Пилюля (СИ) - Алексеев Александр - Страница 6

– Так точно.

Николай, довольный что САМ запомнил его имя-фамилию, быстро сделал пометку в блокноте.

Сталин, подтягивая к себе телефон:

– Что-то ещё… Юрий?

– Направления по амуниции нужны в спортруководство и на заводы.

– Скажешь секретарю. Он оформит. Завтра утром заберёшь. Всё. Свободны.

Изотов лихо щелкнул каблуками и развернулся. Я тоже попробовал. Не получилось.

Секретарь, записав всё сказанное мной, качнув головой с улыбкой сказал:

– А Вас медсестра из госпиталя искала. Сказала Вам рецепт нужно у врача забрать.

– Понятно, – говорю, – Разрешите идти?

На улице чуть не сбила толпа пацанов. Свистят, кричат в подворотни "Наших бьют". Растянувшееся змейка зашуршала в сторону пустыря, откуда доносились крики и ругань. Купив в магазине зубной порошок, подхожу к госпиталю.

Госпиталь. Кабинет главврача.

Я начинаю: – Михаил Петрович, сегодня из госпиталя звонили в приёмную Сталина.

Из рук доктора выпадает перьевая ручка, ставя кляксу на бумагу.

– Василия Иосифовича Сталина, – спешу я поправиться, – просили за моим рецептом ко врачу зайти.

Вздохнув, Михаил Петрович достаёт платок и протирает запотевшие линзы очков.

– Ну, вот ведь выдумщица какая… (качает головой ухмыляясь). Рецепт значит. Запоминайте. Это знаете ли тоже один из методов лечения. Морская рыба, печень, почки, капуста, яйца, молоко, курица – всё это нужно включить в рацион питания. У Бориса Моисеевича получите пузырёк с пилюлями хлорид тиамина.

И здесь пилюли.

А повеселевший дедок продолжает:

– А чтобы в следующий раз было куда рецепт передать… (врач уже почти хохочет) укажите номер дома. А то улицу записали в карточке, а номера дома нет. Вот, чертовка… Сталину позвонила.

До меня дошло, чьи это проделки. Ну, держись, Пилюля.

Но, пока шёл из госпиталя, успокоился подумав: "Чего на неё обижаться? Просто озабоченная дура. Она кому-то доставит кучу проблем. Но, этим дурнем буду не я."

Что-то бегают все впереди. Дым. Э, да это – пожар.

Подхожу ближе. Из нескольких разбитых окон первого этажа валит густой сизый дым. Цепочка людей от колонки передаёт обледенелое ведро. Вдруг стук в стекло. Поднимаю голову. В окне второго этажа девочка лет пяти с малышом на руках что-то кричит барабаня маленьким кулачком.

Оглядываюсь. Ни доски, ни лестницы. Задохнутся ведь.

Подходит толпа ребят в ремесленных шинелях.

– Парни, – прошу их, – гимнастическую пирамиду видели? (кивают) Давайте быстрей (показываю на уже переставшую стучать девочку).

Со второго раза удалость залезть. С размаху разбил стекло. Выволок с подоконника визжащего малыша. Кинул его вниз в протянутые руки. Размазывая сажу на лице девочка просила:

– Там папа… Пьяный спит на кровати… Спасите его. Спасите…

Тут что-то внутри рвануло. Наверное, керосин. Подпрыгнув, ухватил девочку двумя руками и потянул вниз. Нам не дали упасть. Подхватили.

Пожал руки парням. Подобрал раздавленную коробку зубного порошка, и пошёл в общагу.

Ночью приснилась медсестра. Кормила меня с ложечки, и гладила по голове. А я ей говорю:

– Вы, что охренели. Руки убрали быстро.

Приснится же такое…

11 января 1950 года.

Утром свеженький будильник звонил так, словно отрабатывал осечку своего бобровского собрата. Выбежал на зарядку, но дав кружок вокруг "Городка художников", понял, что сейчас окоченею. Как же играют в такой мороз? – успел подумать пролетая мимо тёти Клавы.

Быстро оделся. Как сайгак доскакал до штаба. Получил документы, письма. Прошёл кучу кабинетов и инстанций в разных районах Москвы. Везде отметился и встал на учёт. Какое же красивое у нас метро. Новенькие станции Кольцевой линии. Люди ходят по станциям, рассматривают красоту. Вот это я понимаю "всё для народа".

Купил картошки с надеждой на починку примуса. С транспортёра в авоську пять кэгэ насыпал. Неопытный пользователь. Кнопку "Стоп" нужно быстрее и сильнее жать и отпускать, а не щёлкать клювом.

