Миледи и притворщик (СИ) - Ванина Антонина - Страница 178

Не в силах сдержать эмоции, я подняла лицо к хмурому небу и закричала. Это был возглас победы, торжество силы духа над чёрным колдовством.

– Эми, что с тобой? – увидела я перепуганное лицо Леона, когда он нагнал меня. – Ты чего?

– Свобода! – прокричала я. – Мы все свободны!

Кажется, теперь и он начал понимать. На востоке показались первые лучи восходящего солнца, а облака над нашими головами перестали источать зелёные вспышки и начали стремительно расплываться в стороны.

Я взяла в руки камеру и принялась снимать без удержу, как меняется пустыня. Вот яркие лучи упали на город в песках, вот его золотые колонны заиграли красками и блеском. А вот стая стервятников взмыла в небо и одной огромной тучей устремилась ввысь. Куда они летят? Что за странное облако их манит к себе? Оно так стремительно меняет очертания, из расплывшейся розовой пелены превращается в вытянутый белый прямоугольник с вертикальными полосами и прорехами… Да это же не облако! Это замок с сотнями окон и сторожевыми башнями. Так вот он какой, Небесный Дворец. Пусть через него просвечивает небо, и он парит над землёй, но ведь птицы летят прямиком к нему не просто так.

Десятки мелких вспышек по контуру призрачного видения заставили Небесный Дворец побледнеть. Он меркнул на наших глазах вместе с чёрной тучей птиц, пока не исчез вместе со стервятниками, будто растворил в свете дня без остатка.

– Вот если бы привязать тот цилиндр к одной их тех птичек, – начал понимать Леон, завороженно глядя туда, где только что закрылось окно между мирами.

– Не волнуйся, – сказала я, – Мне удалось найти другой путь в запредельный мир.

– Правда?

– Я же говорила. Молнии здесь совсем не то, чем кажутся.

– Так значит, – появилась на его устах довольная улыбка, – можно поворачивать назад? Три недели, и мы дома?

– Да, три недели, и ты будешь дома. А там тебя ждёт слава, деньги, небо и девушки.

– А ты? – немного померкла радость в его глазах. – Только не говори, что собралась остаться здесь.

– Здесь – точно нет. Но… Я вот подумала, что никогда не видела Старый Сарпаль. И персиковые сады.

Леон в напряжении покачал головой.

– Ты совсем отчаянная, Эми.

– Пусть так, но я не могу поступить иначе. Не могу себя заставить свернуть с пути, который хочу пройти до конца.

Он с минуту смотрел мне в глаза, будто хотел отыскать в них ответы на свои вопросы, а потом выдохнул и просто спросил.

– Любишь его?

Я невольно посмотрела ему за спину, туда, где Шанти с Чензиром и Иризи заканчивают вьючить верблюдов, и сказала:

– Да. И, кажется, уже очень давно.

– Ну да, я заметил, – с грустью улыбнулся Леон и отвёл глаза. – Что собираешься делать в Старом Сарпале? Растить сады? Или винодельню там устроить?

– Для начала, я хочу отдать тебе свои плёнки.

– Зачем? – насторожился Леон.

– Ты увезёшь их в Фонтелис. И отдашь издателю для проявки. А ещё ты напишешь заметки о нашем путешествии. А лучше – целую книгу. И её издадут с твоим именем на обложке и моими фотографиями в качестве иллюстраций.

– Эми, но как же твоя…

– Слава, Лео. – напомнила я ему. – Тебя ждёт слава храброго путешественника. Так что не противься своей судьбе. Дай миру шанс узнать о нашем странствии, полном опасностей и приключений. Ради всего светлого и искреннего, что когда-то было между нами.

Мне и вправду не хотелось расставаться с ним врагами. Да, я не смогла сохранить в сердце то чувство, что давно угасло. Да, его место заняла новая привязанность. Я бы никогда не пожелала Леону страданий и боли, но… Сердцу ведь не прикажешь.

Внезапно Леон протянул мне раскрытую ладонь:

– В знак нашей искренней дружбы – всё, что хочешь, Эми. Только обещай мне одно.

– Что именно?

– Если хочешь быть счастлива – обязательно будь. В конце концов, все мы ради этого и живём.

Я ответила на его рукопожатие, но не сдержалась и обняла Леона. А он обнял в ответ. Как же хорошо, что у меня теперь есть такой друг. Как тепло на душе, зная, что он просто есть.

