Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина - Страница 161

С этими словами она приникла губами к блюду и сделала пару долгих глотков, а после передала блюдо Чензиру. Похоже, это не так страшно, как кажется. Если один раз выпить крови животного, ничего плохого не случится.

После Чензира настала очередь Леона, но он не был настолько стоек, как сахирдинцы. После первого глотка он закашлялся, согнулся пополам и еле выпрямился.

– Нет уж, спасибо, пейте эту бурду сами.

– Лео, – попыталась я уговорить его, – ну пересиль себя. Нам ведь больше нечего пить.

– Лучше концентрированный рассол, чем это. Сама попробуй и поймёшь.

Я и попробовала. Это было ужасно. Казалось, всё нутро сейчас вывернет наизнанку. К нескончаемой мигрени прибавилась еще и боль в желудке. Леон прав, лучше рассол, чем загустевшая кровь мертвого животного.

Шанти выпил свою порцию молча, без надрыва, но и без радости. А потом он принялся звать Гро. Пёс выбежал из-за бархана, весь перемазанный кровью. Всё ясно, он решил растерзать никому ненужную тушу и набить брюхо верблюжьим мясом. Истинный плотоядный хищник. Шанти предложил ему недопитую кровью, а Гро понюхал её и принялся лакать, пока блюдо не опустело. Ну, хоть кому-то это угощение пришлось по вкусу.

После столь специфического возлияния есть уже никому не хотелось. Леон уговорил меня открыть консервированные оливки, чтобы запить отвратительное кровавое послевкусие рассолом, но банка оказалась вздутой, а сами оливки с рассолом безнадёжно испорченными – в отличие от армейских консервов они не выдержали жару и лишили нас с Леоном надежды на спасительное питие.

Ночной переход через пустыню снова ознаменовался иллюминацией вдоль горизонта. Молнии сверкали все ближе, но все так же беззвучно. Что за странное небесное явление? И почему гроза случается только ночью и строго над одним и тем же местом?

С наступлением рассвета пал еще один наш верблюд. И снова мы давились загустевшей кровью, снова пировал Гро. Но на сей раз Шанти с Иризи решили навялить несколько кусков мяса под знойным солнцем, пока мы все спим. Вернее, уснуть под навесом мало у кого получилось. Боли в желудке, раскалывающаяся голова, невнятное волнение – вот что не давало мне закрыть глаза и уснуть.

На закате, еле переставляя ноги, мужчины принялись распределять груз между пока еще живыми, но уже не такими сильными верблюдами. Пришлось кинуть в песок половину бесполезных шестов для каркаса и лишние ковры. Вслед за ними полетел на песок один опустевший сундук и мой увесистый штатив – не жалко. Жалко только Леона. Он совсем плох, все лежит под навесом, тихо постанывает и не хочет открывать глаза.

– Лео, – проведя ладонью по его лбу, сказала я, – ну вставай. Надо ехать дальше.

– Куда ехать? Зачем?

За ответами на эти вопросы я, пошатываясь, подошла к Шанти, что сидел в тени бархана, опершись о пустой сундук . Выглядел он неважно: губы потрескались и посинели, взгляд помутнел и стал каким-то рассеянным и блуждающим. Я и сама, наверное, сейчас выглядела не лучше. Мысли мои путались, и мне стоило немалых усилий, чтобы вспомнить, зачем же я подошла к Шанти.

– Ты плохо выглядишь, – первым делом сказала я.

– А ты как всегда прекрасна, златовласая госпожа, – вяло улыбнулся он.

– Обманщик, – только и оставалось сказать мне. – Лучше скажи, что нас ждет завтра.

Шанти долго молчал, глядя пустыми глазами вдаль, но все же ответил:

– Завтра у нас будет вода. Надо только немного потерпеть.

Бодрый и сытый Гро с озабоченным видом тыкался носом в плечо хозяина, но тот даже не реагировал на его прикосновения.

– Шанти, откуда завтра у нас возьмется вода?

– Мы не умрем, – начал пространно вещать он, – не здесь. Значит, мы найдем воду. Обязательно найдём...

О нет, кажется, он бредит. Всё очень плохо.

– Зачем ты слушаешь его, госпожа, – неожиданно услышала я за спиной голос Чензира, что нетвердой походкой шёл мимо лежащих верблюдов. – Северная кровь отнимает силу у всех вас. С северной кровью в жилах не пройти пустыню, не вытерпеть жажду, не заснуть, когда надо вернуть растраченные силы.

