Позволь мне верить в чудеса (СИ) - Акулова Мария - Страница 44

— Он… Он сказал, что у него есть схема, которая поможет нам сохранить дом, а вас… Подставить.

Аня сказала на выдохе, пока не передумала и не испугалась. Снова бросила короткий взгляд на мужской профиль, выглядевший по-прежнему спокойно-равнодушно. Точно так же, как всю поездку. Что бы она ни говорила, как бы ни запиналась, Высоцкий не выдал ни тоном, ни взглядом, ни жестом, что его хоть сколько-то цепляет ее рассказ. И что у него на уме при этом — попробуй пойми. Хотя Аня уже и не пыталась. Просто делала, что сейчас считала правильным — говорила честно. И ничего не ждала. Даже останови он машину, выбрось ее вон вместе с той самой сумкой, это уже не смогло бы ее удивить, испугать или расстроить. Сейчас казалось, что она перешла какую-то черту, за которой все воспринимается куда легче. Любая дичь.

— И что за схема? — Корней спросил, продолжая следить за дорогой.

— Я не знаю. Я взяла время, чтобы подумать. А он не озвучил сразу.

— Что надумала в конце концов? — вопрос не звучал, как издевка, но Аня все равно поежилась, чувствуя себя предательницей. Пусть постороннего человека, но…

— Я сказала, что не буду участвовать. И… Мы тогда решили, что продадим дом. Согласимся на ваши условия. Мы надеялись, что вы вернетесь и мы сделаем все так, как договаривались.

— Почему мне сразу не сказала, что Вадим мутит?

— Потому что… Вы вели себя слишком самоуверенно. Я хотела… Вас проучить…

Выдавить из себя правду было очень сложно. Пожалуй, впервые в жизни так сложно. На сей раз Аня ни за что не подняла бы взгляд, чтобы увидеть, какую ее слова вызвали реакцию. Но шумный выдох, который услышала, был и без того достаточно красноречив, чтобы понять — ничего хорошего о ее методе «проучить» Корней не думает.

— Простите, — Аня шепнула вдогонку, и почти сразу пожалела. Прекрасно знала, что Корней ответит (или просто подумает)… Ему сто лет не нужно ее «простите». Глупости нужно либо не делать, либо… Молча нести за них ответственность. Самостоятельно.

Она же оказалась неспособна ни на один из вариантов.

— Проучила. Молодец.

И поделом получила щелчок по носу. Произнесенный привычно спокойно, даже безразлично.

— Простите… — Ане только и оставалось, что вторично извиниться. Высоцкий же отреагировал не так, как она ожидала. Отвлекся от дороги, посмотрел на нее. Потратил на это несколько секунд. Так, что сомнений не осталось — это не мимолетный взгляд, он ее изучает, а то и ждет, когда она посмотрит в ответ.

— Вы должны были обсудить продажу дома с твоей матерью. Вы должны были не тянуть с решением до моего отъезда. Вы должны были дозвониться до меня, раз случилось так, как случилось. Вы должны были отказаться подписывать документы, пока я не выйду на связь. Лично ты должна была не строить из себя самую умную, а обо всем рассказать бабушке. Я почему-то уверен, что ты ей о предложении Вадима не сказала.

— Не сказала…

Дальше вполне мог последовать «контрольный в голову» от Высоцкого. Что-то похожее на: «ну и кто тебе виноват, девочка?», на который Ане нечего было бы ответить, но он смолчал. Снова салон обволокла тишина, Аня обняла плечи руками, как ранее на крыльце, Корней уже не спрашивал — холодно или нет — просто повысил температуру. Они проехали через центр, свернули на набережную…

О чем думал Высоцкий, Аня даже не пыталась угадать, сама же… Раз за разом проматывала в голове моменты, в которые можно было все исправить.

— Я могу что-то сделать? — очередной вопрос, который очевидно не было смысла адресовать Корнею, Аня задала особенно тихо. Не обиделась бы, если он и вовсе оставил бы его без внимания. И даже почти убедилась, что так оно и будет, но он все же произнес:

— Ты не можешь.

— А вы?