Захожу, а тётя Клава с порога:

– А у тебя гости! – и щуриться как-будто сквозь меня хочет что-то увидеть.

Изотов, наверное про легенду пришёл рассказывать. А пузыря то нету. Ну, чайку попьём.

Картина маслом. Сидит за столом. Ручки сложила как отличница. В голове у меня одни матерные слова. Захожу. Ставлю авоську на пол.

Откуда адрес узнала? Снова в штаб звонила?

Молчим. Тут Анечка начинает:

– А я вот подумала, что мы не успели… – ласково так прям как Лиса-Алиса Буратино.

– Чего мы не успели? – рычу я как Карабас-Барабас.

Она видит, что не сработало, заходит с другой стороны. Хлюпая носом, трёт глаза ладонями и со слезами говорит, глядя мне в лицо:

– Что, Харий? Вот так вот на мороз выгонишь и даже чаем не угостишь? А у меня именины сегодня. День Анны. – и реально так слезы из глаз посыпались.

Я включил заднюю. Типа, чай попьём и до свидания. И, вообще, я не Харий, а Юрий. А то было для отвода глаз.

– Так ты, Юрочка, – разведчик? А у нас в госпитале один лежал. Тоже – разведчик…

И понеслось…

Наивный. Не, не так. НАИВНЫЙ. Я и не понял как мы с ней в койке очутились. У меня, наверное, было помутнение рассудка. И вот, очухавшись, я навис над ней в полном охренении.

– Юрочка. ну ты чего. Я уже больше не могу ждать!

Не можешь? Ну, вот я тебя сейчас замучаю – как Пол Пот Кампучию.

Лежу, как Стаханов после рекорда. Подруга ходит вся светится. А меня, старого человека, душит стыд. Она так орала, она так стонала. (Пропущено 28 матерных слов, не красящих героя). Думаю даже тётя Клава, что слышала на своём посту много-чего подобного. Даже она, наверное, охренела от такой непосредственности, не говоря уж о мужском населении общаги. А я вообщем то ничего такого не делал. Просто хотел грубо вдолбить её в сетку кровати. А так – ничего. Думал, обидится, соберёт вещи, уйдёт. Щаз. Вскочила, картошку начистила. Керосинку прочистила шпилькой. Сковороду у соседских мужиков выпросила. Ей там, даже чай предлагали (через стенку оказывается всё чётко слышно, бедные мужики). Охренеть. Чувствую себя героем анекдота. Муж пьяный пришёл, а жена ругаться. А он повалил её на пол и зверски (как он думал) поимел. Утром просыпается. Башка трещит. А тут жена на подносе завтрак в постель принесла. И сто грамм. Мужик спрашивает: "Ты это чего?" А она в ответ: "Ты со мной по-человечески и я с тобой по-человечески."

– Юрочка, ужин остывает.

Блин, Юрочка.

Вечером на этаже справляли день рожденья. Лейтенант Лёва Дёмин проставился. Нас тоже позвали. Я думаю из-за Ани. Летуны на неё смотрят как на богиню. А как по мне так обычная девчонка. Красивая, смешливая, как и большинство молодых. Я в подарок Лёве альбом для почтовых марок подарил. Валялся в чемодане. А так может поможет летёхе филателией заняться.

– Фили… Что?

– Филателией. Ну, марки почтовые собирать. – объясню я уже датому парню.

12 января 1950 года.

Вчера, как Аню проводил, чуть в коридоре с соседями не подрался. Они мне за неё хотели пасть порвать, если я ещё раз такую золотую девушку обижу. Я был не согласен с её нумизматической ценностью за что чуть было не подвергся процедуре линчевания. Причём всем вторым этажом. Спасла тётя Клава, сказавшая, что если не разойдёмся, вызовет милицию. Мне такие катаклизмы на фиг не нужны.

Ночью снова думал зачем я здесь. Наверное, из-за моих слов о помощи и спасении. Видимо цель новой жизни я сам себе поставил. А сейчас мне нужно тихо вживаться и подниматься наверх. А тут порнуха с бытовухой. Кошмар.

Утром дал два круга вокруг Художников. Вроде не так холодно. Поехал с письмами к Валентину Александровичу Гранаткину в Спорткомитет Московской области. У него совещание. Отсидел часок в приёмной. Захожу. Представляюсь:

– Жаров Юрий. Помощник тренера хоккейного клуба ВВС. С предложением от Василия Иосифовича Сталина.