Последний демиург (СИ) - Хабарова Леока - Страница 31

Похоже, он ранен. И ранен серьёзно.

– П-платье... – выдавил князь и сморщился. – Ты могла придумать себе любой наряд, но выбрала этот.

Он протянул руку, но тут же уронил. Вереск оглядела себя и нахмурилась: розовое платье! Проклятущее розовое платье с серебристыми парчовыми вставками! Но... как же? Как же так? Минуту назад она была голой, словно новорожденный младенец, а сейчас...

Ты могла придумать любой наряд...

Что значит... "придумать"? Что же это получается? Что, чёрт побери, происходит?

– Кто ты такой? – Выпалила она. – Где мой муж?

– Я... я твой муж. – Знакомый незнакомец перевалился на спину и прикрыл глаза. – Просто я не Ладимир. И не князь.

– Объясни мне всё. – Вереск не знала, чего хочет больше: придушить этого типа, или поцеловать. – Немедленно!

– Придётся. – Ладимир скрипнул зубами и прижал ладонь к боку. Пятерня вмиг стала красной. – Другого пути, увы, нет. Да и времени совсем не осталось...

Вереск вздрогнула. Сколько обречённости в голосе! Так мог бы говорить преступник за секунду до того, как лезвие топора коснётся шеи. Или капитан, решивший пойти ко дну вместе с кораблём.

– Помнишь, мы говорили о той сказке? – едва слышно спросил князь и кашлянул. На губах выступила алая пена.

– О везучем пастушонке? – Вереск разорвала рубашку на его груди и хмуро уставилась на рану. Весь левый бок превратился в сплошной синяк. Местами кожа почернела, а кровь выходила толчками, заливая траву. Нехорошо. Ох, как нехорошо! – Помню. – Она легонько шлёпнула мужа по небритой щеке. – Глаза открой.

– Ты должна знать... должна... – Ладимир снова зашёлся кашлем. Не мудрствуя лукаво, Вереск стянула нижнюю юбку и принялась рвать на полосы. – Я не князь. Я... демиург...

– Деми... что?

– Демиург.

– Этот титул неведом мне. – Она прижала ткань к ране: надо хотя бы попытаться остановить кровь! – Придумать бы, как до замка добраться.

– Замка больше нет, Вереск. – Он шумно выдохнул. – Ничего нет. А демиург – это... Это не титул. Демиург – это создатель миров.

– У тебя начинается горячка, – сказала она мягко и коснулась пылающего лба. – Ты бредишь.

– А ты? – Ладимир ухватил её руку. – А ты не бредишь? Или не тебя голую только что пытался проглотить монстр? Нет? Посмотри вокруг, Вереск! – Глаза князя лихорадочно блестели. – Посмотри! Весь этот мир... Всё в нём, от и до – создал я. Придумал и создал. Всё здесь – лишь отражение моих фантазий. Всё здесь – часть моей души. Даже бедняга Аван! Даже чёртов кракен!

Вереск нервно сглотнула, ощущая, как по спине струится холодный пот.

И кто из нас безумен? Я, или он? Или оба?

– Я из другого мира, Вереск. Ты веришь мне?

– Нет.

– Плевать! – князя трясло всё сильнее. Кровь ни в какую не желала останавливаться, и на зелёной траве образовалась красная лужа. – Придётся... Тебе придётся поверить. Иначе нельзя.

– Что... что это за мир?

– Мир, в котором больше не осталось света... – прохрипел Ладимир. – Там больше не осталось света. Свеча... моя свеча почти угасла...

Он нашёл её ладонь. Легонько сжал и поднёс к губам.

– Я просто незнакомец из чужого мира, Вереск. И моё время вышло...

"Пострадает незнакомый тебе человек в чужом мире...", – скрипучий голос призрака отчётливо прозвучал в голове, и Вереск сжала кулаки. Так вот, кто жертва! Так вот чью жизнь жаждал погубить Безликий!

И наивный пылкий Аван помог монстру, разбив стеклянный шар...

– Нет! – вскрикнула она и прильнула к мужу. – Не смей умирать! Не вздумай! Не вздумай!

– Всё будет хорошо, – едва слышно прошептал князь, и Вереск поняла: хорошо уже не будет. Никогда. – Я сумею спасти тебя, слышишь? Тебя и маленького.

– Так ты... знаешь? – охнула она. – Откуда?

– Ты – моя самая светлая грёза в мире, полном теней, – вымученно улыбнулся Ладимир. – Я хочу, чтобы ты знала... Твой голос... Я слышу его сквозь мрак. Всегда. Каждый день. Даже когда тебя нет рядом, любимая...