Если в мире существует сразу верх глупости и наглости, Аня не сомневалась — задав этот вопрос, взобралась на него. Потому что… Высоцкий не должен «что-то делать». Он не должен был приезжать. Он даже отоспаться вне дома ей предлагать был не должен. Не должен давать отсрочку. Не должен нести ответственность за ее персональную глупость. Не должен отвечать за удар, нанесенный родной матерью… Но она ведь мечтательница, и вдруг…

— А я… — Корней начал, смотря перед собой, Аня не знала, чем обусловлена пауза, которую он сделал. Просто с замиранием сердца следила, как он переводит взгляд на нее, смотрит довольно долго… Без усмешки или злорадства, просто задумчиво, а потом заканчивает. — Не стану.

И Ане ничего не остается, кроме как кивнуть, снова опуская взгляд вместе с плечами, на которые будто вот сейчас окончательно опустилась свинцовая плита.

Когда машина подъехала к шлагбауму на пункте охраны ЖК, горящего огнями квартирных окон и внешней подсветки красивых, очевидно элитных, высоток, Аня снова поежилась, чувствуя себя некомфортно.

Внедорожник Высоцкого катился по территории уже куда медленней, а Аня с каждой секундой, которая приближала необходимость выйти из машины, чувствовала себя все неуверенней.

После сказанного им «а я не стану», она больше не пыталась ничего спросить, Высоцкий в свою очередь тоже, видимо, получил всю информацию и в дальнейшем общении не нуждался.

Припарковался, молча вышел, достал из багажника ее шмотки…

Аня как-то сразу поняла, что отдельных приглашений для нее не будет, поэтому выскочила из машины, на сей раз стараясь уже рассчитать высоту и не свалиться с подножки, а еще не хлопнуть дверью слишком громко. Пусть он ясно дал понять — глобально помогать им с бабушкой не планирует… На что имеет полное право, Аня осознавала это четче некуда… Но в девичьих мыслях все равно настойчиво зудела необходимость не раздражать его лишний раз. Вести себя тихо и кротко.

И Аня старалась. Молча шла чуть сзади до нужного подъезда, немного сощурилась из-за слишком яркого света в просторном холле. Повторяя за Высоцким, кивнула мужчине-консьержу, который встретил их. Только Высоцкий сделал это по-прежнему хмурясь, она же попыталась улыбнуться, пусть и неловко…

Когда представила, как их компания может выглядеть со стороны, почувствовала, что щеки краснеют.

Высоцкий подошел к лифтам, вызвал один из них, Аня же снова остановилась немного сзади, чтобы он не заметил смущения.

Ланцова никогда не стремилась попасть в тот мир, который Высоцкий считал своим. А теперь… Оказалась тут в худший из дней. В худшем из состояний.

Консьерж бросил на них с Корнеем несколько ненавязчивых любопытных взглядов, под каждым из которых Ане захотелось сжаться до размера пылинки. Ей показалось, что даже для холла этого дома она выглядит простовато. Что ее сумка в руке Высоцкого выглядит по-идиотски. Что… Что она зря приняла его предложение. Нужно было остаться в доме и сидеть на крыльце до рассвета, учась наконец-то быть взрослой…

Лифт оповестил о прибытии тонким протяжным сигналом, который в очередной раз заставил Аню вздрогнуть, а Корнея оглянуться.

— Я не собираюсь тебя бить, издеваться или глумиться, Аня. Можешь переставать трястись.

Он сказал тихо, заходя в лифт первым. Аня, кивнув, нырнула следом. Высоцкий отступил вглубь, она осталась у двери, глядя в одно из зеркал четко напротив себя. В нем отражался привычно расслабленный Высоцкий и привычно напряженная она. Он в костюме, держит одну руку в кармане, смотрит на пол, думая о чем-то своем. Она в шортах, футболке и кедах. С взъерошенными волосами и перепуганным взглядом.

И вроде бы готовила себя к тому, что когда они окажутся на нужном этаже — лифт снова пикнет, но все равно вздрогнула, за что была «награждена» очередным взглядом Высоцкого. Долгим. Задумчивым. Что-то очевидно означающим, но в слова свои мысли он не преобразил.

Пусть Аня была ближе, но и из лифта первым вышел он, не заботился особо, успеет ли она за ним. Ступил в новый широкий холл, направился к одной из дверей.

Аня постаралась запомнить — сорок третья. Хотя и сама толком не понимала, есть ли смысл запоминать.

На самом деле, у нее ведь было много вопросов, но задавать их Высоцкому она боялась. Возможные ответы пугали Аню больше, чем существующая неопределенность, да и что-то подсказывало, что стоит подождать — и он объяснит все, что посчитает нужным, сам.