Позволь мне верить в чудеса (СИ) - Акулова Мария - Страница 63

— Но ничего… Всему свое время. С кем-то да отогреется… Если смелости хватит…

Зинаида говорила тихо, делая небольшие аккуратные шаги, позволяя внучке придерживать себя за локоть. Аня смотрела под ноги, слушая не то, чтобы очень внимательно, но последнее предложение заставило встрепенуться, бросить на бабушкин профиль встревоженный взгляд.

— Что ты имеешь в виду, ба? Какой смелости? — задать вопрос, надеясь, что он не звучит излишне заинтересовано. А потом с нетерпением ждать ответа.

— Большой смелости, Ань. Не каждая рискнет связаться с таким холодным человеком. Он ведь наверняка ни к кому не привязывается. А может и не привязывался ни разу в жизни. И рвет, думаю, быстро, не сожалея. Таких людей любить очень сложно. Нужно быть очень смелым человеком. И даже немного отчаянным. Да и ему тоже нужна смелость, чтобы перешагнуть через страх.

— Страх? — Аня не сдержала улыбку. Ей-то казалось, что чего в Высоцком точно нет — так это страха, а бабушка где-то нашла… Или придумала.

— Страх чувствовать, потерять контроль. Страх… Очеловечиться…

— А может он прав, ба? Мы же становимся слабыми, когда… Очеловечиваемся… — Аня произнесла, чувствуя, как сердце сжимается. Еще в июне ни за что на свете не произнесла таких слов бы, а теперь… Видимо, Высоцкий влияет на нее куда больше, чем самой казалось. Видимо, она слишком хочет его понять.

— Сильно нужно чувствовать, Анюта, а не защищаться от чувств. Иначе не жизнь это вовсе. А так… Существование…

Аня знала, что скажи такое бабушка Высоцкому, ему наверняка было бы, что ответить. Но ей — нет. Поэтому девушка кивнула, снова опуская взгляд под ноги.

За тихим разговором Ланцовы вышли из больничного корпуса, как-то синхронно вдохнули свежий воздух, ступая уже на аллею, ведущую к парковке.

— Может ты все же не поедешь, ребенок? Отдохнешь, а мы пока…

— Поеду, ба. Обязательно поеду.

Аня снова произнесла твердо, подтверждая слова движениями головы. Они неумолимо приближались к нужному автомобилю. У Ани ускорялось сердце, а Зинаида замедляла шаг, будто желая оттянуть момент…

— Ох, Аня… Да я сама бы в тишине посидела… Тебе зачем себя мучить? — забыв на время о врожденной деликатности, Зинаида напрямую произнесла то, что ее действительно волновало.

Ведь не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понимать, насколько ее маленькой, хрупкой, молоденькой Анечке неловко будет наедине с тем самым холодным Высоцким. И еще ладно, когда ехать они будут туда — втроем. А обратно-то… И это ведь не несколько десятков минут, а добрых два часа. Санаторий-то не в городе…

— Все хорошо, ба. Не волнуйся. Я… Не мучаю.

Аня ответила честно. Знала, что потихоньку краснеет, но попыталась скрыть.

Высоцкий сидел в машине, держа у уха телефон — видимо, с кем-то разговаривал. Навстречу, конечно же, не бросился. Поэтому Аня сама открыла для бабушки пассажирскую дверь, помогла устроиться, сама юркнула на заднее…

Высоцкий скинул, положил телефон. Мельком глянул в зеркало заднего вида… Встретился взглядом с моментально застывшей Аней. Он наверняка ничего не имел в виду, просто водительская привычка, а девушка… В очередной раз испытала судорожный кульбит где-то в животе. А еще желание себя же отругать, потому что ну не стоит ведь оно того. Один взгляд невзначай не стоит такого трепета…

Почти так же, как не стоило бы трепетать при мысли, что после поездки в бабушкин санаторий они действительно проведут вместе те самые скорее всего тихие два часа. Очень желанные два часа.

Признаться было ужасно стыдно, но именно это, а не необходимость поддержать бабушку во время прощания с домом и желание сегодня же узнать, где именно ее разместят, заставляло Аню раз за разом настаивать на том, что она поедет с ними.

Вопреки опасениям Зинаиды дорога до места ее временного проживания на ближайшие два месяца прошла не так уж и плохо. Высоцкий, конечно, не развлекал их с внучкой шутками и историями из жизни застройщиков, но не делал и не говорил ничего, что можно было бы вменить ему в вину как хамство, дерзость или несдержанность.