– Ч-что?

– Неважно. – Князь зажмурился и сжал зубы.

Ему больно, – сообразила Вереск. – Очень. Очень больно. Больно так, что нет сил терпеть.

– С-слушай меня... – выдавил он. – Слушай внимательно. Оно пожирает мир, но тебя ему не достать. Я... создам убежище. Ребята помогут... помогут тебе. Но ты должна обещать... Обещать...

– Что? – Слёзы катились по щекам солёным градом. Дышать стало трудно, а сердце рвалось на части. – Что обещать?

– Обещай, что не будешь искать меня. Искать и пытаться спасти. – Князь вдруг оттолкнул её. Не грубо, но настойчиво. – Прощай, Вереск.

Что? Что это?

Вереск не успела сообразить, что произошло. За спиной разверзлась дыра. Чудовищная дыра прямо посреди вересковой пасторали. Реальность лопнула, образовывая воронку. И воронка эта ширилась с каждым мгновением...

– Нет! – закричала Вереск, тщетно пытаясь ухватиться за мужа. – Нет!

– Я всегда буду любить тебя. – Ладимир отстранился, и воронка втянула её в себя. Перед глазами мелькнуло месиво розовых и лазурных красок, бледное лицо князя и пушистые громадины облаков.

Я всегда буду любить тебя...

Глава тридцать четвёртая

Шлюп плыл сквозь туман. Не видно было ни воды, ни неба, ни звёзд. Ничего. На носу покачивался фонарь. Его неяркий жёлтый свет выхватывал из серой мглы хмурые сосредоточенные лица с резкими, будто высеченными из камня, чертами. Противно скрипели уключины. Старик Боцман и гнусавый Штурман неутомимо работали вёслами. Раз-два. Раз-два. Раз-два...

– Долго ещё? – Вереск зябко поёжилась, кутаясь в изношенный, пропахший табаком и морем сюртук.

– Не от нас зависит, – буркнул Штурман и смачно плюнул за борт.

Вереск тяжело вздохнула. А от кого? От кого зависит? – хотела спросить она, но промолчала.

Свинцовый липкий сумрак становился всё плотнее. Порой казалось, что где-то там, далеко-далеко, в непроглядном седом мареве мелькают очертания островов и замков. Но лодка двигалась вперёд дальше и дальше, а земля так и не появлялась. Иногда Вереск слышала стоны, а иной раз даже крики. Непонятные, странные слова, сказанные тревожным шёпотом, приглушённые разговоры, всхлипы...

– Кто это? – спросила она Боцмана, когда звук раздался совсем рядом.

– Осколки, – ответил старик. – То, что осталось от тех несчастных, которых проглотила Тварь.

Тварь... Вереск передёрнула плечами, вспоминая безликого монстра с дюжиной длиннющих полупрозрачных рук и огромной зубастой пастью посреди живота.

– Она собиралась сожрать меня, – прошептала Вереск, слепо пялясь в туман.

– Она собиралась сожрать нас всех. – Боцман бросил хмурый взгляд на Штурмана, но тот и бровью не повёл: – И не раз. Такова её природа.

– Кто она?

– У Твари нет имени. – Боцман с усилием навалился на весло. Он устал, и Вереск это видела. – Только суть. А суть её в забвении.

– В забвении? – Слова старого моряка ставили в тупик: от такого объяснения вопросы множились, словно чумные бубны в разгар эпидемии.

– Чего ж тут непонятного? – прогнусавил Штурман. – Всякий раз, когда рождается демиург, вместе с ним в мир приходит Забвение. Оно как тень: его не убить, не прогнать, да и вообще никак не избавиться. Только под контроль взять можно.

– Капитан своё в цепи заковывал, – многозначительно напомнил Боцман.

– Ну и что это дало? – фыркнул Штурман. – Тварь так разожралась, что проглотила Мейду, как цапля жабу! Её уже ничто не удержит. Ладимир проиграл, признай это наконец!

Он бросил весло и хмуро уставился на Боцмана. Тот сразу прекратил грести, извлёк из-за пазухи кисет и принялся неторопливо набивать ароматным табаком видавшую виды трубку.

– Но мы ещё живы, не так ли?

– Разве это жизнь? – насупился Штурман. – В этом мире у нас даже имён нет!

– Не драматизируй. – Боцман вытащил огниво и черканул кресалом о кремень, высекая искру. – Вечно ты сгущаешь краски...