в самом деле не знала.

Эльфийка поглядела на нее, наклонив голову набок, от чего светлые волосы завесой скользнули по ее плечам в сторону.

— Ренмирт, — сказала она, и Мист дернулась, словно кто-то тронул ее за натянутую струну внутри. За струну, которая держала ее тело и разум вместе. — Я Ренмирт Холода. Мое имя зовет меня из Домена Мекаты. Откуда зовет тебя твое?

— Я не знаю, — повторила Мист, путаясь в ощущениях. Но, получается, вот что это было? Имена, которые она давала своим н’ирн, имя Симореля, это было оно? Истинное имя, на которое душа откликается через Домены? И какую власть оно дает? Наверняка, немалую.