По мужчине было видно — он просто делает то, что считает нужным. Будто исполняет повинность. Вероятно, перед собой же, потому что Ланцовы не обладали достаточной наглостью, чтобы играть в игру «вы нам должны».

Как и было оговорено, сначала они заехали в дом. Корней остался на улице, Аня рванула было за бабушкой, но была остановлена у крыльца тихой просьбой: «можно я сама немного побуду, Анют?»…

Пусть первым порывом было возразить, ведь Аня волновалась, что бабушка может снова разволноваться, но девушка сдержалась. Кивнула, осталась во дворе, позволяя Зинаиде попрощаться с домом так, как та считает нужным.

Сама девушка сделала это раньше. Во время сборов, как бы усердно она ни пыталась свести процесс к механическому, слезы пробивались. Иногда снова становилось страшно — так же, как в тот вечер, когда бабушку забрали в больницу, а сама Аня сидела на крыльце, не зная, чего ожидать. Иногда невыносимо тоскливо. Иногда зло… Но каждый раз все заканчивалось смирением. И с каждым днем становилось все легче. Особенно, когда мысли сами по себе стали, будто бокалы, доверху заполняться мыслями о Высоцкому.

Вот только бабушке не о ком было так думать. И дом этот для нее значил куда больше.

Поэтому Аня стояла во дворе, изо всех сил прислушиваясь, чувствуя дрожь в руках и молясь, чтобы любимой бабушке тоже потихоньку становилось легче. Она знала — разом боль не уберешь. Но пусть постепенно… День ото дня…

Когда Зинаида вышла — глаза были красными, а вот губы — белыми. Она увидела испуг во внучкиных глазах, спустилась по ступенькам уже не своего дома, провела прохладной рукой по бархатистой щеке…

— Все хорошо? — улыбнулась мягко, как бы отвечая на заданный Аней аккуратный вопрос, потом кивнула.

— Хорошо, ребенок. Хорошо…

Конечно, Зинаида лукавила. Аня даже представить не пыталась, насколько сложно сейчас бабушке, но так гордилась тем достоинством, с которым она переносит самое настоящее горе…

— Мы не виноваты, ба… И дедушка… Он… — Аня попыталась утешить бабушку, как могла. Та же мотнула головой из стороны в сторону, на пару секунд прикрывая глаза.

— Дедушка здесь. А это стены… — Зинаида прижала кулак к груди, произнесла тихо, глядя на внучку. Обе знали, что это не просто «стены», но обе же синхронно кивнули. Потому что выбора теперь нет. Только дорожить памятью о дедушке уже в других стенах. И поддерживать друг друга в них же…

После посещения дома они поехали дальше — за черту города в сторону санатория в хвойном лесу.

И пусть Зинаида опасалась, что царящая в салоне тишина будет давящей, но оказалось, что все они в ней сейчас нуждались.

Высоцкий наверняка думал о чем-то своем. Строил планы или может даже дома у себя в голове. Аня металась мыслями от жгущего стыда до дерзкой смелости. Зинаида… Вспоминала и смирялась.

Благодаря педантичности, точности и умению решать вопросы быстро Высоцкому заселение произошло быстро, без сучка и задоринки.

Сам благодетель не выразил особого интереса ни касательно изучения номера, ни перечня бесплатных и платных услуг, которые будут предоставлены. Просто заполнил форму оплаты на себя, уточнил у самой Зинаиды — устраивают ли условия ее, выдал еще несколько незначительных фраз, а потом привычно оставил бабушку с внучкой наедине, сообщив, что ждать будет… Конечно же, в машине.

И пусть Аня понимала, что порядочным внучкам, пожалуй, стоило бы задержаться, помочь бабушке разложить вещи, а заодно попытаться ее приободрить, но попыткам Зинаиды отправить ее восвояси сопротивлялась откровенно вяло.

— У меня здесь телевизор, Нют. Я включу сейчас, отдохну немного, вещи разложу, а потом к врачу. На три назначено. А ты беги. Беги, ребенок. Корней Владимирович наверняка хотел бы побыстрее в город вернуться. Работа у человека. Да и ты… Пары ведь…

Аргументы Зинаиды, конечно же, были весомыми… Но Аня легко от них отмахнулась бы при других обстоятельствах. Только не сейчас.