Тут он выразительно глянул на спящую под навесом словно младенец Иризи и заключил:

– Вам троим, рожденным от северных отцов, долго не протянуть. Сама сарпальская земля против этого.

Какие обидные слова. Так и хочется на них возразить:

– А ты, стало быть, собрался жить в этой пустыне вечно. Ты, сын сахирдинской земли.

– Мой срок будет побольше вашего. Ненамного, но больше. Ты же не оставила мне выбора, когда пожелала ехать в Мола-Мати.

Вот как? Значит, это я не оставила, я виновата?

– Ты бы мог сбежать со своими стражами ещё на древнем кладбище, так чего теперь причитаешь?

– Не мог, – отрезал он. – Визиревы стражи верны своему слову и долгу. Мне велено быть рядом с господином Леоном, пока он не покинет сарпальскую землю, я и буду с ним. До последнего вздоха. Но, уж коль ни ему, ни тебе не суждено покинуть ни эту пустыню, ни Сарпаль, обещаю, я похороню вас так, как причитается. Я слышал, северяне закапывают своих мертвецов в землю. Что ж, песок – та же земля, так что когда придет час, я погребу вас прежде, чем ветер занесет ваши бездыханные тела песком. И полукровку погребу. Пусть он и молится старосарпальским богам, но деревьев, чтобы сжечь его, у меня нет.

Я не стала говорить ему про нефть, с помощью которой можно сжечь даже тушу верблюда. Не хочу думать о смерти. Ни о своей, ни о чужой. Хотя... А вдруг Шанти именно для собственных похорон запас целый бурдюк горючей жижи? Да нет же, он ведь так искренне верит, что впереди нас ждёт вода.

Кое-как мы собрались в дорогу. Я плохо помню, как ехала на верблюжьей спине меж двух сдувшихся и обвисших горбов. В полузабытьи я чувствовала, как меня мотает из стороны в сторону, сквозь закрытые веки видела, как впереди небо озаряют вспышки. А потом я услышала, как рядом упало что-то тяжелое. Это Леон вывалился из седла.

Пришлось остановиться. Я всеми силами пыталась привести его в чувство, но все было тщетно. Он только бессвязно шептал что-то и вяло мотал головой.

– Конец близок, – послышался за спиной голос Чензира, что лежал, укрывшись навесом и мелко дрожал. – Ещё один забитый верблюд ему уже не поможет.

– Нет, – не хотела верить я. – Лео, пожалуйста, открой глаза. Ты чего? Только не оставляй меня здесь одну, пожалуйста…

И я легла на песок рядом с ним. Всё, наш путь окончен. Хватит. Я так устала…

До самого рассвета я перебирала пальцами его отросшие волосы, что прилипли ко лбу, считала каждый вздох с выдохом и ждала – сама не знаю чего.

На рассвете с востока неожиданно повеяло прохладой – это выглянувшее из-за горизонта солнце тут же нырнуло за пролетающее мимо пухлое облако. Свинцовые тучи у горизонта – теперь они были в нескольких километрах от нас, но ни одна из них так и не пролилась потоками дождя.

И тут я услышала дивную песнь – звонкую и задорную. Это не была мелодия флейты или шелест песка. Это пела птица. Маленькая птичка, что кружила над нашими головами и радостно чирикала.

– Птаха, – завороженно произнесла Иризи, выглянув из-под полотнища навеса. – Вестник жизни.

Она права – к нам прилетел настоящий вестник жизни. Если в пустыне кроме пернатых мумий встречаются и живые птицы, значит, где-то рядом есть насекомые и зернышки для их пропитания. И вода. Много воды. Озеро. Или хотя бы пруд. Я согласна даже на затхлую лужу, лишь бы не высохнуть как те мёртвые птицы между барханами. Только где теперь искать водоём?

Голосистая птаха села на наш единственный сундук и начала прыгать с места на место. Воробьиный окрас выдал в ней жаворонка – очень энергичного и полного сил.

Птичка всё скакала, выгибала крылышки, щебетала, а мы все как один следили за ней, затаив дыхание. Наконец она вспорхнула, покружила над нами и полетела на восток.

– Вода там, – услышала я слабый голос Шанти. – Надо идти.

Он попытался подняться на ноги, но покачнулся и снова осел. Кончились силы. Как я его понимаю.