Невольно мой взгляд упал на наш караван, а верблюды уже поднялись на ноги и двинулись в наш строну вместе с людьми и собакой. Я смотрела на Шанти, а он смотрел на меня и спину Леона. Без раздражения, без грусти, будто понимает, что здесь и сейчас заканчивается одна история, чтобы после неё началась другая. Наша с Шанти.

Внезапно Леон развернул меня вместе с собой вполоборота и тоже посмотрел в сторону Шанти, после чего сказал:

– Он, конечно, толковый малый, с ним не пропадёшь. Но если что-то пойдёт не так, садись на первое же контрабандистское судно и плыви к тромцам. Потом звони мне, и я заберу тебя хоть из Флесмера, хоть из какого другого порта. Поняла?

– Поняла, – невольно улыбнулась я и отстранилась.

– А что мне твоим родителям сказать? И издателю? И тому типу, что чуть не кинулся мне под шасси вместе со своим автомобилем?

– Тому типу ничего не говори, а остальным… – тут я задумалась и сказала, – скажи, что маркиза Мартельская готовит материалы для нового альбома. О жизни Старого Сарпаля после тромской колонизации.

Леон с пониманием кивнул.

– И как долго будешь готовить?

– Кто знает? – пожала я плечами и посмотрела на Шанти, что вплотную приблизился к нам, – может, всю оставшуюся жизнь.

Обратный путь оказался на удивление легче, чем тот, что завёл нас в сердце Мола-Мати.

Для начала мы добрались до Оазиса Слёз, где снова встретились с камалистками. Голову ненасытного сатрапа они нам больше не показывали, зато согласились обменять мой комок из спаянного золота на россыпь разменных монет. Свой улов сектантки и так собирались продать на переплавку, мне же нужны были деньги, пусть и вышедшие из оборота, зато золотые, чтобы разделить их на пятерых.

С полным бурдюком и двумя каменными вазами, в которых вода даже в дневную жару чудесным образом оставалась прохладной, мы смогли добраться до соляного города Хардамара, где нас уже и не ждали.

– Только голубые глаза вашего попутчика отвели от вас беду и демоническое наваждение, – говорили нам на рынке хардамарцы и снова выстраивались в очередь, чтобы Шанти посмотрел на них и отвёл сглаз.

В Хардамаре золото нам даже не пригодилось. Шанти заработал несколько связок сарпальских монет глядением на суеверных людей, а Иризи – гаданием по клочкам верблюжьей шерсти.

После Хардамара настало время нашей компании расходиться. Мне, Шанти и Леону – ехать к бильбарданскому порту Бехис, а Иризи и Чензиру – обратно во дворец визиря. Вот тут-то и вышла заминка.

– Чензир, – пыталась я усовестить его, – трое твоих стражей сбежали, прихватив с собой визиревы деньги и наши припасы, а ещё двое угодили в лапы демонов. Ну что тебе стоит вернуться во дворец одному и сказать, что Иризи не пережила тяжёлого похода в пустыню? Ну, или скажи, что её украл беглый страж, и теперь ты не знаешь, где она. Только не забирай её обратно. Дай ей шанс начать новую жизнь.

Чензир только покачал головой и категорично заявил:

– Женщина визиря должна вернуться к визирю. Таков закон.

– Закон? А по какому закону визирь обесчестил жрицу Лахатми и пленил её в своём дворце? По какому закону он отнял у неё право служить богине вод? Почему лишил возможности через тринадцать лет покинуть храм невинной и с богатым приданным? Почему отобрал право на мужа и детей? Этому богиня Лахатми учит своих последователей?

Чензир насупившись молчал, думая, что мне ответить, а я решила додавить его до конца:

– Видишь эту пустыню? – обвела я рукой каменистые просторы с проплешинами соли. – Когда-то здесь были пальмы, деревья, травы, цветы, реки и озёра. Когда-то в этих краях процветала Ненасытная сатрапия. Но потом её жадные правители начали брать от земли и подданных больше, чем они могли дать. За это боги и наслали тысячи кар на эти плодородные земли и обратили их в пески. Так что смотри на эту пустыню и запоминай каждый её клочок. А когда вернёшься в Альмакир, посмотри на его редкие сады и увядающие травы. Скоро их не станет, боги заберут у вас остатки плодородных земель, как ваши правители забирают у подданных их право на жизнь и продолжения рода. Боги всё видят, милость Лахатми не будет для Сахирдина вечной. Однажды она отомстит за свою поруганную служительницу, и больше ни одна дождинка не упадёт на Альмакир. Ни одна, если Иризи останется доживать свои дни во дворце и будет каждую ночь молить Лахатми об отмщении. А всё потому, что один страж однажды заупрямился и не захотел помочь Иризи бежать.